Ночной всадник, стр. 53

Дэн вытащил два револьвера. Один оставил себе, второй ткнул Стрэнну. Мак автоматически взял оружие.

— Сейчас, — мягко сказал Дэн, — мы вооружены одинаково. Назад, Барт!

Волк зарычал от желания вцепиться Маку в горло.

— Вот собака, в которую ты стрелял. Сначала попади в меня, потом можешь пристрелить и Барта. Если я упаду, он сразу на тебя бросится. Выкладывай свои условия; стреляй, как хочешь. Или, может, ты предпочитаешь ножи, или… — желтый огонек блеснул в глазах Барри, — врукопашную?

Печальная правда дошла до Стрэнна. Барри спас его в воде, чтобы убить на земле.

— Барри, — медленно произнес Мак, — это твоя пуля настигла Джерри, но ты мне уже отплатил. Драться больше не надо. Вот твое оружие.

И Стрэнн швырнул револьвер в грязь к ногам Дэна, повернулся и пошел. Ответа так и не последовало, кроме рычания Черного Барта и резкой команды его хозяина «Назад!». Только когда пелена дождя сомкнулась за его спиной, Стрэнн оглянулся. Странный человек и странный волк. Мак снова зашагал сквозь бурю.

А Дэн Барри? Дважды перед ним стоял вооруженный человек, и дважды он не захотел его убивать. Удивление нарастало в его душе, удивление и страх. Он терял пустыню или она его? Проявления ли человечности направляли его к смиренной и убогой жизни? Внезапно ненависть ко всем людям — Стрэнну, Баку, Кети, даже к бедному Джо — полыхнула в груди Свистуна Дэна.

Людская сила не смогла его победить, но как же победила тогда человеческая слабость? Барри вскочил на Сатану и яростно рванул в бурю.

Глава 41

СУМЕРКИ

Проследить приход ночи, уловить тот момент, когда потемнело свинцовое небо, в тот день не сумел бы даже очень внимательный наблюдатель. Весь день тень и свет состязались, словно играя в прятки, в зависимости от того, какой толщины становился покров облаков. Но ночь наконец пришла. Небо потемнело, и тугие струи дождя стали невидимы. А вскоре окна ранчо увидели уже омытое дождями небо, с которого весело и ярко засияли звезды. Дэн все еще не возвратился.

После такого переполненного событиями дня тишина ночи являлась более болезненным предзнаменованием, чем гром и молния. В тишине повисло ожидание. В гостиной все молчали.

Буря миновала, и очагу позволили угаснуть, но тлеющие красноватые угли все еще излучали достаточно тепла. Вонг Лу принес большую лампу, пылавшую белым светом, однако Кети подвернула фитиль, и сейчас лампа отбрасывала только желтый круг в угол комнаты. Основной свет, играя на лицах Кети и Бака, шел от камина, в то время как старик Джо был едва заметен при редких сполохах умиравшего пламени. Лицо его матово белело, так же как и длинные руки, сложенные на груди.

Тишина царила так долго, что когда ее наконец разорвал печальный голос Джо, в нем звучало что-то пророческое.

— Он не приехал, — сокрушенно проговорил старик. — Дэна здесь нет!

Бак с Кети переглянулись, затем девушка вновь печально уставилась на угли в очаге.

Бак прокашлялся, словно оратор.

— Глупо ехать в такую погоду, — пожал он плечами.

— Для Дэна погода не помеха, — возразил Джо.

— Но лошадь…

— Для Сатаны погода тоже не имеет значения, — настаивал старик. — Кети!

— Да?

— Он едет?

Девушка не ответила. Она встала со своего места у огня и пересела на стул, спрятавшись в тени.

— Дэн обещал, — напомнил Бак, отчаянно пытаясь придать голосу уверенность, — а он никогда не нарушал обещаний.

— Да, — поддержал старик, — обещал вернуться — и не вернулся.

— А если он вернется после бури? — предположил Бак.

— Он поедет в бурю, — упрямо возразил старик.

— Что это? — вскрикнул вдруг Дэниелс.

— Ветер, — ответила Кети, — сегодня нас ждет холодная ночь.

— А его здесь нет, — монотонно повторил старик.

— А если его что-то задержало? — раздраженно предположил Бак.

— Да, — подтвердил старик, — есть дела, которые способны его задержать. Что-то могло разозлить собаку, а вкус крови для них одинаков.

И вновь воцарилась тишина.

