Неуловимый бандит, стр. 6
— Правда? — усомнился Пенстивен.
— Непременно, — подтвердила она.
— И каким же образом? — усомнился он.
— Ладно уж, объясню, — согласилась девчонка. — Вот как ты ходишь.
Она прошлась перед ним, подражая его размашистой походке — широко шагая и размахивая руками; при этом с каждым шагом под ногами у неё хрустели сухие ветки и шелестела опавшая сосновая хвоя.
Затем она обернулась.
— А вот как ходит человек, знающий лес, — продолжала она.
Девушка снова прошлась по тому же месту, и хотя глядела она при этом на него, а не себе под ноги, шаги её были совсем не слышны.
— Ладно, лес ты знаешь, — согласился Пенстивен.
— Нужно уметь видеть ногами, подобно тому, как летучие мыши могут видеть крыльями, — ответила она. — Вот чему тебе не мешало бы научиться прежде всего. Ты кто?
— Джон Чужак, — представился он.
— Чужак? — медленно повторила она. — Странный ты какой-то. Но ведь это не твое настоящее имя?
— Конечно, нет. Но в данный момент меня зовут именно так.
— Ну да, некоторые люди меняют имена, словно шляпы — выбрасывают старые и выбирают новые, — сказала она. — Но ты не похож на бандита.
— Пока нет, — согласился он.
— Выходит, ты пока ещё сам за себя? — уточнила она.
— В каком-то смысле да.
— Ясно. — Она понимающе кивнула. — Ты приехал на Запад в поисках свободы, независимости и тому подобной ерунды.
— Почему же это ерунда?
— Потому что свободных людей не бывает. Но ко мне это не относится.
— Имеешь в виду, что у любого человека есть какие-то свои привязанности?
— Ну да. Например, мать или жена, дочь, сестра, тетка, племянница или хотя бы кузина. То же самое относится и к мужчинам. Невозможно жить среди людей и не иметь совсем никаких обязанностей. Страшно подумать, какая это обуза!
— Как тебя зовут? — спросил Пенстивен.
— Барбара Чужачка-Стилл, — ответила она.
— То есть, Барбара Стилл? — с усмешкой переспросил Пенстивен.
— Можешь называть меня так, — сказала она. — И я тоже пока ещё сама за себя.
— Но зато ты утверждаешь, что ты единственный свободный человек на всем белом свете, — напомнил Пенстивен.
— Так и есть, — ответила она.
— Может быть все-таки объяснишь поподробнее, если можно.
— Разумеется, можно. Если, конечно, ты сможешь уловить мою мысль. Идея такова. Когда девочка ещё совсем маленькая — гораздо младше меня — то она всегда от кого-то зависит. А потом она вырастает и влюбляется, а влюбленная девица подобна мухе, увязшей в патоке. Сначала муха думает, что жизнь прекрасна, но потом, увязнув по уши, в конце концов погибает, объевшись сладкого. Я же уже вышла из детского возраста, но пока ещё не влюбилась; родственников у меня нет, я ни от кого не завишу, и никто не зависит от меня. Так что я самый свободный человек на свете.
— На словах, — заметил он.
— На самом деле, будь уверен, — ответила она.
— А где ты живешь?
— Недалеко отсюда, за лесом. Вместе с мачехой.
— Ага, выходит, родственники у тебя все-таки есть, — сказал он.
— Хоть некоторые мачехи порой и могут вполне сойти за родню, — серьезно ответила девушка, — но это явно не мой случай.
Глава 5
Еще с минуту он задумчиво глядел на свою новую знакомую, а затем снова опустился на пенек, на котором сидел, когда впервые заметил её, сложил руки на груди и наблюдал за тем, как она скрылась за стволом дерева, с которого только что спрыгнула и вскоре снова появилась из-за него с винчестером под мышкой.
Девушка шла через полянку, направляясь обратно к нему, когда что-то привлекло её внимание, и она тотчас замерла на месте, грациозно приподнимаясь на цыпочках и без труда удерживая равновесие.
Затем она подошла и села на камень неподалеку от него. Одета очень бедно — заплата на заплате. Но от его внимания не ускользнуло и то, что одежда её была очень чистой и судя по всему, недавно выстиранной. От частой стирки некогда синяя джинсовая ткань выцвела и полиняла, превратив джинсы в обыкновенные штаны неопределенного цвета, на котором кое-где были заметны следы от так и не отстиравшихся до конца пятен.
