Вне закона, стр. 19

Затем Ларри задумался о том, что с ним будет дальше в Крукт-Хорне.

Нет, надо все же остаться в этом городке. Это ясно как день. И этим всем показать, что он намерен сражаться до конца. Только что от этого приобретет? Вернет ли себе уважение горожан?

Парень снова поднял глаза на потолок и, испытывая душевную боль, принялся изучать на нем огромную трещину.

Кто-то мягкими шагами подошел к его номеру. И вскоре дверь внезапно распахнулась.

Линмаус вскочил на ноги быстрее, чем встревоженный волк, но все же опоздал — в комнате, держа в руке то, от чего зависела дальнейшая судьба Ларри, уже стоял шериф Энтони.

Под словом «судьба» в разных местах подразумеваются разные вещи, но на Диком Западе однозначно понимается — боевой карабин. Ситуация для Ларри оказалась критической: с такого близкого расстояния промахнуться было невозможно.

— Руки вверх! — скомандовал шериф.

И Линмаус поднял обе руки! Однако спокойно спросил:

— На каком основании?

Ларри отчасти был рад, что его грустные мысли оказались прерванными, пусть даже этот визит Энтони, возможно, круто изменит его судьбу. Появление шерифа вынуждало юношу хоть как-то действовать, а это лучше, чем просто лежать на кровати и думать, что делать дальше.

— Да? На каком основании? — медленно переспросил Цыпленок Энтони. Не опуская карабина, он сделал шаг по направлению к Ларри и ударом ноги с громким стуком захлопнул за собой дверь. В ответ на этот стук с улицы донесся крик ликующих голосов. — Так, значит, на каком основании? — повторил блюститель порядка. — Сначала я заберу у тебя оружие, а потом отвечу.

Приставив к груди Линмауса дуло карабина, шериф залез рукой под его пиджак, вытащил сначала один кольт, потом второй и, не сводя с Ларри глаз, бросил их на кровать. Застигнутый врасплох парень был готов вцепиться ему в глотку, и его враждебный взгляд не смог остаться незамеченным.

Отобрав основное оружие, Энтони продолжил обыск и вскоре обнаружил двуствольный укороченный пистолет, которым бывший грабитель пользовался в экстремальных случаях, и нож с длинным лезвием, достаточным, чтобы добраться до самого сердца. Они тоже были брошены на кровать.

Закончив обыск, шериф отступил от Линмауса. Собрав все конфискованное оружие, огнестрельное и холодное, в охапку, он произнес:

— А теперь вытяни руки.

Ларри безропотно подчинился. Страж порядка вынул из кармана наручники и, не сводя с лица бандита глаз, стал вслепую надевать их на него.

— Вздумаешь сопротивляться, разнесу тебя к чертовой матери! Слышишь меня? Будь ты проклят!

Но Ларри стоял спокойно и улыбался. То, что Цыпленок принял такие повышенные меры предосторожности, льстило его самолюбию. Для него это было чем-то вроде признания его исключительности, этакого комплимента. Но получать в этом мире комплименты он ни от кого не хотел, за исключением двух человек — Черри Дэниельс и монаха Хуана.

Когда наручники защелкнулись, Энтони со вздохом облегчения отошел назад. Взгляд его глаз оставался все еще настороженным и как будто удивленным, словно ему все еще не верилось, что тот, за которым он так долго охотился, наконец-то пойман.

— Ну, дело сделано, — довольно буркнул шериф.

— Теперь твое сердце бьется намного спокойнее, чем тогда, когда ты стоял в коридоре? — язвительно поинтересовался Ларри.

Цыпленок ответил с той удивительной искренностью, которую могут позволить себе только победители:

— Да. Там, за дверью, мне было чего бояться. Врываясь сюда, я думал, что налечу на пулю 45-го калибра. Но все, к счастью, обошлось.

— Хотелось бы знать, какое из старых обвинений ты собрался мне предъявить? — поинтересовался Линмаус.

— Старое обвинение? — переспросил шериф.

— Да.

— А почему оно должно быть старым?

— Тогда скажи, что же такого я успел натворить после того, как мне принесли извинения?

— А сам не догадываешься?

— Нет, не догадываюсь.

— Тогда я тебе скажу. Мало не покажется. Во-первых, ты — нарушитель спокойствия в городе, а во-вторых, ты попытался убить человека. Этого вполне достаточно, чтобы упечь тебя в тюрягу этак лет на десять!

