Средневековая Европа. 400-1500 годы, стр. 11

Литературные источники также подтверждают разрушительное и гнетущее воздействие налогов на сельское население. Иоанн Хрисостом выразительно описывал бедственное положение humiliores, простого народа. Сальвиан заслужил известность гневными тирадами, обличающими сборщиков налогов и землевладельцев в Галлии: ограбленные сборщиками люди, говорил он, не уходят к варварам только потому, что боятся потерять «последние жалкие остатки своего имущества»; поэтому они «полностью отдают себя в руки богатых, во всем подчиняясь их власти и их суду… они вверяют патронам почти все свое имущество, только чтобы заслужить их покровительство, и дети остаются без наследства, дабы отцы могли жить в безопасности».

Сальвиан был моралистом с развитым социальным сознанием. Разумеется, он нередко сгущал краски, но нарисованная им картина достаточно правдива. Большие поместья, особенно в Италии, кое-где еще обслуживались рабами. Рабов не использовали в бригадах, как это было на плантациях Вест-Индии и Америки в XVIII в.; их расселяли на небольших участках земли, которые давали им возможность поддерживать собственное существование и могли переходить по наследству. Рабов использовали также в качестве приказчиков и надсмотрщиков. Подавляющее большинство рабов в поздней Римской империи занимались домашней работой: каждый свободный гражданин (даже с минимальными социальными претензиями) стремился завести хотя бы одного или двух рабов, подобно тому, как средний класс домовладельцев викторианской эпохи считал необходимым держать по крайней мере одну служанку. Богатые люди владели сотнями рабов. Если крупное поместье не обрабатывалось рабами, его, как правило, сдавали в аренду мелким арендаторам, которые выполняли работу, платили арендную плату и, разумеется, налоги. Процесс, описываемый Сальвианом, заключался в следующем: свободные крестьяне передавали право собственности на свои небольшие участки богатому патрону, но продолжали их обрабатывать в счет арендной платы и других услуг. В результате эти крестьяне и их дети во многом утрачивали реальную свободу, хотя формально и не считались рабами. Со своей стороны патрон гарантировал им защиту от могущественных и хищных соседей и, сверх того, от злоупотреблений налоговых сборщиков.

Таким образом, крупные землевладельцы фактически подчинили себе население обширных районов и сконцентрировали в своих руках власть над местными рынками. Они заводили своих гончаров, кузнецов, ткачей, хлебопеков и других мастеров, чтобы – как наивно писал знаток сельского хозяйства Палладий – освободить крестьян от обременительных посещений города. Крупные поместья превращались в самодостаточные хозяйственные организмы, а их владельцы осуществляли важную посредническую миссию между государством и значительной частью его подданных. В подобной организации, как правильно отмечали, просматривается один из прототипов будущего феодального устройства; однако ей еще не были свойственны военные функции и специфически феодальные отношения личной верности. Отношения верности в Римской империи были довольно сложными, и нам мало что о них известно. Однако заслуживает внимания то обстоятельство, что в V в. обширные области Галлии и Испании охватили крестьянские восстания против римских и готских землевладельцев, поскольку крестьяне, которые, по словам Сальвиана, «лишившись преимуществ римской свободы, терпят грабежи, притеснения и убийства со стороны жестоких и несправедливых судей», несомненно, утратили все чувства верности – и к империи, и к своим непосредственным господам. Простые люди Римской империи, конечно, ценили pax romanа, тот «мир», который империя бралась установить (и крайне редко могла сохранить). Однако в целом они, по-видимому, почти не испытывали чувства верности к имперским учреждениям и не выражали готовности сражаться за империю – тем более что их господа тоже не призывали к этому.

Теории, объясняющие падение Римской империи на Западе

К началу V в. Римская империя жила, несомненно, не по своим доходам. Растущие потребности армии и административного аппарата, увеличение паразитических и привилегированных групп населения (от сенаторов с их толпами личных рабов до духовенства и монахов), необходимость содержать обширные и в экономическом отношении паразитические города – все это ложилось тяжелым бременем на ограниченные производительные ресурсы. Данное обстоятельство, в свою очередь, позволяет объяснить социальную напряженность эпохи, причины превращения свободных крестьян в сервов и многочисленные бунты доведенных до отчаяния людей. Все эти явления, несомненно, ослабили способность империи противостоять внешней агрессии. Но позволяют ли они убедительно объяснить падение Римской империи на Западе?

