Плохая кровь, стр. 31

– Знаешь, я когда-нибудь выкину вон весь тот хлам по педагогике, какого ты накупила. У тебя не осталось ни капли здравого смысла. Твоя мать что, прочла миллион книг, прежде чем тебя воспитывать? Моя – нет.

Мишель сверкнула глазами на мужа.

– Ты своей матерью мне глаза не коли.

– А что ты имеешь против моей матери? – Сучонка.

– Ничего. – Мишель опустила глаза.

– Что это такое – «ничего»? Валяй выкладывай, что у тебя на уме.

Мишель подняла глаза к небу, сжала кулак и закусила верхнюю губу.

– Послушай, Джон, я не хочу с тобой ссориться. Я не хотела сказать ничего плохого про твою мать. Я просто нервничаю.

– Из-за чего ты нервничаешь?

– Из-за всего: из-за борделя, из-за того, что ты забираешь Рэйко, из-за мистера Антонелли. Слишком многое переменилось, Джон. – Иисусе Христе, опять она начинает нюнить.

– Но стоит ли из-за этого нервничать? – Д'Урсо сдерживался изо всех сил. Как дед говаривал насчет бабки – все, что ей нужно, это хорошая затрещина и большая затычка.

Мишель всхлипывала, как ребенок.

– Антонелли ужасно разозлится на тебя. Решит, что ты зарвался. Я боюсь его, Джон, боюсь того, что он с нами сделает.

– Что с тобой, мамочка? Ты почему плачешь? – Аманда, казалось, вот-вот разревется сама.

Д'Урсо провел рукой по лицу.

– Перестань плакать, Мишель. Ты расстраиваешь Аманду. Перестань плакать и послушай меня. Тебе недолго осталось переживать из-за старика.

Мишель перестала всхлипывать. Глаза ее расширились. У нее перехватило дыхание.

– Что ты такое говоришь, Джон? – произнесла она отчаянным шепотом.

Д'Урсо не собирался ей рассказывать, но было уже поздно. Теперь она догадалась. Впрочем, рано или поздно все равно...

– Я решился, – сказал он. – Старик должен уйти.

Мишель хотела что-то сказать, но у нее не получалось. Она тяжело дышала, прикрыв рот рукой и глядя на Аманду. Д'Урсо схватил жену за руки и мягко развернул к себе.

– Только не устраивай здесь сцены. Просто выслушай меня.

– Ты спятил! – зашипела она. – Спятил! Если Антонелли узнает, что ты хочешь его достать, он нас всех сотрет в порошок.

– Пять лет назад, Мишель, я бы согласился с тобой. Тогда Антонелли был настоящим боссом, но сейчас он слишком стар.

Нет прежней хватки. Ослабел, оторвался от жизни. Половина банд в семействе делают все, что им только в голову взбредет, а он и знать ничего не знает. Он роняет престиж всего семейства. Тушь текла у нее по щекам. Сейчас она была похожа на того парня, Элиса Купера.

– Но он босс, Джон. Ты убьешь его – и начнется война между бандами. Ты ведь не хочешь этого, а?

– Спасибо тебе, Мишель, большое спасибо. Прекрасно иметь жену, которая всегда поддержит в тяжелую минуту. – Он выпустил ее руки.

Она перестала плакать и вытерла салфеткой глаза.

– Ты не прав, Джон. Ты совершаешь большую ошибку. Он грохнул кулаком по столу. Чашка, стоявшая на краю, упала и разбилась.

– Старик мешает нам по-настоящему развернуться в этом деле с рабами. Этого нельзя, того нельзя – а сорок процентов вынь да положь. Как он думает, откуда возьмется его доля, да еще и мне приличный процент, если девчонки не будут прирабатывать на стороне? Это не такая большая просьба. А он говорит: нет, это нельзя. Так нечестно. Если хочешь знать мое мнение, то он и его закадычный дружок Хамабути – кукушата в чужом гнезде и денежки получают задарма. Старику пора умереть. Он и так достаточно пожил. – Д'Урсо встал и застегнул на все пуговицы свой двубортный пиджак.

Тут он вдруг заметил, что Рэйко смотрит на него. Она передернула плечами, откидывая волосы с лица. Чистя лацканы, Д'Урсо выпятил губы, чтобы не выдать ухмылку. Да, детка, ты мне тоже нравишься. Как-нибудь на днях, Рэйко. Очень скоро. Обещаю тебе.

Аманда спрыгнула со скамейки и отнесла Мишель блюдечко с крошками.

– Вот, мамочка. Вот твои таблетки. Выпей, и тебе будет лучше.

