The Телки. Повесть о ненастоящей любви, стр. 55

— Ее пра-пра-пра-пра-прадед был правой рукой Вильгельма Завоевателя. В 1066 году, аккурат после завоевания норманнами Англии, Вильгельм пожаловал ее пра-пра-пра-пра-прадеду земли в Йорке, Сассексе и Люблино. С течением времени земли Йорка и Сассекса отошли английской короне, а Люблино осталось. Там в 1958 году и родилась наша будущая баронесса.

— Так она русская? А как она баронесса?

— Вот ты когда замуж выйдешь за принца Эфиопии, будешь принцесса.

— А… про подругу чо писать?

— Так и пиши.

— Как?

— Ну чего тут неясного! «Баронесса фон Шлезвиг-Гешнер и ее подруга с очаровательной собачкой». Или: «ее очаровательная подруга с собачкой». Сути не меняет.

— Тут опять Цейтлина, Синиша, а потом фото, где две худые девки скачут, задрав руки вверх.

— Ага. Пиши: «Завсегдатаи московских ночных клубов, молодые львицы Маша и Карина до утра отплясывали под сет DJ Алексея Нуждина».

— А ты чего, их безо всяких ориентиров узнал?

— Неважно. Главное, чтобы они себя узнали.

— Так может, это не они?

— Какая разница! Мы олигархов в этом файле всех опознали? Кинозвезд всех? Телочек вычислили? Рублевских красавиц, жен, любовниц наиболее значимых?

— Ну да…

— Ну так кому до этих двух девок есть дело, кроме них самих?

— А может… может, это новые любовницы каких-нибудь крутых нефтяников, а ты их Машей и Кариной назвал? Неудобно получится.

— А надо, значит, этим нефтяникам чаще в свет выводить своих телок. Не примелькались еще. Если я их не знаю, значит, никто не узнает. Вот как примелькаются, так и уточним, а пока будут Машей и Кариной…

— Андрюш, а ты не боишься промахнуться?

— Не боюсь. Это медиа, зайка! Как напишем — так и будет. Все равно больше половины наших читателей на такие вечеринки не попадают. Какая им разница — Маша с Кариной или Вика с Гулей?

— Логично…

— Я вот думаю, — хихикает Вера, — сколько нужно тусоваться, чтобы на самом деле вслепую подписывать фотосессии?

— Года два, но плотно, — отвечаю я, хотя дело, конечно, не в тусовках, а в технологиях.

Как показывает практика, в наше время все можно делать в удаленном доступе: строить клубы, выяснять отношения с девушкой, играть на бирже, подписывать контракты и фотосессии, объясняться в любви… Главное — это безлимитный тариф!

СТАТЬ ОТЦОМ

Мы с Леной сидим в «Павильоне» на Патриарших и пьем вино. Я вяло тычу вилкой в рукколу и думаю о том, почему Катя не перезванивает. Решила слиться? Как-то сложно все.

А Ленка уже минут сорок грузит меня подробностями аудиторской проверки какой-то российской строительной компании. Вероятно, со стороны я похож на лоботомированную подопытную крысу: щурюсь от напряжения, предельно собран, иногда киваю, иногда отпускаю язвительный смешок, а моя мысль пытается продраться сквозь все эти «оффшоры», «прокладки», «фонари», «внереализационные доходы», «кэш-флоу». Но, как ни стараюсь, сколько-нибудь ясную картину описываемых процессов я составить не могу. Из всего ее монолога я уяснил только то, что компания хочет «обелить» большую часть бизнеса и привести его в соответствие с западными требованиями. По косвенным признакам можно догадаться, что в аудируемой компании царит полный бардак: финансы не в порядке, прибыль падает, а сотрудники воруют. В целом бизнес организован как обычно, то есть из рук вон плохо, как и на большинстве российских предприятий. Но для того чтобы тебе открылась эта шокирующая истина, не нужно обладать специальным образованием, как у Ленки. Достаточно пару выходных тусануть в «Мосте» или «Дягилеве». Поспешность и неразборчивость, с которой русские старатели тратят свои капиталы, говорят о том, что наступают новые времена. В скором времени колоду опять перетасуют.

