В мгновение ока, стр. 24

«Скорее! — подумал я. — Нужно что-то делать!»

— Эй, ты, на сцене, да-да, ты, мой двойник, увернись! Спасайся!

А ведь она нацелилась прямо на него!

— Не поддавайся! — твердил я своему близнецу. — Просчитывай на шаг вперед! Присядь, уклонись. Отскочи в сторону. Не смотри, куда она хочет. Смотри, куда она не хочет! Ну же! Не зевай!

Сейчас даже не помню, прокричал ли я эти слова во весь голос или процедил сквозь зубы, но только все мужчины в зале обомлели, когда мисс Миг схватила моего близнеца за руку.

«Будь начеку», — шептал я.

Поздно. Он лишился часов. Но сам еще этого не знал. «У тебя увели часы!» — молча кричал я и сокрушался: он потеряет счет времени!

Мисс Миг отряхнула лацкан его пиджака. Шаг назад! — предостерег я себя.

Поздно. Его авторучка, стоившая не один десяток долларов, исчезла. А он и не догадывался. Она щелкнула его по носу. Он — идиот! — осклабился. Следом за авторучкой уплыл бумажник. Нечего тереть нос, разиня, пиджак придержи!

— Плечики чем подбиты? — Она ущипнула его за плечо.

Он скосил глаза на правый рукав. «Нет!» — беззвучно закричал я, потому что в этот миг иллюзионистка залезла в левый карман его пиджака и вытащила письма. Она поцеловала его в лоб, оставив ярко-красный отпечаток, и отступила назад, прихватив с собой все, что оставалось у него в карманах: пригоршню мелочи, какой-то документ и коробочку шоколадных пастилок, которые она с жадностью отправила в рот. «У тебя мозгов — что у быка!» — вопил я, не разжимая губ. — «Где у тебя глаза?! Следи за ее движениями!»

Она повернула его спиной к залу, измерила, как заправский портной, расстояние между лопатками, а потом спросила:

— Знакомая вещица? — И вернула ему галстук.

Моя жена чуть не лопнула со смеху. Она так и не отдала мне бинокль — следила за каждым жестом, за каждой недоуменной гримасой, пока у бедняги изымали его личные вещи. Ее губы скривились в торжествующей усмешке.

«Да что же это такое! — орал я среди общего неистовства. — Уходи со сцены!» На самом деле я не издал ни звука и терзался от невозможности завопить что есть мочи. Да уходи же, если у тебя осталась хоть капля гордости!

Высокие темные своды сотрясались от людского хохота, как от извержения вулкана. Этот мрачный грот, казалось, осветился каким-то нездоровым жаром, странным отблеском. Мой двойник жаждал вырваться, подобно собаке Павлова, которая за долгий срок перестала воспринимать звонки и не получала ни еды, ни ласки. В его взгляде сквозила обреченность безумца.

«Падай ничком! Прыгай в оркестр! Уползай!» — твердил я.

Тем временем скрипки и трубы с вагнеровским пафосом оплакивали горечь судьбы.

Последний жест, одно небрежное прикосновение мисс Миг — и мой двойник лишился белоснежной сорочки. Подброшенная в воздух, она мягко упала на помост, и одновременно с ней упали брюки, из которых был незаметно выдернут ремень. Свалились брюки — и зрители буквально свалились с кресел. Лавина хохота едва не снесла балки, оглушительное эхо вторило грому веселья.

Тут дали занавес.

Мы сидели как побитые. Обескровленные, погребенные под завалами, раздавленные и выпотрошенные, сваленные без всяких почестей в общую могилу, мы, мужчины, глазели на этот опустившийся занавес, за которым скрылись обманщица и обманутые, за которым кто-то лихорадочно натягивал брюки на длинные, тощие ноги.

Нескончаемым приливом по берегу ночи прокатилась овация. Мисс Миг и не подумала выйти на поклоны. Это было ниже ее достоинства. Она отгородилась занавесом. Но я кожей ощущал ее присутствие: неулыбчивое, равнодушное. Она холодно оценивала децибелы аплодисментов и сравнивала их с теми, что гремели в предыдущие вечера.

Вне себя от злости, я вскочил с места. Если вдуматься, я не оправдал своих ожиданий. Когда нужно было присесть — качнулся, когда нужно было сделать шаг назад — подался вперед. Кретин!

