Плохие парни, стр. 28

Жюль, поднеся руку козырьком к глазам, уставился в океанскую даль. На горизонте было видно с полдюжины кораблей.

– Что это? Русские приплыли бомбить нас, – спросил Жюль.

– Да нет, коммунисты не любят забав. А здесь у нас, в Атлантик-Сити, слишком много забав. Им придется по вкусу – разбомбить город, в котором столько забав.

Жюль засмеялся, правда, веселость его была несколько нарочитой.

– Мне кажется, они сперва ударят по Нью-Йорку, а потом уж – по Атлантик-Сити, – сказал Тоцци.

– Ни слезинки не пролью в этом случае. – Жюль допил свой напиток до дна. – Ни слезинки.

– Они и Ричи туда забрали, верно?

– Ну ясное дело. – В голосе Жюля чудилась горечь. – Да и как же иначе? Ему пообещали «сделать» его в Нью-Йорке, если он поможет им избавиться от меня. Ричи знал, что иначе его ни за что не «сделают», поэтому он с ними и снюхался. Честолюбив он был, мой зятек. Он связался с большими людьми – с мистером Луккарелли, мистером Мистреттой, мистером Джиовинаццо. – Жюль поскреб ногтями под подбородком – старинный итальянский жест, означающий: «Да начнут они харкать кровью».

И тут в холле появилась Джоанна.

– Ах, вот вы где, – сказала она, подошла к ним, обняла отца и поцеловала его в щеку. – Ну, папа, как время провели без меня?

Тоцци был тронут тем, что изысканная дама в шелковой блузке, льняных брюках и сандалиях на высоком каблуке проявляет такую преданность по отношению к отцу. Но, с другой стороны, ему еще не попадались люди, которым доводилось пользоваться своим служебным персоналом или, упаси Бог, постельным персоналом по очереди с родителями.

– Папа, я люблю тебя.

Она крепко обняла его.

Жюль прижал ее к себе, как маленькую девочку, если не замечать того, что она была выше его на четыре дюйма.

– Ладно, хватит дурачиться, – и он грубо оттолкнул ее от себя. – Что люди подумают? Что я опять по девкам пошел?

И его зычный смех прокатился по всему холлу.

– Ленч, – объявил Жюль. – Вам обоим надо поесть. – Он огладил стройное тело дочери. – И не вздумай отказываться. – Он повернулся к Тоцци. – И ты ведь тоже небось проголодался?

– Ясное дело, – улыбнулся Тоцци.

– Готовят здесь – пальчики оближешь. Настоящие итальянские блюда. Просто не поверите.

Он сграбастал дочь за руку и потащил ее прочь, затем, сделав озабоченное лицо, повернулся к Тоцци.

– Вы ведь любите итальянские блюда?

Тоцци, помедлив, кивнул.

– Бьюсь об заклад, приготовленными как здесь, вы их никогда не ели. Невероятно. Пошли, Ричи, подзаправимся.

Жюль открыл дверь и повлек за собой Джоанну.

Беглый взгляд Тоцци позволил ему заметить, что ее лицо искажено болью.

Тоцци вел машину, а Джоанна сидела откинувшись на пассажирском сиденье и глядела выпущенное ветровое стекло. На ней были огромные солнечные очки. Тоцци заметил, что она теребит лежащую на коленях сумочку. У машины был хороший ход, но к нему следовало приноровиться. Он постоянно посматривал по сторонам, все ли находится на своих местах: недавняя находка в «ниссане» была ему еще памятна, хотя и ехали они сейчас в принадлежащем ей «саабе».

Джоанна поплакала, но сейчас уже перестала. За ленчем Жюль вел себя не лучшим образом, и ей никак не удавалось угомонить его. Ей было трудно видеть, как он по-прежнему воображает себя хозяином Атлантик-Сити. И, должно быть, еще трудней выслушивать его обещания устроить ей замечательный медовый месяц и уверения в том, что следующий брак непременно окажется «просто замечательным». К тому же Жюль был не из тех, кто говорит что-нибудь только по одному разу. Но на протяжении всей трапезы Джоанна была на высоте. И только когда они попрощались с Жюлем и он вернулся в игорный зал, у нее хлынули слезы.

– Я знаю, что скверно себя веду, но все равно стараюсь видеться с ним как можно реже. Потому что при каждой встрече наблюдаю очевидный регресс.

Тоцци возился с машиной. Ему давненько не приходилось пользоваться автомобилями со стандартной передачей.

– Когда мы с ним разговаривали вдвоем, твой отец держался молодцом.

