Вне закона, стр. 47
Увидев Линмауса, всадник остановил мула и поднял в приветствии руку. Ларри, досадуя, что почти на самом въезде в Крукт-Хорн он наткнулся на незнакомца, тоже остановился и поднял руку. Эта встреча на пустынной улице города показалась ему дурным предзнаменованием. Хорошо еще, что стояла темная ночь и его трудно было узнать.
— Как дела, незнакомец? — спросил Линмаус встречного.
— А мы, сеньор, разве с вами не знакомы?
И тут Ларри узнал голос брата Хуана.
— Ты что здесь делаешь? Неужели меня ждешь? — удивился он.
— Да, — признался францисканец.
— И знал, что я поеду этой дорогой?
— Да.
— Как? Ведь я сам только в последний момент выбрал ее.
— Нетрудно было догадаться, что ты поедешь самым сложным и опасным для тебя путем. Посты выставлены в каждом закоулке. Кроме меня, никому не смогло прийти в голову, что ты можешь оказаться на центральной улице. Такое под стать только безумцу.
— Ты что, брат Хуан, считаешь меня безумцем?
— Нет, просто знал, что ты сейчас в отчаянии и способен на что угодно. Поэтому я выбрал самую темную часть города и стал тебя ждать.
— Зачем?
— Да так, хотел с тобой немного поболтать.
— Отлично! — улыбнулся Линмаус. — Говорить с тобой я готов часами, а уж пять минут тем более. Так что ты хотел мне сказать?
— Что авантюра твоя опасная. Хотя ты и сам это знаешь.
— Догадаться нетрудно, брат Хуан. Но не думаю, что ты искал со мной встречи, чтобы сказать только это.
— Конечно нет. Хотел назвать имена тех, кто охраняет тюрьму.
— И кто же они?
— Это Кресс, Дин, Счастливчик Джо, Огден и Гаррисон Райли.
— О них я уже слышал.
— Но с ними еще шериф и новый надзиратель.
— Итого семеро, — подытожил Линмаус.
— Да, семеро хорошо вооруженных людей. Теперь тюрьма выглядит как неприступная крепость. У них револьверы, обычные и короткоствольные винтовки, помповые ружья и боевые карабины. Экипированы на славу. С таким оружием можно отбить атаку целого эскадрона.
— Хуан, а ты был внутри?
— Был.
— Как пробраться в тюрьму?
— В здание можно проникнуть через окна. В стене их два. В подвальном помещении тоже есть окошко и дверь. Кроме того, на чердаке дверца и два маленьких оконца, но человек в них свободно пролезет.
— А теперь скажи, Хуан, они охраняют Тома Дэниельса или же всю тюрьму?
— Что ты имеешь в виду?
— К Тому приставлены люди или же охрана только снаружи?
— Нет, сеньор Линмаус, только в местах возможного проникновения.
— Ха! — радостно воскликнул Ларри. — Бог мой, тогда у меня есть хоть маленький шанс. Так, значит, они караулят снаружи?
— Точно.
— Охраняют шесть окон и двери, а центральный вход не в счет?
— Да.
— Получается, для охраны требуется шесть человек?
— Выходит так.
— И только один из них свободен?
— Правильно, сеньор. Но проникнуть в небольшое здание, которое караулят семеро вооруженных до зубов…
— Так, братец, двое охраняют подвал, двое — чердачные окна и дверь, один прогуливается вокруг тюрьмы. Это значит, что у входной двери одновременно может находиться не более трех человек.
— Скорее всего, именно так. Но с такой охраной пробиваться в тюрьму отсоветует даже малый ребенок.
— А если я использую для этого всю свою сноровку, а может, и оружие?
— Ты что, сеньор, собираешься просочиться сквозь толстые тюремные стены?
— Пока еще нет. Просто думаю, что предпринять. Это все, что ты намеревался мне сказать, Хуан?
— Нет, но вижу, что продолжать с тобой разговор просто бессмысленно. Ни переубедить, ни остановить тебя я все равно не смогу.
— Нет, Хуан, не сможешь.
— Тогда хоть ниспошлю на тебя благословение Божье.
— Да о чем ты говоришь? Какое благословение? Мы же с тобой, Хуан, разных вер исповедания.
— Ну и что? — удивился монах. — Зато мы делаем одно дело,
— И какое же?
— Мы пытаемся нести людям добро.
Линмаус засмеялся, но негромко.
— Хуан, это я-то пытаюсь нести людям добро?
