Потомки Шаннары, стр. 55

Пар похолодел, представив себе Колла и Моргана в руках Риммера Дэлла. И Падишара тоже. Что сделает Первая Ищейка с лидером Движения?

— Этой ночью, — повторила она тихо, но настойчиво. — Пока они ничего не ожидают. Они будут держать Падишара и других в камерах поста. Они еще не увезли их; к утру они станут усталыми и сонными. У нас не будет другой возможности.

Он недоверчиво посмотрел на нее:

— У нас? Ты имеешь в виду нас двоих?

— Если ты согласишься пойти со мной.

— Но что мы можем сделать вдвоем?

Ее волосы тускло сверкнули в лунном свете.

— Расскажи мне о своей магии. Что ты умеешь, Пар Омсворд?

На этот раз он не мешкал с ответом.

— Могу становиться невидимым, — начал он. — Казаться не тем, кем являюсь на самом деле. Могу заставить других видеть то, чего на самом деле нет. — Он почувствовал нарастающее возбуждение. — Почти все, что хочу, если это длится не слишком долго и оно не слишком большое. Понимаешь, это только иллюзия.

Она медленно отошла от него и остановилась среди деревьев. Постояла в тени, глубоко задумавшись. Пар не двигался с места, чувствуя, как прохладный ночной воздух ласкает его кожу тихим дуновением ветерка, слушая тишину, затопившую город. Ему хотелось уплыть по этой тишине в поисках лучших мест и лучших времен.

Он не мог подавить страх, что потерпит неудачу. Но мысль о том, чтобы ничего не предпринимать, казалась вовсе невыносимой. «Но что они могут сделать вдвоем?» Будто прочитав его мысли, Дамсон повернулась к нему, внимательно глядя на него зелеными глазами, крепко сжала его руки и прошептала:

— Пар, я знаю, что делать.

Он улыбнулся через силу:

— Расскажи.

ГЛАВА 20

После того как Уолкер Бо расстался со своими спутниками у Хейдисхорна, он направился к себе домой, в долину Каменного Очага. Он поскакал на восток, через равнину Рэбб, миновал Сторлок с его целителями, пересек Вольфстааг через Нефритовый перевал, прошел берегом вверх по течению Гремящего Потока и оказался в Темном Пределе. Дорога заняла три дня. Он ни с кем не разговаривал по пути, полностью уйдя в себя, делая перерывы только на еду и сон. Его преследовали мысли о его стычке с Алланоном.

Целые сутки бушевала на редкость жестокая летняя гроза, и Уолкер уединился в доме. Ветры били в стены, потоки воды лились на покрытую дранкой крышу. В долине началось наводнение, поминутно сверкали молнии и раздавались протяжные раскатистые удары грома. Шум дождя покрывал все остальные звуки, и Уолкер молча слушал его дробь, завернувшись в одеяла. Он пребывал в таком мрачном расположении духа, какого раньше и представить себе не мог. Он пребывал в отчаянии. Это было неизбежным, и он этого боялся. Уолкер Бо, какое бы имя он себе ни выбрал, был Омсвордом по крови, а Омсворды, несмотря на все их опасения, всегда брались за выполнение задач, которые ставили перед ними друиды. Так было с Шиа и Фликом, с Вилом и Джайром. Теперь настала его очередь. Его, Рен и Пара. Пар принял этот вызов судьбы. Но Пар был неисправимым романтиком…

Вернуть друидов! Вернуть Паранор! Изменить лицо мира — вот что призрак потребовал от них: от Пара, Рен и его самого! В мгновение ока изменить все, что сделано за триста лет развития. Как можно назвать то, чего Алланон хочет? Вернуть магию, вернуть ее носителей, ее творцов — все то, что исчезло триста лет назад. Безумие! Они должны распоряжаться людскими жизнями, но это позволено только Создателю!

Сквозь серую пелену гнева и страха в его сознании возник облик призрака. Алланон… Последний из друидов, хранитель истории Четырех Земель, защитник народов, учитель таинств магии. Все, что происходило при его жизни, несло на себе печать его прикосновения. А до него был Бреман, а еще раньше — друиды Первого Совета Народов. Войны магий, борьба за выживание, сражения между светом и тьмой — или, возможно, тенью — все это плоды деяний друидов.