Поскольку топ-менеджер компании WalMart, коим я сегодня вновь являюсь, не может поделиться с Ленкой таким простым и банальным открытием, я всячески изображаю интерес, изредка хватаюсь за голову и славлю судьбу за Ленкину излишнюю эмоциональность в монологе. Если бы она излагала все ровным голосом, я бы тут же спалился. Поди узнай, при каком слове хвататься за голову, а при каком просто криво усмехаться. Для меня что сомнительные долги, что нераспределенные дивиденды — суть одна: херня.

Ленка заговаривается до такой степени, что, кажется, даже не ждет от меня никакой реакции. Еще бы: по ее мнению, я понимаю описываемую ситуацию с полунамека. Посему я время от времени выключаюсь из беседы, думая о том, каким образом стану сегодня склонять Катьку к интиму, о том, каким образом мне попасть на корпоративный праздник «Тройки Диалог», где, по слухам, будет Принц, и о том, как же мне повезло вчера в «Шанти». При воспоминании о «Шанти» я пристально смотрю на Ленку, пытаясь понять, чем бы вчера все закончилось, спали она меня с Риткой. Дикий скандал? Побег в рыданиях? Или просто крупные разборки с привлечением всех заинтересованных сторон? Какой ужас! Я так и вижу лицо Ритки, услышавшей от Ленки что-нибудь типа: «И давно вы с моим молодым человеком встречаетесь?». Ритка бы наверняка взвизгнула: «С чьим молодым человеком?!» Я снова ощущаю, как капли пота катятся по спине. Да уж… А что если бы они схватили друг дружку за волосы и начали кататься по полу, дрыгая ногами? Чистый женский рестлинг! Они дерутся, вокруг толпятся посетители, официанты, и никто не стремится разнять. Когда еще такое увидишь? Я бы свалил под шумок. Представляю себе…

— Представляешь? — вырывает меня из раздумий Ленка. — Проблема в том, что российский финансист не может работать в западном формате. Если при нормально организованных финансах есть PL Statement, Cash Flow Statement ежемесячный бюджет, и все это можно посмотреть для того, чтобы определить состояние бизнеса, то в русских компаниях все потоки и документы организованы таким образом, что ничего понять нельзя. Здесь читать, тут не читать, а здесь «рыбу заворачивали», понимаешь?

— That's their fucking style, — отвечаю я уклончиво. — Они по-другому не умеют и не хотят.

— Вот именно! Fucking style! — Лена допивает вино. — Потому что один отчет для учредителей, другой — для налоговой, третий — «по состоянию черной кассы», четвертый — «по оффшорным счетам», а пятый — вообще тетрадка или флешка, которая «дома лежит, я завтра принесу, если смогу. Но там цифры — самые точные». И как им после этого делать аудит? Как строить эстимейшн лайн?

— Я думаю, что им это не нужно. — Я беру бутылку и доливаю ее бокал доверху. — На самом деле, весь этот аудит и долгосрочное планирование — просто дань моде. Сейчас модно играть в «европеизированный бизнес», — удачно вспомнил я вычитанную в «Коммерсанте» фразу, — you know…

— Слушай, я все-таки закажу горячее, чего-то есть так хочется! — Лена берет меню. — А у вас, естественно, все ведется по GAAP, да?

Кажется, GAAP — это какая-то западная система бухгалтерской отчетности, хотя я не уверен, лекции по экономике пропускал. В общем, вместо ответа я смотрю на Ленку снисходительно-недоуменно, типа, «стоит ли об этом говорить, зайка…»

— Я вообще… спросила. — Ленка, смеясь, прикрывает глаза ладонью. — Вы же американцы!

Я доливаю себе вина, бутылка пустеет. — Давай еще вина закажем! — предлагаю я. — И горячее.

— Знаешь, с тобой можно разговаривать месяцами, — говорит она вместо ответа. — У тебя поразительная способность слушать. У вас эти схемы используются последние пятьдесят лет, и ты наверняка знаешь все это гораздо лучше меня. А слушаешь так, будто я сообщаю тебе что-то новое. Ты знаешь, русские мужчины совсем не умеют слушать женщин. Особенно если женщины говорят о бизнесе. У меня такие коллеги, сокурсники по бизнес-школе…