— Бесподобное представление! — изрекла жена, когда толпа несла нас к выходу.

— Бесподобное? — взвился я.

— Тебе не понравилось?

— Все испортила эта карманница. Номер шаблонный, грубый, артистизма ни на грош. — Я закурил.

— Да она всех заткнула за пояс!

— Нам сюда. — Я направил жену к служебному подъезду.

— Разумеется, — проворковала жена, — тот субъект, похожий на тебя, был с ней в сговоре. Если не ошибаюсь, это называется подсадкой. Такой тип до поры до времени сидит в публике — ему за это платят.

— Нормальный человек ни за какие деньги не позволит над собой глумиться. Нет, это просто идиот, потерявший всякое чувство меры.

— Куда ты меня тащишь?

Оглядевшись, мы сообразили, что стоим прямо за кулисами.

Наверно, меня привело сюда желание разыскать двойника и крикнуть: «Фигляр! Болван! Позор всему мужскому племени! Тебе сыграют на дудке — ты запляшешь. Почешут — запрыгаешь как козел!»

Нет, по правде говоря, мне просто хотелось увидеть своего близнеца воочию, посмотреть этому предателю в глаза и убедиться, что его телесная оболочка хоть чем-то отличается от моей. И вообще, кто знает, как повел бы себя я сам, доведись мне оказаться на его месте.

За сценой горели осветительные приборы — где в полную мощь, где совсем тускло, фокусники болтали между собой. Среди них была и мисс Миг!

Там же, улыбаясь, стоял мой близнец!

— Сегодня ты был в ударе, Чарли, — похвалила мисс Миг.

Значит, его зовут Чарли. Дурацкое имя.

Чарли потрепал мисс Миг по щеке.

— Это вы были в ударе, мэм!

Неужели правда? Сообщник, подсадка. Интересно, сколько ему заплатили? Долларов пять, от силы десять — чтобы он остался без сорочки, чтобы уронил штаны, а вместе с ними — человеческое достоинство? Предатель, оборотень!

Я смотрел на него в упор, пылая от злости.

Он поднял глаза.

Возможно, они остановились на мне.

Возможно, до него дошли токи моей досады и ярости.

Он выдержал мой взгляд, но лишь на какое-то мгновение, растянув губы в улыбке, словно при виде старого однокашника, которого не обязательно окликать, если не вспомнишь имени.

Но все же он уловил мою злость. Его лицо побледнело. Улыбка исчезла. Он быстро отвел глаза. Потом уставился в пол и сделал вид, будто слушает мисс Миг, которая, смеясь, рассказывала что-то собратьям по профессии.

Я по— прежнему не сводил с него взгляда и вскоре покрылся испариной. Ненависть отхлынула. Гнев остыл. Я рассмотрел его профиль, подбородок, глаза, крылья носа, линию роста волос — не упустил ни одной мелочи. Вдруг до меня донеслось:

— Бесподобное представление!

Моя жена, выступив вперед, пожимала руку негодяйке-карманнице.

На улице я сказал:

— Что ж, на этом можно поставить точку.

— На чем? — не поняла жена.

— Я убедился: он на меня совершенно не похож. Подбородок острый. Нос приплюснутый. Нижняя губа тонкая. Брови — как щетина. На расстоянии, когда сидишь в зале, еще можно обмануться. Но вблизи — нет, нет и нет. Стрижка ежиком, очки в роговой оправе — вот и все сходство. Каждый дурак может коротко подстричься и нацепить очки.

— Вот именно, — подтвердила жена. — Каждый дурак.

Когда она садилась в машину, я невольно залюбовался ее изящными, точеными ножками.

Отъезжая от тротуара, я — так мне показалось — выхватил глазами знакомое лицо, которое, между прочим, было обращено в мою сторону. Но точно сказать не могу. Зато теперь сомнений не оставалось: сходство — это одна видимость.

Лицо растворилось в толпе.

— В жизни не забуду, — сказала жена, — как он остался без штанов!

Я рванул с места, но тут же сбросил скорость, и до самого дома мы ехали очень-очень медленно.

Слава в вышних Дориану [35]

— Добрый вечер. Приветствую. Вижу, вижу, пригласительный билет у вас с собой. Отважились? Вот и славно. Сюда, прошу вас. Держите.