И сейчас от него потребовали вернуть все это обратно. Можно, конечно, утверждать, что это крайне необходимо. Так всегда и утверждалось. Можно считать, что друиды всегда предотвращали и защищали. Но они никогда не создавали ничего нового. Но разве бывает одно без другого? Чародей-Владыка, демоны, Морды против них сражались в прошлом. Сейчас их сменили порождения Тьмы. Но являются ли они таким злом, против которого обязательно нужна помощь друидов и магии?

Не следует ли людям в борьбе с ними положиться на самих себя, а не на силы, природу которых они не понимают до конца? Магия несет в себе и горе и радость, ее темная сторона так же способна изменять мир, как и светлая. И он должен вернуть ее людям, хотя те постоянно доказывают свою неспособность смотреть правде в глаза.

С другой стороны, очень вероятно, что без магии мир станет именно таким, каким показывал его им в видениях Алланон, — кошмаром огня и темноты, принадлежащим только таким существам, как порождения Тьмы. Не исключено, что он все же прав и спасти мир может только магия.

Но дело в том, что Уолкер не хочет становиться частью всего этого. Он не принадлежит ни к одному из народов Четырех Земель. Он не связан с их мужчинами и женщинами. Ему нет места среди них. У него есть свое собственное проклятие — его магия, она лишила его всех человеческих радостей и даже места среди людей, она изолировала его от всех. Он один не боится порождений Тьмы. Возможно, он способен даже защитить людей от этих мрачных созданий, если его об этом попросят. Но сам-то он не хочет, чтобы его просили! Ему вполне хватает своих собственных страхов. Он — Темный Родич, потомок Брин Омсворд, хранитель ее наследия и ее дара, исполнитель какой-то неведомой миссии, возложенной Алланоном на их семью. Конечно, теперь эту миссию нельзя назвать неведомой. Задача поставлена. Он должен вернуть Паранор и друидов, вернуть из пустоты прошлого, из великого Ничто.

Вот чего требовал от него призрак, и слова Алланона неустанно бились в его мозгу, комкая аргументы, обходя доводы, нашептывая…

Он возился с терзавшим его вопросом, как собака с костью, а дни тем временем проходили. Буря кончилась. Вернулось солнце, высушило равнины, но в лесах по-прежнему стояла влажная духота.

Наступил поздний вечер, луна залила небеса своим светом, высыпали россыпи звезд, и летний воздух был чист и наполнен ароматами поросли, поднявшейся после дождя. Уолкер возвращался с прогулки к скале — возле нее он всегда чувствовал особенное успокоение, словно у источника, из которого черпал свои силы. Дверь в дом, как и всегда, была открыта, комнаты освещены, но еще до того, как Слух заурчал и вздыбил шерсть на загривке, Уолкер почувствовал: в доме кто-то есть. Он осторожно поднялся на крыльцо. За деревянным обеденным столом, отвернув худое лицо от света масляных ламп, сидел Коглин. Рядом с ним лежал увесистый узел, завернутый в клеенку и перевязанный веревкой. Он перекусывал всухомятку, рядом стоял нетронутый стакан зля.

— Я ждал тебя, Уолкер, — сказал старик, хотя Уолкер еще не вышел на свет. Уолкер заглянул в комнату:

— Ты мог навлечь на себя неприятности.

— Неприятности? — Старик протянул свою высохшую руку, и Слух, ласкаясь, потерся о нее. — Пришло время снова вернуться домой.

— Разве это твой дом? — спросил Уолкер. — Я полагаю, ты лучше себя чувствуешь среди призраков прошлого. — Он подождал ответа, но не дождался и продолжил: — Если ты собираешься уговаривать меня взяться за миссию, порученную призраком, то тебе лучше сразу узнать: я никогда не буду этого делать.

— Ох, Уолкер. Никогда — это чересчур долго. Я не собираюсь принуждать тебя к чему-либо. И без меня тебя уговаривали достаточно.

Уолкер все еще стоял у дверей. Он чувствовал себя неловко, поэтому подошел к столу и уселся напротив Коглина. Старик сделал большой глоток эля.

— Возможно, после того, как я исчез у Хейдисхорна, ты подумал, что я исчез навсегда, — мягко сказал он. Его голос звучал как будто издалека и был исполнен чувств, в которых Уолкер не мог разобраться. — Возможно, ты даже хотел этого.