Вне закона, стр. 24

Линмаус был начеку. Упершись правой ногой в стену коридора, а левой рукой крепко взявшись за дверную ручку, Ларри, не дыша, дожидался, когда надзиратель окажется совсем рядом. И тогда с силой распахнул дверь! Раздался громкий удар. Смуглое лицо охранника сморщилось от боли, но он не издал ни звука.

В минуту внезапной опасности трус пасует, а смелый идет в наступление. Этот человек оказался храбрым малым. Несмотря на сильнейший удар, нашел в себе силы не выронить из рук карабина и попытался направить его прямо в лицо бандита.

Но явно запоздал — Линмаус успел занести сжатую в кулак руку и, вложив в нее всю свою силу, ударить его в скулу. Голова надзирателя откинулась назад, потом упала на грудь. Он отшатнулся от двери, и Линмаус ловко подхватил выпавший из его рук карабин.

Ларри был готов нанести сокрушительный удар противнику, но вовремя одумался. Убийство только усугубило бы его и без того сложное положение. Охранник, однако, не упал, не закричал, просто уставился осоловевшими глазами на парня, а потом двинулся на него. Но, наткнувшись грудью на ствол карабина, который выставил перед собой Линмаус, остановился. Вид грозного оружия привел его в чувство. Глаза тут же просветлели, и он промычал:

— Твоя взяла!

— Подними руки и иди вон в тот угол. И держись подальше от окна! — приказал Ларри.

Держа карабин под мышкой, точно так же, как шериф в момент его ареста, Линмаус левой рукой захлопнул за собой дверь и, подталкивая надзирателя стволом карабина, повел его в угол.

Охранник, водя по комнате глазами, не знал, что предпринять. Карабин в руках бандита не оставлял ему никакого шанса на успех.

— Как же тебе удалось выбраться из камеры, Линмаус? — удивленно спросил надзиратель. — На ней же стальная решетка!

Ларри вспомнил о пилке, которую он убрал в карман пиджака, и не смог сдержать улыбки.

— Стальная решетка невиновным людям не помеха, — хмыкнул он.

— Да пошли они к черту! — выругался охранник. — Скажи мне правду. Все равно через минуту после твоего ухода я и сам пойму.

— Прутки я перегрыз зубами. Видишь, они у меня с алмазной гранью. — И в подтверждение своих слов Ларри широко улыбнулся, показывая белые зубы. Затем надежно обезопасил озадаченного надзирателя. Сделано это было с помощью пары наручников, которые висели на стене. После этого приступил к поиску.

Часть его вещей находилась на виду — котомка валялась в углу, шляпа висела на гвозде, вбитом в стену. В верхнем ящике стола он нашел остальное: оружие и кобуры с портупеей. Вернув все у него отобранное, Ларри почувствовал себя более уверенно.

— Да, — произнес охранник, который, казалось, уже не испытывал ненависти к заключенному, — итак, ты смываешься. Кому-кому, а нам следовало бы знать, что такого, как ты, нельзя держать в нашей провинциальной тюрьме. Теперь ты снова как орел готов расправить крылья! — Надзиратель кивком указал на револьвер, который Ларри в тот момент вставлял в кобуру. — К рассвету будешь уже далеко, Линмаус. Или немного задержишься, чтобы отыскать свою лошадь?

— А она все еще в конюшне гостиницы? — поинтересовался Ларри.

Охранник пожал плечами и уже с другой интонацией в голосе ответил:

— А почему ты не должен вернуть ее назад? Она же твоя. Да и смотреться под другим седоком она не будет. Нет, Линмаус, там, где ты оставил свою Фортуну, ее уже нет.

— Кто ее забрал?

— А ты как думаешь?

— Шериф, наверное?

— Точно. Она уже трижды его с себя сбрасывала. Поэтому в тюрьме он этим вечером и не появился. Только поэтому, — улыбаясь, с притворным сожалением в голосе произнес надзиратель.

— И где он держит мою лошадь?

— В конюшне за своим домом. В деревянной пристройке. Хорошо еще, что шериф создал ей наилучшие условия содержания.

— А почему он забрал мою лошадь себе? Какое у него на это право?

— Не знаю, но он будет держать твою Фортуну, пока ее не продадут с аукциона. А кто будет протестовать? Таких дураков нет. Знаешь, завладев Фортуной, шериф обрадовался, как ребенок новой игрушке. Говорит, на ней любой дурак сможет выиграть скачки. А еще говорит, сев на Фортуну, почувствовал себя парящим над горами орлом. По сравнению с ней другие лошади больше чем на чаек, летающих над водой в поисках рыбы, не тянут.

Линмаус презрительно фыркнул:

— До моей Фортуны он еще не дорос! Ему подойдет лошадь и попроще, а ее я себе верну. Сможешь мне ответить на один вопрос?

