Полуночный танец дракона, стр. 19

— Каким таким слухам?

— Согласно слухам, — продолжал Клейтон, пробегая глазами одну газету за другой, — давно покинутый людьми город Санто-Доминго превратился в настоящий притон воров, убийц и преступников самых разных мастей. А также есть подозрение, что этот город является одним из основных перевалочных пунктов торговцев наркотиками. Правительство Мексики создало специальную комиссию, которая займется рассмотрением этого вопроса.

— Воры, убийцы и преступники! — расхохотался Гомес, разводя руками. — Неужели я похож на грабителя с большой дороги или на торговца наркотиками? И куда же, интересно, я их доставляю? Кормлю кокаином рыб? А марихуану где я выращиваю? — Гомес скомкал газету. — Закопаю это. Через неделю вырастет свежая брехня. Читай следующий номер!

— Обитатели города, с которыми представителям законной власти так и не удалось пообщаться, были своевременно оповещены о предстоящей акции. Девятого мая над городом были разбросаны листовки соответствующего содержания. Кстати говоря, после окончания съемок «Панчо!» компания планирует снять на развалинах города еще один фильм под рабочим названием «Землетрясение».

— Не видел я здесь никаких листовок. Если их и сбрасывали, то наверняка угодили в море. Их только акулам читать. Мексиканские летчики, что вы хотите!

Гомес смахнул со стойки газеты и, сняв со стены ружье и патронташ, направился к выходу.

— Твоя камера, гринго, — рявкнул он. — Andale! [25]

Клейтон достал из джипа свою лучшую «лейку» и вновь повернулся к Гомесу, взявшему ружье наизготовку.

— Как я тебе?

— Диктатор, да и только!

— А так? — спросил Гомес, встав вполоборота.

— Здорово! — засмеялся Клейтон, сделав снимок.

— А теперь так, — сказал Гомес, направив свою винтовку в небо. — Где там неприятель? В четыре часа, сказано?

— В пять. — Клейтон сделал еще пару снимков.

— Немного пониже! Немного повыше! — На сей раз Гомес действительно выстрелил, вспугнув попугаев, сидевших на соседних деревьях. — Сейчас, ребята, вы у меня попляшете!

— Не смешите меня, пожалуйста! У меня руки из-за этого трясутся!

— Настоящего мужчину можно убить только смехом. Ваша очередь, сеньор, — сказал Гомес, направив дуло на Клейтона.

— Эй, что это вы задумали?

Сухой щелчок ружья.

— Патроны кончились, — объяснил Гомес. — Ну как, хватит для твоего журнала? «Генерал Гомес занят привычной работой». «Гомес берет с боями Санто-Доминго». «Гомес выходит на тропу войны».

Сухой щелчок камеры.

— Все. И у меня патроны кончились, то есть пленка.

Они, смеясь, перезарядили винтовку и камеру патронами и пленкой, пленкой и патронами.

— Зачем вы это делаете? — спросил молодой человек.

— Скоро эти сучьи дети вновь вернутся сюда и будут лететь очень быстро. Тогда ты просто не сумеешь за мной уследить, я тоже буду очень быстро двигаться. Так что мы сделаем эти красивые снимочки заранее, а вранье ты можешь добавить позже. А кроме того, может, я умру до того, как они вернутся. Что-то сердчишко скверно себя ведет, нашептывает всякую ерунду вроде «полежи», «успокойся». Но уж нет, я не умру, не сяду, не лягу и не успокоюсь. Я тут организую круговую оборону, буду бегать и стрелять — слава богу, вокруг пустота. Как ты думаешь, какое нужно брать упреждение, чтобы подбить одного из этих мерзавцев?

— Это невозможно.

Гомес презрительно сплюнул.

— Тридцать футов? Сорок? Или, быть может, пятьдесят?

— Я думаю, пятьдесят.

— Вот и отлично. Хотя бы одного, да собью.

— Тогда вам достанутся уши и хвост. [26]

— Можешь не сомневаться, — сказал Гомес, — живым я им не дамся, а это значит, что я выиграю свою последнюю битву и навеки останусь здесь, на руинах.

— Скорее всего, этим все и кончится.

— Сделаем еще серию снимков. Я немного подвигаюсь. Ты готов?

