Джон Кипящий Котелок, стр. 28

В конце концов, трудно спорить с тем, что он действительно отстоял свою честь, а меня оставил с перспективой поездки в Долину Сверчков.

Я присел, чтобы как следует пораскинуть мозгами, и, согласитесь, мне было над чем подумать! Прежде всего нужно было найти предлог, чтобы расторгнуть соглашение с Грешамом, кроме того, спланировать время так, чтобы побыстрее разгрести кучу накопившихся дел.

Сначала я решил рассказать все, как есть, Питеру и Дженни Лэнгхорн. Однако гибель Тома Кеньона научила меня говорить по возможности меньше. Те немногие слова, которые были произнесены без нужды, донеслись до ушей вездесущего Красного Коршуна, и Том расстался с жизнью.

Получив такой урок, я чувствовал, что если уж браться за серьезное дело, то нужно с самого начала начисто утратить дар речи. Один человек уже знал, что я затеваю, и этого было более чем достаточно.

И все-таки на всякий случай я написал Оливеру Клементу следующее письмо:

«Дорогой Оливер!

У меня было время поразмыслить над тем, что сегодня произошло, и теперь я вижу, что единственный способ сделать что-нибудь путное — это никого не ставить в известность насчет нашего с тобой уговора. Я собираюсь выехать сразу после того, как повидаю Грешама. Извини, но раньше никак не могу.

Когда буду уезжать, не открою ни одной живой душе, куда еду и зачем. Я совсем забыл попросить тебя о том, чтобы ты тоже не говорил ни слова даже самым близким друзьям. Дельце и так опасное, а если о нем кто узнает, Красный Коршун устроит мне такой же праздник, как Лестеру Грешаму. Понимаешь, о чем я толкую?

Словом, если мы оба наберем в рот воды, то у меня будет один шанс из десяти, что дело выгорит. Но если проговоришься, пусть даже шепотом, Красный Коршун услышит и тогда мне несдобровать».

Я отослал письмо без промедлений, и на следующее утро, когда еще спал несколько больше обычного, поскольку накануне мне пришлось допоздна дежурить в казино, дверь в мою комнату открылась, и Доктор принес ответ от Оливера Клемента.

Его послание было написано в тоне, каким обычно пишут старым друзьям. Оливер сообщил, что, поскольку сделка была предложена мной, а не им, он ни в коем случае не настаивает на исполнении уговора. И готов был сказать об этом еще вчера, однако ему показалось, что я был не слишком расположен для беседы. И просил лишь об одном: как можно скорее забыть, что у нас были какие-то разногласия. Он даже с радостью приехал бы пожать мне руку, если бы это было мне угодно, но, к несчастью, не может этого сделать по той простой причине, что вывихнул стопу и теперь вынужден сидеть дома, проклиная судьбу.

Во всех отношениях это было прекрасное письмо! Теперь я окончательно уверился, что заключил уговор со стоящим человеком. Если бы на месте Клемента была какая-нибудь никчемная личность, я бы мог без зазрения совести забыть о нашем соглашении. Но он вел себя с исключительным благородством, поэтому и я должен был держаться достойно — в этой партии Оливер Клемент выложил передо мной флеш-ройяль, я мог побить его только покером!

Сложив письмо, я потянулся за спичками, и в тот момент, когда поджигал бумагу, послышался отрывистый и сильный стук в дверь — так обычно стучался Грешам. И он вошел в комнату прежде, чем я успел ответить.

Питер застиг меня в довольно глупом положении — лежа в постели, я сжигал письмо над пепельницей, — и, хотя ничего не сказал по этому поводу, от его взгляда мне захотелось провалиться под землю.

— Как дела? — поинтересовался Грешам.

— Неплохо, — промямлил я. — А почему ты так скоро вернулся?

— Беда, беда с Красным Коршуном! На сей раз он такое вытворил, что, скорее всего, против него будут брошены войска. Теперь я и сам вижу, что это дело властей. Так что умываю руки и собираюсь всецело посвятить себя работе здесь, в Эмити. Даже подумываю, не продать ли мое добро и не уехать ли, если найдется покупатель.

Глава 24

КРАСНЫЙ КОРШУН НАВОДИТ ШОРОХ

Это было очень даже в его духе! Грешам не стеснялся показать, что происходит у него на душе — настолько был уверен в себе, что не боялся уронить своего авторитета. На это способны лишь самые сильные личности. Я же никогда не отличался подобным характером. Поэтому так и лежал, разинув рот, и с трудом осмысливал то, что сказал Питер.

— Ты хочешь уехать с Запада и прекратить поиски Коршуна?

— Вот именно! Оставить этого дьявола в покое! Преследовать его — все равно что стараться ухватить молнию. Я потратил на это пять лет, долгих пять лет водил самого себя за нос! И к чему это привело?

До меня начало доходить, что Грешам не шутит. Понемногу представлял себе, какова жизнь у человека, когда главной и единственной его целью становится поимка такого неуловимого преступника, как Красный Коршун, — непрерывные поиски, бесконечные погони на лошадях, постоянная опасность получить нож в спину. Я уже готов был поверить, что и Грешам — великий Грешам! — мог не выдержать и сдаться. Но, будучи все еще в шоке, продолжал задавать дурацкие вопросы, пока наконец он меня не остановил:

— Да перестань ты! Спроси лучше, что Коршун на этот раз выкинул! Или в Эмити все настолько пресытились дурными вестями, что вас уже ничем не проймешь? Люди без нервов — иначе о вас и не скажешь!

«Люди без нервов»! Надо же, додуматься окрестить жителей Эмити столь точным собирательным именем. Да, Грешам был гигантом — в прямом и в переносном смысле слова.

Я послушно спросил, какой была последняя вылазка Красного Коршуна, и он рассказал мне все от начала до конца.

Питер взгромоздился на подоконник и запрокинул голову, глядя на марево, поднимавшееся над крышами соседних домов. Вид у него был не просто усталый. Казалось, он был в полном изнеможении. А когда такой человек испытывает упадок сил — это, доложу я вам, говорит о многом!

— На этот раз среди бела дня, — начал он, — вождь и пятеро его подручных в масках ворвались в Ладлоу и ограбили муниципальный банк!

— Как же они сумели проскакать по улицам и их не разнесли на куски? — поразился я.

В те дни Ладлоу был цветущим городком, где проживало примерно тысяча двести человек, — храбрый, воинственный народ, как и все, кто жил на границе территорий закона и беззакония. Практически каждый из его жителей носил оружие, и две трети из них, я уверен, были неплохими стрелками. Западные штаты тогда были совсем не те, что сейчас: искусство обращения с револьвером тут было куда более важным навыком, чем умение читать и писать. Даже банкиры и клерки регулярно выходили во дворик поупражняться в стрельбе из кольтов.

Прежде чем ответить на мой вопрос, Грешам протяжно застонал:

— Сейчас объясню, как они проскакали по улицам и остались целы! Причина в том, что, когда в город приходит беда, все, как правило, оказываются в другом месте. Если бы в Ладлоу заметили бешеную собаку, ее бы в тот же миг разнесли в клочья из сотни ружей. Но когда по улицам пронеслись пятеро головорезов Коршуна с ним самим во главе, в городе не оказалось никого, кроме женщин и детей. Понятно, что, увидев бандитов, они сразу же побежали звать своих героев и защитников, но, когда те явились, Коршун, разумеется, уже увел своих людей из городка. Организовали погоню, но их и след простыл.

Из тех, кто мог держать оружие, в Ладлоу в то время был только один старик немец, хозяин овощной лавки. Завидев негодяев, он достал два ржавых револьвера и принялся палить. Клянусь Богом, только этот единственный мужчина дал банде отпор! И прострелил голову одному мексиканцу. Потом выяснилось, что это был Диего Кальдерон — ты не знал его? — он жил в западном конце Эмити…

— Это тот, у которого был вечно заспанный вид и глаза навыкате? — уточнил я, не веря своим ушам.

— Он самый! Можешь себе представить?

— Чтоб мне сдохнуть! — закричал я. — Он же не старше Джунипера! Должно быть, у Коршуна с мозгами не в порядке, коли нанимает такую мелюзгу?!

— Ты так считаешь? А я нет. Напротив, он достаточно умен — берет именно тех, кому можно доверять. Очень редко зрелый мужчина готов полагаться на своих сверстников. Поэтому чем старше мы становимся, тем больше верим юным сердцам. Взрослый человек, долго живущий на этом свете, перенимает большую часть его пороков и становится неспособным на беззаветную преданность. Случись война — в бой пойдут молодые парни, в то время как убеленные сединами генералы будут отдавать друг другу честь и произносить красивые речи!