Тропа Джексона, стр. 6

— Загони крысу в угол — она начнет кусаться, — отозвался его собеседник.

— Здесь это не подходит, — возразил маршал. — Ты можешь загнать крысу в угол — и она набросится на тебя, но не приобретет крылья и не начнет летать. Барнс мог бы встретить нас лицом к лицу с оружием в руках. Но ему и в голову бы не пришло проехать на лошади по такому стволу. Для этого требуются мозги и нервы на порядок выше.

— Может, и так, — с сомнением произнес Том. — Только вот он взял да и проехал. Сам видишь или глазам своим не веришь?

— Нет, у Барнса для этого кишка тонка, — со странным упорством продолжал стоять на своем Текс Арнольд.

— Будь по-твоему. Значит, он этого не сделал, — сухо заметил Том. — Может, ангел спустился с небес и повел его лошадь в поводу? Вот так они и перебрались.

— Том, насколько мне известно, с нервишками у тебя все в порядке, да и в седле ты держишься так, словно в нем родился, верно? — спросил маршал.

— Ну, и к чему ты клонишь? — поинтересовался тот.

— Да к тому, что ты ни за что не решился бы проехать верхом или хотя бы провести лошадь в поводу по такому мостику. Или я ошибаюсь?

— Я?! — воскликнул Том. — Да никто, кроме сумасшедшего, не решится на такое. Есть же предел, за который, как мне кажется, любой нормальный человек не должен заходить.

— Иного ответа я от тебя и не ждал, — подытожил Арнольд. — Но в том-то и дело! У Ларри Барнса есть свой предел, и из ума он пока еще не выжил. А это — за пределом того, на что он способен. И не пытайся меня убедить в обратном. Я уверен, проехаться по этому дереву — выше его возможностей.

— Против фактов не попрешь, — не сдавался Том. — На комеле отчетливо видны отпечатки подков. Это все, что я могу сказать. А я верю тому, что вижу!

Но маршал все же продолжил настаивать на своей точке зрения.

— Может, мои слова тебе кажутся смешными, — начал он, — но я остаюсь при своем мнении, которое уже высказал. Есть во всем этом что-то чертовски странное… И я хочу докопаться до сути. Только и всего! — И, помолчав, добавил: — Среди нас нет никого, кто решился бы проехаться по этому дереву. Да я бы никому и не позволил — это равносильно самоубийству. Но есть одна вещь, которую мы можем сделать. Надо спуститься ниже по руслу ручья до места, где его берега отлогие. На сегодня Ларри Барнс для нас потерян, но завтра мы его поймаем. У нас есть собаки и лошади, так что нет никаких причин, препятствующих его поимке, кроме разве того, что на его стороне фортуна. Фортуна и еще что-то еще. А вот что, я пока не понял.

Джексон услышал достаточно, да и мустанг успел малость отдышаться. Поэтому он начал медленно удаляться от укрытия, ведя за собой лошадь, принимая все меры предосторожности, следя, чтобы обломок ствола дерева постоянно скрывал его от глаз людей из отряда шерифа.

Он не спешил, потому что знал, что им придется далеко спуститься вниз по ручью, чтобы найти место, где можно перебраться на другой берег без риска. Однако тревожные мысли его не покидали. Чтобы увести преследователей от Барнса — а тот вымотан до такой степени, что в ближайшие двадцать четыре часа вряд ли сможет прийти в себя, — ему придется пользоваться лошадью, доставшейся от этого изгоя. И измученный мустанг — единственный в его распоряжении инструмент, с помощью которого ему предстояло решить нелегкую задачу.

Без него Джексон подвергался бы меньшей опасности, гораздо меньшей — пешком в лесу легче пробираться. Но он не мог себе этого позволить! Он был обязан не расставаться с лошадью, чтобы дать собакам возможность взять ее след. Правда, прокладывая этот след, подвергнет собственную жизнь огромному риску. Но Джексон не привык отступать. Он должен сделать все, чтобы дать мустангу немного отдохнуть, а затем заставить его двигаться дальше и во чтобы то ни стало перехитрить маршала!

А между тем дома его ждет Мэри. Нет, пожалуй, теперь уже больше не ждет. Наверняка убедила себя в страшной и неверной мысли, что жених сбежал, променяв ее любовь на возможность жить прежней вольной жизнью.

Глава 5

Некоторые мужчины в тягчайшие кризисные моменты, когда речь идет о жизни и смерти, падают духом, другие в отчаянной решимости стискивают зубы, есть и такие, которые приходят в дикую ярость. Джексон же улыбался. Его глаза блестели, голова горделиво сидела на плечах. Запах опасности, вдыхаемый им, бодрил его не меньше, чем воздух, попадающий в легкие.

Поэтому он неуклонно продвигался вперед, пока не подошел к маленькой заводи, куда и завел мустанга, заставив его стоять в ней по колено в воде. Затем пригоршнями стал плескать воду ему на круп, но понемногу, с перерывами, чтобы не переохладить ослабевшее животное.

Однако мустангу угрожало вовсе не переохлаждение. Он страдал от полного упадка сил — следствия долгого изнурительного марша. Изнеможение, казалось, пронизало его до мозга костей, да так, что, когда он выбирался на берег, у него дрожали колени. Это была конченая лошадь. И все же ей предстояло еще нести на себе всадника — другого не оставалось!

Ощутив на себе тяжесть Джексона, мустанг зашатался. Со стороны человека это было равносильно убийству, причем преднамеренному. Бедная скотина должна была умереть под ним. От одной этой мысли сердце парня болезненно сжалось.

Его приводило в отчаяние сознание того, что он обрекает беспомощную и безответную тварь на смерть. Но что делать? Если бы он мог на виду у преследователей поменять лошадь, то на таком расстоянии, как теперь, даже острый глаз Текса Арнольда не смог бы различить, он это или Ларри Барнс. И они погнались бы за ним дальше. Но смена лошади в данном случае — это не что иное, как воровство, причем в самом худшем смысле этого слова, которое только может быть на Западе, — конокрадство.

В прежние времена в каких только преступлениях — действительных и мнимых — Джексона не обвиняли! Но в этом никогда! Однако сейчас ставка оказалась слишком высока. На кон была поставлена жизнь Ларри Барнса. Поэтому парень решил, что, если только ему улыбнется удача добраться до выгонов Бена Грогена, он непременно прихватит одного из его мустангов.

Поэтому Джексон намеренно выбрался из спасительного леса и поехал на север в сторону ранчо Грогена. Выбравшись на открытое место, он вновь после долгих минут затишья услышал знакомую музыку — заунывные завывания собак где-то далеко позади.

Ехать так, словно это приятная прогулка, было почти пыткой, но только такой темп еще мог выдержать обессиленный конь. Однако даже и еле плетясь, он постоянно спотыкался и на каждом шагу дергал от боли головой.

Проехав с четверть мили, Джексон увидел первые ограждения Грогена — три витка колючей проволоки, блестевшие на полуденном солнце. Бледная дымка клубилась над ложбиной и в солнечных лучах казалась серебристой. Джесси никогда еще не видел более мирной картины, но для него сейчас это было всего лишь расстояние, которое предстояло преодолеть, о чем постоянно напоминал лай собак, доносившийся все явственней и громче.

Он достиг первой ограды и первых ворот. Спешился, открыл их, провел мустанга, затем закрыл ворота и снова сел в седло. Это был маленький выгон — каких-нибудь двести акров. В самом дальнем его углу находился небольшой табун, сгрудившийся под сенью нескольких деревьев. Лошади успели хорошенько наесться еще до полудня, однако в ожидании, когда спадет зной, стояли вялыми. В жару их никто не гонял, чтобы привести в форму.

Но тут со стороны леса кроме собачьего лая Джексон расслышал и треск ломаемых веток — его преследователи выбирались на открытое место. Он обернулся в седле и вновь улыбнулся, увидев в отдалении собак и первых всадников, самых упорных, а во главе их прямую фигуру Текса Арнольда.

Ему ничего не оставалось, как вновь повернуться к ним спиной. На данном этапе он мог рассчитывать только на удачу. Вон там в дальнем углу сгрудились почти дикие мустанги, и, если они разбегутся при его приближении, — ему крышка! Правда, к седлу было приторочено лассо, свернутое кольцами на луке, но Джексон был не очень силен во владении им. Его на удивление ловкие руки демонстрировали чудеса в гораздо более сложных вещах, однако там, где для получения необходимых навыков требовался долгий кропотливый труд, и ничего больше, он пасовал! Его неуклюжий бросок мог настичь лошадь вблизи, но не тогда, когда она находилась далеко или на полном скаку.