— Я пытался убить человека?!

— А как это еще называть? — фыркнул Энтони. — Напал на Лью Дэниельса, совсем еще ребенка!

— Я на него напал?!

— Конечно! Ведь ты же стрелял в него?

Линмаус замолчал. Он понимал, что ни один его довод не убедит шерифа. Тогда решил прибегнуть к логическим рассуждениям.

— Скажи, я искал встречи с Дэниельсом, чтобы стрелять в него, или он со мной?

— А какая разница?

— Не я ли попытался избежать с ним встречи? Чтобы не столкнуться с ним в гостинице, я не стал спускаться по лестнице, а вылез в окно.

Шериф только сердито посмотрел на арестованного.

— Не Лью ли первым подбежал ко мне и позвал остальных, чтобы те увидели, как он меня будет разделывать?

— Ничего себе! Да неужели такой юнец, как Лью Дэниельс, мог тебе угрожать?

— Между прочим, ему почти столько же лет, сколько и мне.

— Нет никого, кто бы был старше тебя, Линмаус, — твердо произнес Энтони. — Никого! Ты называешь вашу дуэль честным поединком? Не так ли? Между тем ты вынудил его стреляться.

— Это был честнейший поединок из всех, в которых я участвовал. Мы стреляли по сигналу.

— Но у того парня не было ни малейшего шанса. Для него это все равно что сражаться с молнией!

— Тогда почему толпа не остановила его?

— Послушай, ты что, собираешься меня заговорить? — с удивленным видом грозно спросил шериф. — Думаешь, я освобожу тебя?

— Совсем нет. Просто хочу понять, насколько ты слеп и глуп.

— Ну, скоро поймешь! Я тебе обещаю, — гаркнул Энтони и распахнул дверь.

Гостиницу разом огласили радостные крики. Кое-кто из стоявших в коридоре злобно заулюлюкал.

— Я же стараюсь спасти тебя от гнева толпы! — лицемерно воскликнул страж порядка.

Глава 16

В ТЮРЬМУ!

Крики разъяренных людей не предвещали Линмаусу ничего хорошего. Разобрав, что они кричат, он посмотрел на Цыпленка Энтони и сказал:

— Они жаждут расправы.

— Да. Так что следуй за мной, сынок, и не вздумай что-либо предпринять.

— Следовать за тобой как ягненок на заклание? — хмыкнул Линмаус. — Никак не пойму, Цыпленок, почему тебе так не терпится засадить меня за решетку? Я же ничего плохого не совершил. Каждый из тех, кто наблюдал за нашим поединком, может подтвердить, что я всячески старался избежать встречи с Дэниельсом. Так почему всю вину ты взвалил на меня?

Шериф на мгновение задумался, но прежде, чем ответить, вставил в рот цигарку и зажег спичку.

— Я тебе скажу, — выпустив изо рта клуб табачного дыма, наконец отозвался он. — Выложу все начистоту.

— Именно этого я и хочу. Говори же!

— Все дело в том, что я призван бороться с карманниками, мелкими воришками и тому подобной нечистью. Мне уже удалось засадить в тюрьму нескольких «медвежатников», разного рода грабителей и бандитов с большой дороги. Одним словом, таких, каким ты был все это время. Могу поклясться, что в этой толпе нет ни одного, кто бы ненавидел вооруженных парней так, как я. И объясню почему.

— А кого ты называешь вооруженным? — сухо полюбопытствовал Линмаус. — Человека, которого загнали в угол и вынудили стреляться?

— Нет, — поспешно возразил Энтони. — Того, кто сам ищет повода попалить из револьвера.

— Сам ищет повода?

— Чем ты занимался с тех пор, как перестал быть ребенком? — отреагировал шериф вопросом на вопрос. — Ты очень скоро убедился, что более меткого глаза и более твердой руки, чем у тебя, ни у кого нет.

— У каждого из нас по две руки и два глаза, — нахмурившись, заметил Ларри.

— Да, у остальных руки для того, чтобы держать плуг, а глаза, чтобы следить, не кривая ли получается борозда, — возразил Энтони, — а не для того, чтобы размахивать кольтом. Ты это все прекрасно понимаешь. Некоторые даже рождаются, чтобы только убивать и грабить. Подавляющее большинство людей и стрелять-то толком не умеет, а таких, у кого на это особый талант, один на десять тысяч. Да не тебе, Линмаус, мне об этом рассказывать!