Игрок, стр. 28

— Довольно! — проговорила она наконец.

— Понимаю. Больше не скажу ни слова. Я так жалею, что огорчил тебя, дорогая.

— Дело не в этом. Просто…

— Ты мне только скажи, что я ошибаюсь.

— Ну конечно! Конечно же ты ошибаешься!

— Но в чем-то я прав, верно?

— Я… я даже не знаю.

— Нет, ты прекрасно знаешь.

— Пожалуйста, не говори так, Генри. Ты сегодня так жесток со мной.

— Как я безобразно себя веду! — застонал он. — Черт меня возьми, я просто дурак и негодяй, что пристаю к тебе со своими сомнениями. Я ухожу, Кейт, и надеюсь, что, когда мы встретимся в следующий раз, мне удастся не быть таким грубияном.

— Веди себя спокойнее, — сказала она. — Не годится нам убегать от таких серьезных вещей. Но давай пока поговорим о чем-нибудь другом. Я… Я даже жалею, что ты начал этот разговор.

— И я тоже, Бог тому свидетель! Сомнения — все равно что сорняки: стоит им только появиться, они тут же разрастаются.

— Но ты мне веришь? Веришь, что я всегда буду поступать честно?

— Больше чем кому-либо другому на свете!

— Тогда давай просто спокойно посидим. Что может быть лучше этой прекрасной ночи!

Он ничего не ответил, но через какое-то время проговорил неуверенным усталым голосом:

— Ты недавно сказала, что о чем-то задумалась. Помнишь?

— Да.

— О чем же?

— Ни о чем важном. А тебе хотелось бы знать?

— Конечно, особенно если это отвлечет от разговора о нас самих.

— О, к нам это не имеет никакого отношения.

— Я это и подозревал, — с горечью заметил он.

Она же была так занята своими мыслями, что даже не обратила внимания на эту горечь в его голосе.

— Я думала об азартных играх, Генри.

— Это же один из твоих коньков, дорогая, ты постоянно воюешь против карт.

— Ну… не знаю. А ты сам когда-нибудь играл?

— Конечно. Однако если у меня и есть пороки, то увлечение картами к ним не относится.

— Удивительно, — сказала она.

— Ты что, сомневаешься во мне?

— Да нет, я думала не о тебе.

— Ах вот как!

— Я просто думала об азартных играх вообще. Ведь все мы в известном смысле игроки. Разве не так?

— Ну, можно сказать и так. Если человек засеивает поле, он не знает, каков будет урожай, что он получит — десять мешков или всего один. Трудиться он будет все равно. Но скверная погода может погубить все без остатка. Или другое: человек может отдать все свое сердце, всю душу женщине, а взамен получить… либо десятикратный урожай, либо даже семян не соберет. Все могут склевать вороны!

— Генри!

— Прости меня, Кейт. Но у меня так тяжело на сердце. Давай вернемся к картам, они-то сердце мне не разобьют.

— Может быть, лучше повременить с разговорами?

— Нет, дорогая. Мне так приятно сидеть здесь и смотреть на тебя. Лица твоего я почти не вижу, оно для меня лишь легкая тень, но в свете звезд белеет твой лоб, под которым ужасный мозг, быстрый и неутомимый, проникающий в суть любого явления, проникающий и в мою душу, — одному Богу известно, что он там находит. Ну вот, прости, я опять за свое! Я ведь обещал, что больше не буду. И я сдержу обещание. Да, карты… карты… Давай поговорим о них.

— Ну что ж, если хочешь.

— Разумеется. Я постараюсь больше не делать глупостей. Обещаю.

— Ты такой славный, Генри!

— Чепуха! Но продолжай. Почему тебе пришло в голову, что все вокруг — всего лишь азартная игра?

Вместо того чтобы ответить, она в свою очередь задала вопрос:

— Ты был когда-нибудь знаком с профессиональным картежником?

— Я знал одного парня, который впоследствии увлекся картами.

— Что это был за человек?

— Странный. Мы с ним встречались на футбольном поле, много лет назад. Это был отчаянный парень, сущий дьявол. Он, бывало, носился по полю как грозный призрак.

— О-о!

— Тебе это как будто бы нравится, Кейт.