— Готов.

Сделав несколько перебежек, Гомес попросил Клейтона принести из бара бутылочку текилы. Они выпили еще.

— Это была хорошая война, — сказал Гомес. — Сплошное вранье, конечно, но никто об этом не узнает. Обещай, лучший из лжецов, что эти снимки великого Гомеса появятся по меньшей мере в трех номерах журнала, посвященных войне за Санто-Доминго!

— Обещаю! Но…

— Ну а ты что будешь делать? Уедешь сейчас или дождешься здесь своих неприятелей?

— Не стану я их дожидаться. Материалов у меня теперь предостаточно. Им такого не заполучить. Гомес на фоне местного отеля. Гомес проявляет чудеса героизма, защищая Санто-Доминго.

— Ты прирожденный лжец, — рассмеялся Гомес. — Теперь парадное фото.

Он отложил винтовку в сторону, распрямил спину и, приняв важный вид, заложил правую руку за борт пиджака.

— Внимание, снимаю!

— Ну а теперь, — Гомес посмотрел на поблескивавшие на солнце рельсы, что виднелись за зданием оперного театра, и, забравшись в джип, приказал: — Едем туда!

Едва они оказались возле железной дороги, Гомес выпрыгнул из машины и встал на колени перед рельсом.

— Что вы делаете? — изумился Клейтон.

Гомес опустил голову к рельсу.

— Они вернутся этим путем. Не по небу, не по шоссе — все это, только чтобы отвлечь внимание. Вот, слушай! — Он улыбнулся и приложил ухо к горячему рельсу. — Они меня не обманут. Не на самолете, не на машине. Как уехали, так и приедут… Si! [27] Я слышу их приближение!

Клейтон стоял на месте.

— Слушай и ты, — приказал Гомес.

Клейтон опустился на колени.

— Молодец, — довольно пробубнил старик. — Ну как, слышишь?

Раскаленный на солнце рельс обжигал ухо.

— Слышишь? Далеко-далеко. Но приближаются.

Клейтон так и не смог расслышать ничего определенного.

— Вот уже ближе, — довольно пробормотал Гомес. — Значит, время пришло. Я ждал их целых шестьдесят лет, si. Какой у нас сейчас год?

Клейтон мучительно подыскивал ответ.

— Какой год, спрашиваю?

— Тринадцатое…

— Что значит «тринадцатое»?

— Тринадцатое июля тысяча девятьсот…

Он замялся.

— Дальше-то что?

— Тысяча девятьсот девяносто восьмого года!

— Тринадцатое июля тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Вот оно и наступило… Рельсы-то вон как уже гудят!

Клейтон вновь припал к рельсу и на сей раз действительно услышал отдаленные раскаты грома, только было неясно, откуда они доносились, с неба или земли. Они все нарастали, сдавливали ему грудь, все тело. Закрыв глаза, он прошептал:

— Тринадцатое июля девяносто восьмого года…

Гомес усмехнулся.

— Вот теперь я знаю, который год. Ай да Гомес! Дожил-таки до этого момента! А сейчас, сеньор, уходите.

— Я не могу вас здесь оставить!

— А меня здесь и нет! Гомес живет совсем в другом времени. На моем календаре пятое мая тридцать второго года! Отличный год, смею вас заверить! Пусть приходят! Им и в голову не придет искать меня в другом времени. Уходи. Аndale!

Клейтон поднялся на ноги и посмотрел на Гомеса, по-прежнему лежавшего головой на рельсе.

— Сеньор Гомес…

Он долго дожидался ответа.

— Иди себе с миром.

— Прошу вас!

— Если вокруг пустота, есть где разгуляться. Когда ты уйдешь, я буду двигаться быстрее.

Клейтон сел за руль джипа и завел двигатель.

— Гомес, — позвал он негромко.

Ответа не было. Гомес находился теперь в совсем ином времени, возле рельсов лежало единственно его тело, и было много места, где разгуляться.

Клейтон нажал на газ и поспешил покинуть город, над которым уже начинали грохотать раскаты грома.

Театр одной актрисы

One-Woman Show (2002)

— И каково же быть женатым на такой женщине, в которой все женщины сразу? — спросил Леверинг.

— Приятно, — ответил мистер Томас.