— А почему бы нет? — пожал плечами охранник. — Теперь все равно. После твоего побега в этом городке мне делать будет нечего. Для жителей Крукт-Хорна я стану символом несчастья. Так почему бы мне не поделиться с тобой тем, что знаю?

— Тогда ответь, куда делись брат и сестра Дэниельс? Вернулись к себе в Джексон-Форд?

— Вернулись домой? Да зачем? Ведь Лью еще месяц не сможет ездить верхом на лошади. Нет, Черри и Том еще здесь.

— Тогда где они?

— Зачем тебе знать? Ты определенно что-то задумал.

— Я не собираюсь причинять им зла. Просто интересно.

— Об их местонахождении знают только пятеро, и я один из них, — с гордостью сообщил надзиратель. — Дело в том, что, окажись в суде, они бы неправильно себя повели. Так что шериф решил от них избавиться.

— Что значит — избавиться? Что ты мелешь?

— Говорю то, что есть. Знаешь, Цыпленок Энтони не слишком силен в юриспруденции и не очень-то следует букве закона. Он привык реально смотреть на вещи. Поймав человека, которого считает преступником, шериф делает все, чтобы того осудили. Если бы Дэниельсы появились в суде и отказались от иска, то твое дело закрыли бы, а тебя — отпустили. Вот Цыпленок и подговорил нескольких парней задержать их и поместить в доме на окраине Крукт-Хорна.

— Однако странный у вас шериф, — с горечью отметил Линмаус.

— Ну, возможно, он и неправильно поступил, но это случается с ним нечасто. Энтони всегда делает то, что считает нужным. Такой уж он человек!

— Ну, наконец мне все стало ясно. Шериф из тех, кто готов стереть в порошок любого, кто с ним не согласен.

— Может быть, и так, но во многом Цыпленок прав. Ну, возможно, в случае с тобой поступил предвзято…

— А теперь скажи, где держат Дэниельсов?

— У Тома Кинга. Знаешь этот дом?

— У старой мельницы?

— Точно.

— И сколько же человек к ним приставили?

— Э-э! — воскликнул надзиратель. — Да ты никак задумал штурмовать этот дом?

— Я этого не сказал.

— Что-то я разоткровенничался, — вдруг спохватился охранник. — Все, больше ничего не скажу. А ты неужели такой дурак, что собрался разворошить это осиное гнездо? Там же… — Не закончив фразы, он прикусил губу, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Придется мне заткнуть тебе рот, — заявил Линмаус, вынимая из ящика чистый шейный платок. — Постараюсь, чтобы ты не задохнулся.

— Да, конечно, — кивнул надзиратель. — Вставь мне кляп. Правда, когда меня здесь найдут, все пожалеют, что я не задохся.

Он спокойно смотрел на Ларри, пока тот туго завязывал ему рот.

— Начнешь вопить, углы платка попадут в горло, тогда ты точно задохнешься, — предупредил Линмаус. — Так что сиди спокойно. А теперь, дружок, пока!

Ларри высунулся в окно, бросил вниз котомку, а затем прыгнул сам.

Глава 20

У СТАРОЙ МЕЛЬНИЦЫ

Развалившаяся мельница Тома Кинга была настоящим реликтом, оставшимся с тех времен, когда стоимость перевозок груза стала настолько высока, что жителям городка оказалось выгоднее построить мельницу и наладить свое мукомольное дело. Благо уровень воды в местной речке тогда это позволял. Но постепенно в связи с удешевлением платы за перевозки и сокращением местного населения потребность в мельнице отпала, ее забросили.

Теперь Линмаусу, крадучись пробиравшемуся вдоль кустов по ночному Крукт-Хорну к дому Тома Кинга, ее полуразрушенный силуэт служил ориентиром.

В не лучшем состоянии был и жилой дом владельца мельницы с треснувшими стенами и покосившейся крышей. Хозяин этих построек появлялся в Крукт-Хорне редко. Кинг был охотником и почти все свое время проводил высоко в горах, расставляя там капканы. Вернувшись в городок, он оставался в нем недолго, а потом снова уходил в горы. Участок земли, дававший ему когда-то богатый урожай зерна, которое затем перемалывалось в муку на его же мельнице, изрядно зарос не только сорняками, но и покрылся кустарником, таким высоким, что за ним мог легко укрыться спешившийся всадник вместе со своей лошадью. Кусты росли друг от друга на достаточном расстоянии, чтобы Линмаус, крадучись, словно индеец, мог не задевать их ветвей. К дому Кинга он вышел со стороны большого амбара, из которого слышался топот копыт и шуршание сена. У двери, над которой висела лампа с накинутым на нее сомбреро, сидели двое вооруженных мужчин. Они устроились на ящиках, придвинутых к стене хозяйственной постройки. Их ружья лежали рядом. Один из них то и дело зевал.