– А о чем вы говорили?

Он посмотрел на нее, затем перевел взгляд на дорогу.

– О Ричи.

И вновь посмотрел на нее.

– Это ведь твой отец воспитал его. А не я.

– А он рассказал тебе, как он со своими дружками собирается разыскать Ричи и заставить расплатиться за все?

– Нет.

– Это удивительно. Чаще всего он только об этом и говорит. Если честно, то удивительно другое: почему он не попросил тебя помочь ему в этом?

Тоцци не сводил глаз с дороги.

– Если бы попросил, я бы, возможно, ответил согласием.

Она промолчала.

Теперь молчали они оба. Какое-то время спустя Джоанна включила магнитофон. Тоцци надеялся, что хоть здесь это будет не классическая музыка. Но он ошибался. И все же музыка оказалась неплохой: успокаивающей и задумчивой и куда более традиционной, чем чертов струнный квартет, который он слушал в спальне. А эта музыка ему даже понравилась.

– Что это? – поинтересовался он.

– Фуга Телемана. А здесь поверни налево. Я покажу тебе, как вернуться на бульвар. На скоростных магистралях по субботам вечно пробки.

Тоцци, следуя ее указаниям, поехал по широкой величественной улице, застроенной высокими домами в викторианском стиле, чередующимися с домами более современной архитектуры. Здания поновее были или одноэтажными усадебными домами с богатыми каменными фасадами, или колониального типа виллами с колоннами у портала. Лужайки повсюду были ровными, подстриженными. Солидный район – богатый средний класс или бедный высший. Такие дома больше всего, решил Тоцци, подошли бы банкирам.

Джоанна, сев прямее, уставилась на один из домов в колониальном стиле, белое здание с высокими колоннами и пышными красными геранями на двух клумбах у входа. Судя по всему, этот дом ее явно заинтересовал.

– Кто-нибудь знакомый? – спросил Тоцци.

– Что?

– Этот дом. Тут живет какой-нибудь знакомый?

– Бывший знакомый. Тот, кого я знала в детстве.

На мгновение она умолкла.

– Здесь жила девочка, с которой мы когда-то учились. Линда Тукерман была моей лучшей подругой в третьем классе. Мы здесь с ней все время играли после школы, пока однажды их служанка не налетела на нас и не сказала мне, чтобы я убиралась и не смела сюда больше приходить. Огромная негритянка с Ямайки. Прогнала меня, как чужую курицу. В то время я ничего не могла понять. Но выяснилось, что отец Линды баллотировался в городской совет и ему не хотелось компрометировать себя дружбой своей дочери с дочерью Жюля Коллесано. Это было очень жестоко.

Она откинулась на сиденье.

– А твой отец узнал об этом?

– О да... Я рассказала ему обо всем, все глаза выплакала. – Она вздохнула и покачала головой. – И знаешь, что он сделал? Он послал одного из своих людей в офис мистера Тукермана с подарками. Отец Линды получил на свою избирательную кампанию десять тысяч долларов от анонимного спонсора... и сломанную руку. Через пару дней, когда я вернулась из школы, меня дожидались куклы – новая Барби, и Кен, и весь их гардероб, и все принадлежности к Барби: спортивная машина, спальня, ну, одним словом, все. У меня уже была своя Барби, и платьица для нее кое-какие тоже, но получить весь набор сразу – это было воплощение самой заветной мечты. Тем же вечером я спросила у отца за ужином, откуда все это богатство взялось. Он велел мне играть в куклы и ни о чем не тревожиться. И с тех пор мы с Линдой после школы играли у меня.

Тоцци сделал удивленное выражение лица.

– Отцы и дочери, – пробормотал он.

– У этого «кирпича» направо, – сказала Джоанна и врубила музыку на полную мощность.

Отцы и дочери, презрительно подумала она, глядя в боковое зеркало на большой белый дом с колоннами и с геранями на клумбах у входа. Этот дом был ее родным.

Глава 14

Гиббонс сел прямо напротив Брента Иверса, который, не обращая на него внимания, изучал какие-то бумаги у себя на столе. Начальник отдела был сегодня в нежно-розовой сорочке и в контрастирующем с ней темном галстуке. Ну и, разумеется, серый двубортный костюм. Из стола была выдвинута крышка для письма, и на ней Иверса дожидался ленч: салат из шпината на пластиковой тарелочке и йогурт. Земляничный йогурт. Гиббонс с трудом верил собственным глазам. Эдгар Гувер проблевался бы от одного взгляда на такие яства.