— Да, ты. Ты стараешься спасти друга и защитить свою честь. Но кажется, для этих целей ты выбрал не тот путь. Ты встал на путь самоубийцы. Боюсь, ты ничего не добьешься, а только погубишь себя. Так дай же мне перед твоим концом хоть немного тебя утешить.
— Хорошо, Хуан, — согласился Линмаус. — И как же ты собираешься меня утешать?
— Знаешь, в Лос-Вердесе живет одна семья: муж, жена и пятеро детей. Год назад глава этого большого семейства упал с лошади и сильно разбился. С тех пор работать он не может и отчаяние совсем доконало его. Его дети голодают, а жена обезумела от горя. Так вот, теперь он спокоен — дети накормлены, а будущее уже не кажется ему таким беспросветным. И эта уверенность придает ему силы.
— Ну и что из этого?
— Так это все благодаря тебе, сеньор!
— А-а, моим деньгам?
— Да. Семеро душ молятся за тебя, хотя они даже имени твоего не знают.
— Хуан, я очень рад это слышать, — взволнованно проговорил Линмаус, удивляясь неожиданно нахлынувшим на него чувствам.
— Но это еще не все, — продолжил францисканец. — Менее чем в трех милях от Крукт-Хорна живет старик, шестьдесят лет проработавший в поте лица. Теперь он слаб здоровьем и работать не в состоянии. Но он слишком горд, чтобы просить милостыню. Так вот, сеньор, и этого немощного тоже спасли твои пожертвования.
— Ты имеешь в виду старого Сэма Роджерса?
— Да, его.
— Но, брат Хуан, он же протестант, — удивился Линмаус.
— Протестанты, — промолвил монах, и Ларри, несмотря на ночную мглу, увидел на его губах улыбку, — так же как и самые благочестивые католики, могут страдать от голода. Но и это еще не все. Десятилетний мальчик-горбун с искривленными ногами, на лечение которого не было денег, теперь сидит с матерью в поезде. Они едут в Нью-Йорк, где известный хирург сделает мальчику операцию. Уверен, его мать и сейчас утирает слезы и благодарит незнакомца, который ей помог.
— Ей незачем меня благодарить, — буркнул Линмаус. — Я отдал эти деньги не из-за любви к ближнему, не из-за сострадания и вовсе не потому, что хотел сделать людям добро, а потому, что они жгли мне руки.
— Что бы ни побудило тебя на этот благородный поступок, ты все равно должен знать, что сделал людей счастливыми.
— Но в том не моя, а твоя заслуга, — возразил Ларри. — Считай, что те деньги ты подобрал на пыльной дороге.
— Позволь мне рассказать и о других, кому ты также помог, — продолжил монах. — В маленькой покосившейся хижине…
— Хватит об этом! — остановил его Линмаус.
Брат Хуан пришпорил Алисию, подъехал к нему ближе и коснулся его руки.
— О, сын мой, — произнес он, — сколько хороших и добрых дел ты сделал! А сколько еще света смог бы принести людям! Вместо того чтобы принять смерть в оконном проеме тюрьмы, последуй за мной, и я тебе покажу, как умереть достойно твоему громкому имени. Ты встретишь такую опасность, перед которой бессильно самое грозное оружие, испытаешь такие острые ощущения, которых не испытывали ни скалолазы, ни грабители, ни даже идущие на смерть солдаты. Пойми же, в Крукт-Хорне много мест, где можно вырыть могилу, но он совсем не стоит того, чтобы в нем умереть!
В знак благодарности Ларри крепко сжал руку монаха:
— Хуан, еще пара минут, и ты меня уговоришь. Давай лучше распрощаемся.
— Что ж, тогда до свидания. Да будет милостив к тебе Господь! — отозвался францисканец и смолк.
Линмаус выпустил руку сидевшего на муле монаха и медленно поехал по улице, ведущей в центральную часть городка.
Глава 38
ПРИЧУДЫ СУДЬБЫ
Чтобы не рисковать, Линмаус решил действовать обдуманно, без спешки. Только так он. мог добраться до здания тюрьмы незамеченным. От града пуль его не спасла бы даже такая быстроногая лошадь, как Фортуна.
Она шла под седоком то медленной иноходью, то четким, выверенным шагом. Однако большую часть пути преодолевала рысцой, которую так любят лошади в западных штатах Америки. Но Фортуна была хороша в любой поступи, и Ларри на мгновение даже пожалел, что в этот момент ее никто не видит. Он верил в свою лошадь и знал, что, если ему удастся освободить Тома, она выдержит тяжелую ношу и умчит их обоих в безопасное место.