Средневековая Европа. 400-1500 годы, стр. 6

Человек Ренессанса ощущал свою судьбу как открытую, незавершенную. Ариосто писал, что не хочет жениться, поскольку тогда он не сможет принять сан священника, и не хочет принимать сан, ибо тогда не сможет жениться. Вероятно, это шутка (в конце концов он женился), но вот реальная судьба Рафаэля: папа предлагал ему кардинальский сан, один из папских приближенных – свою племянницу в жены с огромным приданым. Рафаэль не пришел к окончательному решению ни при жизни, ни даже в смерти: он принял постриг на смертном одре и одновременно в завещании объявил свою суженую наследницей и женой перед Богом. Возможность выбирать ценней самого выбора.

Однако непрерывное состояние этого выбора порождало неуверенность и «меланхолию», но не в нынешнем смысле – «легкая печаль», а в значении – «тягостное раздумье», «уныние». Если будущее открыто, то в нем может быть все, в том числе и самое страшное. Современные исследователи [11] установили, что ужас, охвативший Европу в 1000 г., когда все якобы ждали конца света, сильно преувеличен, и именно ренессансными историками, переносившими в прошлое страхи своего времени. В 1500 г. светопреставления ожидали напряженнее, чем пять веков назад, и во всем – в падении Константинополя, открытии Америки (оно пришлось на 1492 г., то есть на 7000 год от сотворения мира) – видели знаки близящегося пришествия Антихриста. Стремление к красоте вдруг оборачивалось тягой к богатству, освобождение от устаревших моральных норм – безнравственностью, всемогущество человека – всевластием правителей.

Ощущение хрупкости гуманистического мирка вызывалось узостью его. Даже во Флоренции гуманистические идеи не охватывали всех слоев населения, да и не могли охватить. Гуманизм не аристократичен, но элитарен, гуманистические добродетели открыты каждому, но мало кто может вместить их в полной мере, ибо они требуют напряжения доблестной души, а это есть не у всех. Искусство Ренессанса представляется наиболее полным воплощением гуманистических идеалов, но и это искусство не было тогда общепризнанным: значительная часть художников продолжала жизнь цеховых мастеров, работала в старой манере, и их произведения пользовались популярностью у рядовых сограждан.

Я далек от мысли преуменьшать достижения Ренессанса, мне хотелось лишь показать, что в истории на каждое достижение есть свои утраты – и профессор Кёнигсбергер, думаю, согласился бы со мной (вспомним: «успехи и трагедии человеческой истории не так легко разделить»).

Впрочем, я, кажется, нарушил один из принципов критики: обсуждать лишь то, что автор сказал, и не касаться того, что он не включил в свои рассуждения. Но и к этому нарушению меня подталкивает чтение «Средневековой Европы», книги богатой не только фактами, но и идеями, книги, побуждающей к размышлению и дискуссиям. Уверен, что у читателя труд профессора Г. Кёнигсбергера о старой, но вечно юной Европе вызовет желание подумать и, быть может, поспорить.

Д.Э. Харитонович

Введение

История Европы началась в V в., когда западная часть Римской империи рухнула под натиском племен германских «варваров». За последующие шестнадцать столетий на обломках, сохранившихся после этой катастрофы, сложилась новая культурная общность, которая включила в себя весь Европейский континент, утвердилась в Америке и Австралии и (в той или иной форме) доминирует в остальных частях мира.

Организация человеческих обществ, по-видимому, подчинена единому основополагающему правилу: сильные стремятся властвовать и эксплуатировать слабых, а самые сильные – создавать империи, размеры которых ограничиваются только географическими условиями и человеческими возможностями. Метаисторическое убеждение христианских теологов, согласно которому одну империю должна сменять другая, [12] учитывало, таким образом, опыт человечества – даже если мы не склонны приписывать этой смене безусловную для теологов упорядоченность и провиденциальную природу. Главная проблема европейской истории заключается, следовательно, не в том, почему европейцы стремились к господству над другими народами, важнее – каким образом и при каких обстоятельствах они смогли выработать в себе следующие фундаментальные качества и способности: во-первых, успешно противостоять на протяжении почти тысячелетия могущественным и порой более высокоорганизованным соседям; во-вторых, распространять свою власть и основные ценностные установки на неевропейские общества. Иными словами, следует оценить последствия этого процесса (включая реакцию на него) и сформулировать проблемы, доставшиеся нам в наследство.

Для понимания этих проблем вовсе не нужно сверяться со всеобщим законом исторического развития (которого, по нашему мнению, просто не существует); мы отнюдь не намерены высказывать безапелляционные суждения о шестнадцати веках европейской истории или о европейцах как особом сообществе, противостоящем другим народам. Скорее, мы попытаемся показать, что история человеческих обществ подчинена определенному порядку, непредвзято рассмотреть собственно европейские культурные достижения, а также дать моральную оценку действиям отдельных личностей или больших групп. Выполняя эту задачу, мы будем руководствоваться критериями, выработанными культурным опытом Европы.

Историю Европы можно ясно представить себе лишь в одном случае: если постоянно соотносить ее с историей соседних народов. После падения Западной Римской империи Европа более тысячи лет защищалась от мусульман-арабов на Средиземноморье, от норвежских мореходов-викингов на севере и западе и разных азиатских народов – на востоке (гуннов в V в., авар, венгров, монголов и наконец – и дольше всего – турок). Несмотря на большие потери, ядро Западной Европы удалось отстоять. Гунны и авары были побеждены и рассеяны, викинги и венгры обращены в христианство и ассимилированы. Но из двух великих попыток средневековой Европы вернуть территории, захваченные мусульманами, лишь одна увенчалась успехом: Реконкиста Иберийского полуострова (Испания и Португалия) и возвращение большого средиземноморского острова – Сицилии. Другая попытка – крестовые походы (предпринятые с целью отвоевать Иерусалим и установить власть христиан в Восточном Средиземноморье) – окончилась неудачей. Эта неудача оказалась тем более прискорбной для христианской Европы, что в одном из крестовых походов взятием Константинополя (Византия) был нанесен смертельный удар существовавшей до той поры части Римской империи. С крушением главной преграды для исламской экспансии на юго-востоке Европы турки-османы наводнили Малую Азию, захватили Константинополь, а затем и весь Балканский полуостров. Вплоть до 1683 г. Вена вела ожесточенную борьбу с турками, неоднократно осаждавшими город. [13] Христианской Европе потребовались три века – XVIII, XIX и XX, чтобы с трудом вернуть большую часть Балкан, но Константинополь и вся Малая Азия остались у турок. В то время идеи христианской экспансии уже не играли ключевой роли, а Турция мало-помалу ассимилировалась Европой. В связи с этим ведущее значение приобрели иные факторы.

С XV в., продолжая бороться против ислама в Средиземноморье и на Балканах, европейцы начали преодолевать изолированность своего континента, достигли Америки и, обогнув Африку, проникли в Южную и Восточную Азию. В последующие четыре столетия они расселились на Американском континенте, открыли и заселили Австралию, создали громадные империи в Индии, Индокитае и Индонезии, возвратили захваченные монголами территории на юге и востоке России, колонизировали степи Северной Азии (Сибири) от Урала до Тихого океана и поделили между собой Африку. Не прибегая к прямым захватам или колонизации, европейцы осуществляли торговую экспансию в Китайской империи и вынудили Японию открыть границы для западной торговли и технологии.