Дуxless: Повесть о ненастоящем человеке, стр. 59

Второй мент закуривает, и в тот момент, как он освещает свое лицо зажигалкой, я опознаю в нем того самого Пашу. Одного из троих принимавших меня на прошлой неделе с кокосом.

– Оп-па, – вырывается у меня, – а тебя уже перевести на новую работу успели? В ГНК больше не служишь?

– Ты, по ходу, обознался, мужик! – говорит он мне довольно злобно. – Мы знакомы?

Но ошибки быть не может. Слишком уж у меня хорошая память на лица. Да и он, видимо, вспомнил меня. Образумившись, я говорю:

– Да я, по ходу, обознался. Извините меня.

– Ну так что, инцидент исчерпан? – спрашивает меня первый мент. – Расстаемся?

– Да, все о’кей. Я бы только вот тому дятлу пизданул обратно, – говорю я, чувствуя подступающую агрессию.

– А вот это уже самосуд. И хулиганка, – назидательно говорит он.

– Да? Жалко. Ребят, а вы меня до дому не подбросите? – окончательно хамею я.

– Ты нас с такси не перепутал? – спрашивает Паша.

– А чего такого? Тут рядом, до конца проспекта Мира, я вам денег заплачу.

– Гражданин, ты края-то видишь, а? – продолжает он.

– Ну ладно, – покорно соглашаюсь я, – пойду я тогда, да?

– Да, можете быть свободны, – говорит первый мент.

Я разворачиваюсь и иду прочь. Потом что-то говорит мне, что я поступаю не совсем верно. Я достаю кошелек, беру оттуда пятьсот рублей на такси, вынимаю остальное и иду обратно к ментам.

– Что случилось? – спрашивает меня через открытое стекло водитель, который уже собирается трогаться.

– Мне бы вашего старшего, – говорю я.

Из машины выходит первый мент. Я подхожу к нему и протягиваю деньги. Он непонимающе смотрит то на меня, то на деньги.

– Берите, это вам, – говорю я.

Он с какой-то особенной осторожностью берет деньги и поспешно прячет их в карман.

– Спасибо, мужики, – говорю я.

И наверное, первый раз в своей жизни не вижу в определении «мужик» ничего пошлого.

Клуб

Проснувшись в половине девятого утра, с раскалывающейся головой и тошнотворным привкусом в носоглотке, я первым делом звоню на работу и сказываюсь больным. Я заваливаюсь обратно в постель и пытаюсь уснуть, но мобильный периодически выдергивает меня в реальность голосами девушек, сослуживцев и даже каких-то клиентов.

В таком режиме я провожу два часа, то засыпая, то просыпаясь. Без десяти одиннадцать звонит Вадим:

– Привет, партнер!

– Здорово.

– Ты спишь, что ли?

– Пытаюсь, но никто не дает.

– Спи, брат, спи. Тебе нужно хорошо выспаться перед открытием.

– Ага, я постараюсь. Ты прилетел?

– Да. Только что. К двум часам поедем в клуб? Я вчера днем звонил Мише, договорились в обед там встретится.

– О’кей. Поедем, конечно.

– Ну ты скажи, ты волнуешься?

– Ну так… я спать хочу. У меня был трудный вечер.

– Какой у меня был вечер, я тебе расскажу при встрече. Ладно, спи, увидимся в два часа. Я поехал домой переодеваться.

– Давай, пока.

И по его голосу можно понять, как он горит и как он жаждет побыстрее попасть в СВОЙ клуб. Клуб, который сегодня откроется и сделает нас знаменитыми в одночасье и который, честно говоря, мне отчего-то трудно назвать своим. Я валяюсь еще минут сорок, но уже с отключенным телефоном, затем иду в ванную, тщательно осматриваю свое лицо в зеркале, пытаясь найти следы вчерашнего столкновения с бомжами, но не нахожу их. У меня на удивление крепкое лицо. Вот бы такое здоровье, что ли?

В половине первого я сижу на своей кухне, пью кофе, курю сигарету и почему-то совершенно не хочу никуда ехать. Я испытываю полнейшую апатию к происходящему. И еще мне очень хочется спать. Тем не менее я допиваю кофе и заставляю себя идти одеваться.

