Мчащиеся мустанги, стр. 28

— Верно, — заметил юный циник, — или помочь в беде, или помочь отправиться на тот свет.

— Да? — разгорячился Рамон. — Так бывает только в богатых домах — хозяевам там завидуют, а ни одному слуге не верят. А дай, например, мне большое поместье, которое не объехать на коне, там бы всем жилось весело и ели бы все до отвала. Там бы и ты научился быть добрым человеком.

— Хвала Всевышнему, что, встретив тебя, Рамон, мы теперь знаем человека из такого поместья!

— Будь я твоим отцом, выпорол бы за твой язык, — надулся Рамон. — Но поскольку я всего лишь Рамон, мне этого не дано!

— Да тише вы! — умолял Том. — Будем друзьями. Зачем еще ссориться, когда на нашу долю и так хватает неприятностей!

— Возможно, ты и прав, — отозвался гаучо, — но иногда не мешает поточить язык, иначе жизнь становится как груда доброго мяса, но без щепотки соли!

В этом единственном в своем роде человеке было столько несообразного и противоречивого, что Глостер не знал, как его воспринимать.

Теперь они уже далеко углубились в безбрежное однообразие пампасов, и дни стали похожи один на другой. Первые двое суток путники объезжали стороной все встречавшиеся им ранчо. Но потом, когда, по их мнению, они миновали сферу досягаемости Негро, стали заезжать на каждую ферму.

Вопросов им никогда не задавали. Друзья спешивались у какой-нибудь глинобитной, крытой рифленым железом развалюхи, их коней отводили в сарай, самих до отвала кормили. После этого они обычно еще ненадолго оставались немного поболтать на кухне с хозяевами. Народу послушать приезжих и самим поговорить всегда собиралось порядочно. Ибо на каждой эстансии, как здесь называли животноводческие фермы, проживало немало родственников — бездельников, которые ни на что не годились, разве что обнажить нож в случае драки. Кроме них и их друзей, были еще бездельники другого рода — лица, считавшие себя своего рода добровольной охраной. Когда было настроение, они работали на пастбищах. Остальное время болтались по дому или же устраивали бешеные скачки, охотились. Кроме этого сброда, приходили еще труженики-пеоны, или гаучо, но их было значительно меньше, чем представителей первых двух категорий.

Трудно сказать, оставлял ли какой-либо след в этом водовороте жизни приезд и отъезд наших путешественников, но в течение всей поездки Тому жилось совсем неплохо — он всегда был сыт. В других отношениях жизнь была не такой приятной, особенно по ночам. Никогда в жизни Глостер не видал такие полчища блох, да еще кусачих. Хуже всех были ужасные «винчуки», которые сосали человеческую кровь безболезненно, и только потом укушенное место горело от оставленного ими яда. Вот почему поначалу ночи были неприятными, но впоследствии Том и к этому привык.

Они давно удалились от гор и затерялись на безбрежной равнине, по сравнению с которой обширные пастбища американского Запада казались совсем незначительными. День за днем неутомимая троица продиралась через это бесконечное зеленое море, и каждый день они видели одно и то же: со всех сторон — с севера, с юга, с востока, с запада — земля уходила за горизонт. Разве что изредка встречалась эстансия. Однажды они ехали целых три дня, не заметив и следа человеческого обитания. Невозможно выразить словами все однообразие такого путешествия, но Том от него совсем не страдал. У него было ощущение, что здесь, в безбрежных прериях, земля своею выпуклостью прижимает его к небу. Он чувствовал могучую силу Природы, которая облекала эту бесконечность в пышную растительность, позволяя прокормиться миллионам голов скота. И с каждым днем в нем росло унизительное ощущение собственной ничтожности. Его спутники почти все время проводили в разговорах, оттачивая и без того острые языки. Ехали рядом, почти не обращая внимания на Тома. То устремлялись вперед, то оставались позади. Иногда понижали голос, и тогда он был уверен, что они говорили о нем. У него в такие моменты горело лицо.

Потом Дэвид и Рамон переходили на другие темы, а Глостер снова чувствовал себя уязвленным. Ему никак не удавалось постичь образ мыслей юного Пэрри, это было выше его понимания. То ли мальчуган считал его просто ценным подспорьем в стремлении добраться до дому, то ли все же был ему по-настоящему преданным другом. Том не раз задавал себе эти вопросы, огорчаясь и сожалея, что взвалил на себя такую немыслимую ношу.