Возле стены стояли старые часы из той породы высоких деревянных реликтов, что имеют полированные диски маятников, размеренно раскачивающихся взад-вперед. Движения маятника сопровождались щелчками, весьма дребезжащими, напоминавшими голос старика. Да, каждый из присутствовавших в комнате снова и снова внимал повествованию секунд, медленно их считая — 51, 52, 53, — ожидая следующей реплики, или сполоха камина, или просто очередного завывания ветра. И пока они считали, каждый смотрел в темноту широко открытыми глазами.

Одну из таких пауз нарушил голос Бака. Одинокий безрадостный голос в большой темной комнате, при мрачном свете.

— Помнишь Коротышку Мартина, Кети?

— Помню.

Дэниелс повернулся на стуле и внимательно смотрел на девушку, пока не стал различать ее лицо среди теней. Огонек в очаге подпрыгнул, и Бак увидел картину, запавшую в сердце.

— Я имею в виду Коротышку.

— Да, я помню его очень хорошо.

Еще один сполох, и Бак увидел, что девушка задумчиво смотрит перед собой. Никогда еще Кети не казалась ему такой милой. Девушка была бледна, но не отталкивающей бледностью, рисующей темные круги вокруг глаз, а той, что делала глаза большими и яркими. Огонь же окрашивал ее лицо в тропический золотой цвет, бросая золотые блики и на волосы, обрамлявшие лицо. Она напоминала статую, высеченную во славу и благополучие Афин из золота и слоновой кости, — богиню, знавшую о грядущих катастрофах и революциях, бесстрастно восседавшую на троне в ожидании гибели, от которой нет спасения.

Нечто подобное чувствовал в себе и Бак. У него тоже не осталось надежды — даже малейшего проблеска, — но он желал сохранить в памяти образ Кети. Ему казалось, что можно отдать десять лет жизни за ее улыбку, такую, как в тот яркий солнечный день. Бак продолжил свой рассказ:

— Ты бы рассмеялась, если бы видела его в баре. Коротышка всегда прилично управлялся с лассо. Он даже хвастался, что сумеет набросить веревку на все что угодно. Конечно, Коротышка не так уж плох, но не так уж и хорош. Он не очень ловкий наездник — ты же знаешь, какие у него кривые ноги?

— Я помню, Бак.

Девушка наконец посмотрела на Дэниелса, и он быстро заговорил, желая превратить этот взгляд в улыбку:

— Так вот, нас выступило трое против быка-двухлетки. Коротышка стоял с одной стороны, а мы с Каслом с другой. Коротышка набросил на быка лассо, но веревка моментально разорвалась пополам. Однако маленький умник решил, что сможет значительно облегчить работу своей лошади, если украсит лассо узлами, и когда лассо после очередного удачного броска порвалось, то он вылетел из седла, как ядро из пушки. Пока он лежал, бычок поднялся на ноги и, клянусь вам, спятил! Он увидел распластанного Коротышку и помчался прямо к нему. Мы с Каслом так хохотали, что еле смогли бросить лассо, но я все же сделал бросок и захватил быка за оба рога. Моя лошадь тут же уперлась в землю, пытаясь удержаться, но у нее не очень получилось. Тем временем Коротышка уселся и обхватил руками голову, но тут увидел, что бык несется прямо на него. Как он подпрыгнул!

Коротышка сделал на лассо петлю побольше, — продолжал Бак, — думая, что лошади меньше придется бегать. И вот когда бык попал в такую петлю, то дернул так, что парня подбросило в воздух с такой силой, что, не побоюсь сказать, у него все кишки перевернулись. Коротышка увидел, что бык тоже взлетел в воздух, и заорал, словно наступил конец света, после чего бросился бежать. Если бы он побежал назад, то бык не смог бы сделать и шагу, поскольку я прочно держал свое лассо. Но Коротышка побежал ко мне, чтобы спрятаться за моей лошадью. А тот бык очень походил на кошку, поскольку приземлился на все четыре ноги. Он видит бегущего Коротышку и бросается за ним. Так они и носились друг за дружкой. В конце концов бык подцепил Коротышку за штаны и попытался вонзить в него рога. Он промахнулся только на дюйм. И Коротышка заорал, так широко открыв рот, что можно было увидеть его желудок. Его глаза вылезли на лоб, а короткие ноги уносили его прочь на десять ярдов зараз. Ребята потом говорили, что слышали его крик на расстоянии мили. Бык преследовал Коротышку по пятам, пока не домчался до конца лассо, после чего снова взлетел вверх тормашками и ударил Коротышку прямо по голове. Любой другой парень после такого удара потерял бы дар речи, но Коротышка, взлетев снова в воздух и приземлившись в десяти ярдах, тут же вскочил на ноги и опять с воплем бросился бежать. Он бежал и орал до тех пор, пока не добежал до дома.