– Спасибо тебе, дружочек. – Мишель шмыгнула носом и принялась подъедать крошки. Она склонилась над блюдцем с таким видом, будто там лежал омар, и время от времени вытирала глаза черной от туши салфеткой, делая вид, что все в порядке. Дура. Никогда она не была такой дурой. Дети лишают женщину разума. Просто превращают ее в пустое место.

– Ну, пока, – сказал Д'Урсо жене. – Счастливо, Аманда.

– Счастливо, папочка.

Повернувшись, чтобы идти, он снова поймал на себе взгляд Рэйко. Он ухмыльнулся и подмигнул девушке. Да, как-нибудь на этих днях, Рэйко. На этих днях.

Глава 16

Рэйко всегда это делала, когда они занимались любовью. Оседлав его бедра, раскачиваясь медленно, упорно, возбуждающе, она откидывала голову назад, и ее длинные шелковистые волосы скользили по его яйцам, а Рэйко тем временем сновала по татуировкам легкими пальчиками. Сначала – зеленый дракон на левом плече: она рисовала ему зубы, тыкала в красные глаза, обводила чешуйки, следовала за извивами хвоста, что заканчивались под мышкой: Затем она переходила к дракону на правом плече и проделывала то же самое в том же порядке.

Затем – маска черта слева, выше ребер: сначала всегда язычок, затем – длинный синий нос, похожий на пенис. Потом всегда шел правый черт в той же самой последовательности: язык, нос, рот, глаза.

Потом она всегда переходила к толстой черной рыбе фугу посередине груди, начиная с синеватых выпяченных губ, переходя на скошенный лоб, затем на спину, потом, скользнув вниз, обрисовывала хвост, тщательно прослеживая все его перепонки, затем возвращалась к туловищу, обводила выгиб толстого живота, поднималась к челюсти, наконец, отрывала пальчик, чтобы ткнуть его в желтый выпученный глаз, завершая таким образом рисунок рыбы.

Наконец она сосредоточивалась на эмблеме, заключенной в рыбьем боку, эмблеме Фугукай, и тщательно выписывала иероглифы, составляющие название организации. Нагаи всегда удивлялся, зачем она неизменно следует этому кропотливому ритуалу – ведь встречались-то они в лучшем случае раз в неделю. Не слишком все это и возбуждало, надо сказать. На самом деле Нагаи включался только тогда, когда длинные волосы Рэйко начинали щекотать ему яйца. Вот почему он наказал ей никогда не стричь волосы, что бы ни случилось.

Она закончила обводить татуировки и потерлась о него животом, влажными складками. Их пальцы переплелись, и она продолжала извиваться, чуть-чуть подпрыгивая. Но волосы ее больше не доставали до яиц; проклятье – это внезапно вывело его из терпения. У него ведь полна коробушка – вот-вот прольется. Он поднял локти, оторвал Рэйко от себя, кинул на скрипучий матрас. Она легла на собственные волосы, как принцесса, упавшая с неба. Он вновь отыскал шелковистые влажные складки и проскользнул туда, вращая бедрами, чтобы она ощутила его приход. Хотелось поиграть с ней, приласкать ее, но он был слишком возбужден и не мог больше терпеть. Ей нравилось, когда это длится долго. Говорила всегда, что, когда медленно занимаешься любовью, время останавливается. Иногда и он так же относился к сексу, но нечасто. Во всяком случае, с тех пор как приехал в Америку. Трудно заставить время остановиться, когда Масиро и двое из ребят Хамабути ждут тебя на автомобильной стоянке у паршивого мотеля, чтобы сопроводить в Нью-Йорк на встречу с очередным связным проклятого Хамабути, которая должна состояться в полдень.

Черт. Он опадал, становился мягким, вялым, стоило подумать о работе. Надо поспешить, пока не опал совсем. Нагаи начал просовывать, встроился в ритм, чуть приподнялся, чтобы легче входило. Пот выступил у него на лбу. Он старался изо всех сил, нажимал, сдерживался до последнего. Он толкал, толкал и толкал, помогая себе руками, растирая ей зад, намотав на пальцы эти чудесные черные волосы. Он представил себе Рэйко в комнате прелестного деревенского домика – ее волосы, такие длинные, устилают весь пол, до самых стен из рисовой бумаги. Она здесь живет нагая, только для него. Ее волосы – одежда, мебель, постель. Солнце заглядывает в окошки, и пряди сверкают, как уголь. Внезапно он почувствовал, что кончает. Да. Это срабатывает безотказно.