Сама же его новая знакомая, судя по всему, была подвержена влиянию солнца, ветров и прочим превратностей погоды ничуть не меньше, чем любой из пасущихся на воле бычков. Кончики её темных ресниц выгорели на солнце, и то же самое произошло и со ставшими теперь совсем белесыми бровями. По той же самой причине торчавшие во все стороны волосы были местами темно-русыми, а частично цвета дорожной пыли. Кожу её покрывал темный загар, необычайно ровный, проникший даже в мелкие морщинки, появляющиеся вокруг глаз у тех людей, кому часто приходится щуриться на ярком свету. Наверное по этой же причине, скорее всего по привычке, она то и дело начинала хмуриться и морщить лоб. Она сидела по-мужски закинув нога на ногу и обхватив ладонями колено и смотрела Пенстивену прямо в глаза.
— Я понимаю, что ты хочешь этим сказать, — сказал он, — но уж коль скоро тебе так не повезло и у тебя злая мачеха, то о какой свободе может идти речь, если дома тобой постоянно помыкают и не дают прохода?
— Помыкают и не дают прохода? — воскликнула девушка. — Мной помыкают? Вот это да!
Она рассмеялась, а затем сказала:
— Вот что я тебе скажу, Чужак, слушай и запоминай. Если она только рискнула бы косо взглянуть на меня, я бы вышвырнула её в окно или, принимая во внимание габариты её туши, выперла через дверь, и впредь не пустила бы даже на порог, став в доме единоличной хозяйкой. И она об этом прекрасно знает. Ты не думай, она вовсе не похожа на злую мачеху из сказки. Она сдает комнаты в нашем доме, чтобы хоть как-то заработать на жизнь. Но мне она не указ. Правда, раза два она как-то пыталась мною покомандовать, но у неё из этого ничего не получилось. Так что если ей снова вздумается померяться со мной силами, то на неё никто и ломаного гроша не поставит.
— Но ты живешь с ней под одной крышей, так? — спросил он.
— А что в этом такого? — удивилась девушка. — Меня это вполне устраивает, тем более, что у меня есть законное право оставаться там. По завещанию отца половина дома принадлежит мне. Так что никаких проблем. Я не обязана стелить кровати, мести пол, стирать и готовить. Правда, иногда я помогаю накрывать на стол. А иногда нет. Короче живу в свое удовольствие, потому что люблю свободу.
— Может быть это не совсем справедливо по отношению к твоей мачехе, — предположил Пенстивен.
— Я хожу на охоту. И ещё ловлю рыбу, — возразила она. — Мне это не в тягость, да и к тому же не приходится покупать мясо в лавке. В доме всегда полно постояльцев, потому что мужики любят оленину и форель. Так что, как видишь, у нас с ней все по-честному.
— Вообще-то да, — ответил он, — но уж если говорить о свободе, то на мой взгляд, ты ничуть не более свободна, чем любой юноша твоего возраста.
— А ты протри глаза, — посоветовала она. — Это же ясно, как Божий день. Во-первых, у молодого человека моего возраста обычно имеется пара предков — отец и мать, которые постоянно изводят его своими нравоучениями и суют нос в его дела. Во-вторых, даже если это и не так, то ему все равно приходится задумываться о своей дальнейшей карьере, обзаводиться собственным стадом, учиться управляться с лассо и метко стрелять, чтобы быть всегда готовым к проискам возможных врагов и недоброжелателей.
Тут она кивнула на него, после чего продолжила свой рассказ:
— Что же касается девиц моего возраста, то они постоянно влюбляются. Это же просто какая-то напасть. Они постоянно влюбляются то в одного парня, то в другого. Любовь разбивает их сердца или заставляет трепетать в ожидании счастья. Глядеть на это тошно. Да ты и сам все прекрасно знаешь.
— Вообще-то я никогда не пользовался особым успехом у девушек, — признался он. — И, полагаю, ты, наверное, тоже никогда в жизни не стала бы тратить время на меня, а?
Он все ещё улыбался.
— Нет, конечно, я знаю, что рано или поздно мне тоже придется полюбить, — вздохнула она. — И ничего поделать нельзя, потому что это так же неотвратимо, как смерть или зима. Рано или поздно это случается со всеми. Так что придет время, когда в наших краях объявится какой-нибудь заезжий, умудренный жизнью ковбой или даже парень из местных, который поманит меня пальцем, а я соберу вещички, готовая идти за ним хоть на край света. Но пока что этого ещё не произошло, и я просто живу и радуюсь жизни, а время идет своим чередом.