— У меня тоже есть знакомый игрок в карты. Судя по описанию, он похож на твоего приятеля. Вроде странствующего рыцаря — понимаешь, этакий искатель приключений.

— Хм-м… — неожиданно пробормотал Роланд. — Но конечно, наверное, не слишком-то честный? Точь-в-точь тот парень, о котором я говорил.

— А что, твой знакомый не был честным человеком?

— Я говорю не о футболе. На поле не было человека честнее и вернее, чем он. Он был бесстрашен любил опасность, любил сложные ситуации. Хладнокровен как сталь. А для противника — словно раскаленный клинок. Меня он однажды здорово свалил с ног. Он был капитаном, настоящим лидером, который вдохновлял свою команду. Вот каков был этот человек! Да-а, я встретился с ним — позже. Он таким и остался — по-прежнему красив и хладнокровен.

— Ах, совершенно тот же тип! Мой знакомый — точная его копия. Все свои мысли скрывает, и по его лицу абсолютно ничего нельзя прочесть!

Глава 21

Все, что было хорошего в Генри Роланде, его честность, доброта, великодушие — все исчезло в мгновение ока, словно кто-то дунул на огонек, и тот погас. Он снова увидел себя на том далеком футбольном поле: вот он рвется вперед, сметая все на своем пути, пробиваясь к самой цели. Энергичный, не знающий преград, он уже ощущает на своей голове корону, венчающую победителя, как вдруг тонкая гибкая фигура в синей футболке с защитными кожаными нашивками на плечах и локтях прорывает атакуемую им линию с другой стороны, а потом — сокрушительный удар и всепоглощающая темнота. История повторяется, говорил себе Роланд, Коркоран уже однажды разрушил его надежды, может быть, он собирается сделать это еще раз?

— Коркоран! — воскликнул он.

— Значит, ты о нем слышал?

— Кто же о нем не слышал!

— И что же ты слышал?

— Этого я сказать не могу.

— Но ты должен, Генри. У тебя такой таинственный вид, что я могу подумать все, что угодно. Ты должен мне сказать.

— Мне очень жаль.

— Ты хочешь меня рассердить, Генри? Мне обязательно нужно, чтобы ты мне все о нем рассказал.

— Дорогая моя, ты же не можешь требовать, чтобы я плохо говорил о твоих друзьях?

Она перевела дыхание:

— Неужели все так плохо?

— Да уж, картина получается не слишком красивая.

— Если уж ты зашел так далеко, то должен сказать все до конца. А что до дружбы, так я видела его всего один раз.

Генри вздохнул с облегчением. Однако прежде, чем он заговорил, она добавила как бы про себя, но вслух:

— Впрочем, когда он уходил, мы действительно стали друзьями. Ты прав, Генри. Я не должна слышать о нем ничего плохого в его отсутствие, когда он не может себя защитить.

Это было слишком. Несмотря на самообладание, на все принятые благоразумные решения, Генри Роланд больше выдержать не мог. Он взорвался:

— Боже мой, Кейт, что ты говоришь! — выкрикнул он. — Вы с ним — друзья?! Да это же самый обыкновенный картежник, больше того, дешевый шулер!

— Ну вот, — прошептала она. — Ты и сказал то, что хотел. А теперь ты должен это доказать, Генри.

— Он так много для тебя значит, что ты рассердилась, когда я сказал о нем правду?

— А ты хочешь, чтобы я вынесла человеку приговор, не выслушав того, что он скажет в свою защиту? Это… это нечестно.

Тон, которым это было сказано, заставил Генри по-настоящему встревожиться. Дело оказывалось более серьезным, чем он предполагал. Как удалось Коркорану завоевать доверие девушки в такой короткий срок — всего один день и вечер, — когда он сам был так занят другими делами?

— Говорю тебе то, что слышал от сотни других людей, — сказал он. — То, что знают в городе решительно все. Коркоран? Да его имя гремит по всей округе. Его фатовство, многочисленные проделки, жульничество в картах, его невыносимая наглость и бесстыдство. Как это случилось, Кейт, что ты до сих пор ничего не слышала о его так называемых подвигах?

— Ты считаешь, что он безнадежен? Что он — пропащая душа?

— Конечно! Но при чем тут пропащая душа? Да он сам соблазнит, кого хочешь, он настоящий дьявол. Вот тебе вся правда про Коркорана.