Настал день, когда гаучо, придержав коня, объявил, что видит вдали эстансию, однако мальчик наотрез отказался туда ехать.

— Мы уже в краях, где знают моего отца, — заявил он. — На этой эстансии я бывал. Знаю там половину народу, и меня там знают.

— Тогда почему бы не заглянуть туда и не начать день с доброй чашки чая?

— К чертям тебя и твой чай! — крикнул Дэвид. — Жить, что ли, не можешь без чая?

— Во всяком случае, не вижу никакого вреда.

— Когда-нибудь тебе это выйдет боком. Теперь послушай меня. Не пройдет и пяти минут после нашего появления на этой эстансии, как кто-нибудь помчится на быстром коне в дом моего отца.

— Зачем ему это, если только он тебе не враг?

— Дело не в том, что он мне враг. Но все знают, что мачеха меня ненавидит и услала прочь. Если я вернулся, да еще в таком виде, одетый как оборванец, что они скажут? Да ничего не скажут, а только поспешат донести ей, чтобы получить ожидаемую награду. О, она очень щедра с теми, кем довольна! Но попробуй ей не угодить — тогда испытаешь такое, чего врагу не пожелаешь!

И Том опять себе представил дьявола в женском обличье.

— Как только твой отец мог жениться на такой женщине? — удивился он.

Не дожидаясь, что на это скажет мальчик, Рамон горько заметил:

— Да потому что дурак! Говорят, в первый раз женятся по необходимости, во второй — по глупости, а в третий, когда сходят с ума. Он женился второй раз — женился на хорошенькой мордочке! Понял? Я тоже был два раза женат. В первый раз женился на дуре, во второй — на хорошеньком личике. Зачем так жениться? Красоты хватает лет на пять, не больше. И все равно мужчины идут по одной и той же дурацкой дорожке. Ха! Если бы я отвечал за браки, то женился бы по жребию. Тогда неудачники стали бы винить невезение, а не самих себя. Женщины? Ведьмы они! — И добавил: — Я совсем не имею в виду твою мачеху, сеньор. Она, конечно, знатная особа и выше моей критики. И все же мы тоже кое-что понимаем в жизни. Ставлю десять долларов против одного, что твой папаша женился из-за ее личика!

— Никакого сомнения, — согласился мальчуган. — Но хватит о ней. Сейчас надо думать о другом — как подобраться к дому и увидеться с отцом. Мачеха наверняка уже получила весточку от Негро, что я выскользнул из его рук. Может, сам Негро уже здесь и ставит нам ловушку! Ни в чем нельзя быть уверенным, друзья, разве только в том, что самое трудное впереди!

Глава 27

КРОВЬ НА РУКЕ РАМОНА

Наконец они добрались до поместья Пэрри. Издали оно казалось облачком на горизонте. Подъехав поближе, различили множество больших деревьев, полностью заслоняющих дом. А за ними раскинулся сад, дающий дому тень и прохладу. Сад, в свою очередь, был обнесен живой изгородью — обсажен кустарником и купами кустов покрупнее. По обе стороны дома живописно поблескивали среди зелени искусственные озерки.

Юный Дэвид был страшно возбужден.

— Смотрите! — воскликнул он. — Наконец-то мы здесь. Думал, никогда больше не увижу этого места, но вы меня сюда вернули. Да благословит вас Бог! Думаю, он к нам милостив. Уверен, все мы станем богатыми — все трое! Вот он, дом! — И со злостью продолжал: — Представляешь, Том, что сейчас с ней творится! Как она кипит от злобы! Чувствует, что мы все ближе и ближе, но не знает, когда появимся. Не смеет ни слова сказать отцу. Неустанно ломает голову, как меня поймать! О, какое, должно быть, испытывает мучение! Ненавидит меня больше, чем когда-либо, если можно ненавидеть еще сильнее!

— Неужели в ней нет ничего хорошего? — полюбопытствовал Том.

— Разве плохо, если женщина красивая и смелая? — вместо ответа спросил мальчик.