На Мясницкую мы приезжаем практически одновременно. Вадим выходит из машины с серым лицом, на ходу жмет мне руку и показывает куда-то вверх, над моей головой.

– Чего случилось, старик?

– Вывеска. Где вывеска? Они не повесили вывеску. Ты знаешь, я им звонил с утра четыре раза, они недоступны. Там принимают мобильные телефоны? Не помнишь? По-моему, там проблемы со связью. Да, да, я помню, что не мог набрать номер, там же подвал. – Вадим нервничает, и я, подчиняясь общему порыву, также начинаю нервничать.

– Послушай, – говорю я, – чего гадать? Мы сейчас зайдем и все выясним. Они, наверное, там все полируют, смотрят детали. Все в запарке. Или телефоны сели, или действительно связь там плохая.

– Да, да. Связь плохая, – сомнамбулически повторяет Вадим, продвигаясь к клубу. – Ты знаешь, – он резко останавливается, – а ведь это нехорошо для бизнеса. Когда плохая связь. Гости будут нервничать. Надо там дополнительный ретранслятор поставить, наверное, как думаешь?

– Да, я уверен, что надо. Когда связи нет, это полный отстой.

– Почему же они вывеску не повесили? До вечера не так много времени осталось. О чем они думают?

– Да в последний момент все сделают. Ты чего, не знаешь, как эти промоутеры все делают? Клуб открыт, только стаканов не завезли. Пейте из блюдец. И все еще скажут, что это круто, поверь. Может, они вообще хотят сделать клуб без вывески? Типа «кто знает, тот найдет» и все такое?

– Да… очень может быть, – как-то неуверенно улыбается Вадим.

Мы подходим к двери, которая до сих пор затянута полиэтиленом, дергаем за ручку и убеждаемся в том, что дверь закрыта.

– Фак… – говорит Вадим, – что за хуйня? И не слышно шума работ чего-то… Тихо, понимаешь? – говорит Вадим, прислоняя ухо к двери.

– Там глубина приличная. Миша же говорил, что музыка соседям не будет слышна из-за глубины.

– Каким соседям? Это административное здание, ты о чем говоришь? – раздражается Вадим.

– Ну, значит, не будет слышна административному зданию, – пожимаю плечами я.

– Послушай, а тут есть черный ход? Или запасной какой-нибудь?

– Должен быть. Наверняка есть. Пойдем под арку, во двор. Там посмотрим.

Мы идем к арке, Вадим постоянно тыкает клавиши мобильного, прикладывает его к уху и говорит вполголоса:

– Не понимаю. Ничего не понимаю. Я же звонил им из Питера. Говорил про размещение рекламных материалов.

Он постоянно плюет себе под ноги, и видно, что он здорово нервничает, и я тоже начинаю здорово нервничать. И мы оба идем, надеясь, что сейчас найдем эту чертову заднюю дверь, раскроем ее и услышим звук «болгарок» или стук молотков или настройки диджейского пульта. И мы встретим Сашу и Мишу и скажем им: «Эй, придурки, почему у вас до сих пор нет чертовой вывески и вы не берете мобильные? Вы уверены, что МЫ сегодня откроемся?» И Саша и Миша опять посмотрят на нас, как на больных детей, и скажут что-то вроде «не мешайте, работать, блядь». Или окажется, что они оба сменили номера мобильных. А нам забыли сказать эти гребаные промоутеры. Которые не от мира сего. И которых мы так за это любим. Но чем ближе мы подходим к арке, тем осязаемее у меня чувство того, что ничего такого, о чем я думаю, не произойдет. И все гораздо хуже, чем мы думаем. Хотя куда уж хуже?

Мы выходим из-под арки во двор и видим три двери в стене. Одна из них подъездная. Вторая, железная, явно указывает на то, что за ней покоится электричество, «не влезай, убьет», а третья несет на себе следы недавнего открытия. Вадим дергает ее за ручку. Сначала одной, потом двумя руками. Потом колотит в нее рукой и ногой, снова дергает и наконец отходит. Во дворе двое рабочих в оранжевых жилетах возятся с катушкой провода. Вадим подбегает к ним и говорит: