Присутствие, стр. 3

Тщетно.

Погоди!

Кажется, он шевельнулся!

Она сложила ладони козырьком и вгляделась внутрь салона.

Грудь вздымалась! Он еще дышал!

Задыхаясь, кашляя, она кинулась к запасному ключу, который всегда висел на гвозде под верстаком, отворила дверь в кухню и схватилась за телефон.

– Мой сын! – закричала она, как только по 911 откликнулся оператор. – О, Господи, скорее, «скорую помощь»!

Привычно спокойный голос осведомился об адресе.

Какой у них адрес?

Внезапно разум покинул ее.

– Не помню – о, Господи! Кажется... – Тут вдруг вспомнился номер дома, и, запинаясь, она пробормотала его. – Это на Норт-Мэйпл, между Дэйтон и Клифтон. О, Боже, только быстрей! Он заперся в машине, в гараже и...

– Не волнуйтесь, мэм, – перебил ее спокойный голос. – Помощь уже в пути.

Уронив трубку, она бросилась в гараж. Надо открыть машину! Как? Молот! На том конце верстака должен быть кузнечный молот. Протискиваясь между машиной сына и верстаком, она молча взмолилась, чтобы муженек не прихватил молот с собой. Нет, не прихватил – тот лежал, где следовало. Двумя руками она приподняла его и всадила тяжеленную головку в окно пассажирской дверцы. Стекло разлетелось вдребезги, женщина уронила молот на пол, просунула руку в отверстие, рывком отворила дверь. Потянувшись к сыну, выключила зажигание, и громкий рокот мотора стих, чтобы немедля смениться воем сирены приближающейся «скорой помощи». Она схватила сына за щиколотки и попыталась вытянуть его из машины, но, прежде чем вытащила наполовину, два санитара в белом мягко отстранили ее, вынули мальчика и прижали к его лицу кислородную маску. Когда он шевельнулся, панический страх внутри нее ослабил наконец свою хватку.

– Он приходит в себя, – сказал санитар, когда они вынесли сына из гаража и уложили на каталку. – Похоже, все обойдется.

Когда каталку поместили внутрь «скорой» и стали закрывать дверь, сын забился.

– Возьмите меня с собой, – взмолилась женщина. – Ради Бога! Это ведь мой сын!

Дверь снова открылась, женщина забралась внутрь. С воем сирены машина рванула по направлению к больнице Синайских кедров, расположенной в двадцати кварталах отсюда.

Ехали, казалось, вечность, и женщина беспомощно наблюдала, как сын бьется в руках санитаров, один из которых старался удержать мальчика, а второй твердо прижимал к его лицу кислородную маску. Сжав руку сына, она пыталась успокоить его, и наконец судороги несколько стихли. Но как раз в тот момент, когда «скорая» притормозила у входа в приемный покой, она почувствовала, как рука сына обмякла в ее руке. И все его тело на носилках обвисло.

Кто-то из санитаров тихо выругался.

Ее тело как бы потеряло чувствительность, и когда кто-то распахнул снаружи двери «скорой», она спустилась на землю медленно, словно впала в транс.

Персонал бегом покатил каталку в реанимацию, где ждала наготове команда врачей.

Она последовала за сыном.

Там молча следила за действиями медиков, хотя знала уже, что предстоит.

И наконец услышала от реаниматоров те же слова, что повторял врач ее сына: «Непостижимо – у него все в норме!»

Но ее сын – ее милый, красивый, единственный сын – не был в норме.

Ее сын умер.

Глава 1

Нью-Йорк

– Что, все надрываешься, Сандквист? Смотри не отдай концы!

Издевка сопровождалась хриплым смешком, который гулко отозвался в голых бетонных стенах школьного спортзала и тем сильней ранил Майкла Сандквиста. Что делать? Бросить штангу и схватиться с этим подонком?

Так себе идея. Подонок, фамилия которого была Слотцки, а имя неведомо, по крайней мере, Майклу, был на целую голову выше и весил фунтов на пятьдесят больше – сплошные мускулы. Связаться со Слотцки значило бы подставиться и потерпеть поражение, а это совсем не входило в план, намеченный Майклом Сандквистом на сегодняшнее утро.

В план же его входило закончить со штангой, пятьдесят раз подтянуться до подбородка, еще пятьдесят отжаться в упоре, а потом сделать как можно больше кругов по треку, проложенному по антресоли спортзала, пока не погонит в душ звонок на десятиминутную перемену. Если плюнуть на Слотцки, избежать драки и думать только о работе, все это вполне достижимо.

Сборная школы...

Вот его голубая мечта.

Он никогда не будет таким высоким, чтобы пойти в баскетбол, или таким массивным, чтобы заняться футболом. Для бейсбола он, пожалуй, уже староват. Так что остается бег. И если он в чем-то превосходит других, так это именно в беге. Даже когда астма донимала его так, что не вздохнуть, все равно ему удавалось на короткой дистанции обогнать всех ребят в классе. У них даже была шутка такая: не пытайся обойти Сандквиста на старте, держись сразу за ним, и рано или поздно он отстанет, как неисправный будильник.

Шутка ничуть не была преувеличением. Всего год назад он не мог пробежать больше чем четверть мили. Хотя в начале забега он неизменно шел первым, ему ни разу не удавалось выиграть дистанцию на пятьдесят ярдов, не говоря уж о ста, которую Майкл неизменно завершал в хвосте.

Но даже когда приступ был хуже некуда, он никогда не сдавался. Мать, утешая, говорила: подумаешь, у нас в роду ни с какой стороны никогда не было спортсменов, – но это только прибавляло ему упорства. Что она, женщина, понимает? Это мужское дело. Вот отец, будь он жив, он бы понял.

Когда бы Майкл ни бежал, борясь с удушьем, заставляя свое тело работать на пределе сил, стремясь побороть устрашающую, владеющую им с раннего детства болезнь, он воображал себе, как отец приветствует, подгоняет его. Хотя черты родного лица со временем затуманились и трудно было порой припомнить этот низкий, глубокий голос, Майкл постоянно видел отца перед собой. Это вошло в привычку, и наконец он стал побеждать свою астму.

Покончив со штангой, он лег на пол, чтобы быстренько отжаться, по-прежнему дыша почти ровно, потом пошел к перекладине, по пути взглянув на свое отражение в затянутом проволочной сеткой стекле, отделявшем зал от тренерской. Вот здорово, грудная клетка стала заметно шире, заметно.

Каждый день, рывок за рывком, отжим за отжимом, круг за кругом, результат дает себя знать.

И другие ребята уже больше не смеются над ним, если не считать Слотцки. И даже этот гад Слотцки отвяжется, когда ему удастся войти в школьную сборную по легкой атлетике.

И совсем не в качестве спринтера.

Нет, Майкл поставил себе более высокую цель – бег на длинные дистанции, где выносливость значит столько же, сколько скорость, если не больше.

Он закончил подтягивания и снова проверил дыхание – чуть тяжелее, чем в начале тренировки, но ничего похожего на одышку, ничего похожего на то, как начинались те приступы, давившие его липким, удушающим страхом. Он направился к металлической лестнице на беговую дорожку, опоясывающую зал на высоте в двенадцать футов, сразу под стропилами и значительно выше баскетбольных корзин. Перескакивая через ступеньку, он бросил взгляд на часы, висящие на дальней стене.

Осталось двадцать минут. До душа можно успеть сделать еще пару миль.

Он побежал, тщательно рассчитав шаг с тем, чтобы не сбавлять его на каждом из крутых поворотов по углам зала. На треке больше никого не было; одноклассники были внизу – кто играл в баскетбол, кто качал мускулы, но большинство валялось на матах, ожидая конца урока.

– Эй, Сандквист, – с гнусной ухмылкой закричал Слотцки, – ты не боишься там сдохнуть, а?

Его дружки послушно заржали, а Майкл, остановленный окриком на бегу, машинально поднял средний палец левой руки.

Это была ошибка.

Ухмылка сползла с физиономии Слотцки. Он встал с пола и двинул на трек, трое его приятелей – следом. Озираясь, куда бы скрыться, Майкл недоумевал, что за порыв толкнул его на такую непроходимую глупость. Вспомнились, кстати, и слухи о том, как Слотцки сбросил однажды кого-то с крыши.

Тот, между тем, с одним из приспешников приближался слева, в то время как еще двое брали Майкла в клещи с другой стороны.