По-видимому, нет. Дело в том, что почти те же самые проблемы и почти в той же мере были характерны и для Восточной империи. И все же она не погибла. Этот неоспоримый факт для нас чрезвычайно важен. Вероятно, крупные поместья на востоке были не столь обширны, как на западе, а свободное сельское население – более многочисленно. Больше было и древних городов с давними гражданскими традициями и многочисленным «средним классом». Городская жизнь Восточной империи отличалась большей устойчивостью, чем на западе.

Однако мера этих различий оценивается исследователями по-разному, и уж во всяком случае сомнительно, что они могут служить достаточным объяснением столь разительного несходства судеб восточной и западной частей империи. Опыт развития первой демонстрирует, что сильный экономический, социальный и военный кризис в начале V в. не был катастрофичным сам по себе.

В силу этого обстоятельства все попытки приписать падение Римской империи любой отдельно взятой причине неизбежно оказывались неудовлетворительными, хотя теорий выдвигалось немало. Например, соображения морального плана: в частности, мнимой «деградации» римлян противопоставлялась нерастраченная жизненная энергия германских варваров. Оборотной стороной этой теории является утверждение, что христианство ослабило древние римские добродетели и оказалось, таким образом, виновником падения империи. К тому же разряду псевдонаучных моральных соображений относится и мнение об упадке Рима как результата смешения рас. Столь же несостоятельна теория неизбежного распространения эпидемий по Средиземноморью, единому политически и экономически, равно как и аргумент иного плана – изменение климата, якобы подорвавшее сельское хозяйство.

Все эти теории либо неправдоподобны, либо слишком абстрактны (безотносительно к частной предвзятой позиции: узкохристианской, антихристианской, национальной или расовой). Важнее, однако, другое: все они применимы к Римской империи в целом, а значит, не относятся только к западной ее части. Катастрофу можно объяснить, лишь ясно представляя себе реальную картину событий и их подоплеку. А первоисточник всему – это народы за пределами империи.

Германские варвары

Римляне хорошо знали германских варваров (термин «варвар» используется здесь в специфическом для того времени смысле, означая «чужака», или иностранца, и вместе с тем сохраняет донесенное до наших дней значение «нецивилизованности»). Германцы были северными соседями римлян более пяти веков. Время от времени они пытались проникать в пределы империи. Нередко их вторжения представляли собой серьезную опасность, но всякий раз границы в конце концов восстанавливались. Впрочем, довольно часто и в течение длительных периодов германцы вели себя мирно по отношению к империи, а свою тягу к сражениям удовлетворяли во взаимных стычках. Для римлян такие междоусобицы были весьма выгодны еще в одном отношении: они обеспечивали возможность получать весьма ценный товар – рабов. Тем не менее ни один римский военачальник или наместник провинции никогда не забывал о том, что германцы – очень опасные соседи.

Большая часть германских племен уже давно оставила кочевой образ жизни; они обрабатывали землю, хотя и примитивным способом, и вели пограничную торговлю с римлянами. Вестготы, жившие к северу от нижнего течения Дуная и знакомые нам больше, чем какое-либо другое германское племя, уже не представляли собой бесклассовое общество свободных и равных воинов, о котором писал Тацит в I в. н. э. У вестготов был класс богатых людей, называемых римлянами optimates; они держали в своих руках политическую власть, но еще не создали сколько-нибудь развитого государственного аппарата: семья, клан и племя продолжали составлять основу социальной и политической организации. Незначительное число германцев было грамотным. Готский монах Ульфила (умер ок. 381 г.), сделавший перевод Библии на готский язык, фактически изобрел для него алфавит. До этого времени германцы пользовались руническим письмом, знаки которого были заимствованы из греческого и этрусского алфавитов. [19] Руны употреблялись преимущественно для магических записей. Христианство с трудом утверждалось в германском обществе: лишь немногие были обращены в новую веру, и к V в. ни одно из крупных племен за границами империи не приняло христианства.

вернуться

19

Это лишь одна из версий; ряд исследователей настаивает на независимом от внешних влияний возникновении рунического алфавита.