Песнь Шаннары, стр. 112
Она вновь пошла вперед, в пустоту, позволяя Мельморду себя поглотить. Свет бледнел, тени сгущались вокруг. Дыхание леса будто бы участилось. Ощущение их глубокого родства, созданное песнью желаний, стало еще сильнее. Брин затаила дыхание, предчувствуя, что цель уже близка. То, что она искала, — здесь, совсем рядом. Словно жаркий ток крови, это чувство разлилось по всему телу, и голос Брин, выводящий мелодию песни желаний, зазвучал напряженно и радостно. Магическая сила песни пронзила сумрачную мглу, и Мельморд задрожал, отзываясь.
А потом дремучая чаща вдруг расступилась — Брин вышла на широкую поляну, со всех сторон окруженную сплетением зарослей темного леса. Почти теряясь во мраке, в самом центре поляны стояла каменная башня — древняя, наполовину разрушенная. Словно несколько круглых башенок громоздились одна над другой — голый, крошащийся камень их стен походил на иссохший скелет. Ни единого растения — ни вьюнка, ни травинки — не лепилось к угрюмой башне. Лес обходил ее стороной, словно прикосновение к ней означало смерть. Брин остановилась, глядя на башню. Песнь желаний обратилась в выжидающий шепот. “Здесь! Сердце Зла — оно здесь! Идальч!” Завернувшись, точно в плащ, в свою магическую силу, Брин шагнула вперед.
ГЛАВА 43
Дверные створки, растрескавшиеся и покореженные от древности, провисли на проржавевших петлях и были слегка приоткрыты. Брин решительно шагнула внутрь. В древней башне царил полумрак: мутный сумеречный свет пробивался тонкими лучиками через многочисленные проломы и трещины в стенах. Пыль покрывала пол башни мягким серым ковром и поднималась рассеянными облачками, потревоженная шагами девушки. Зловоние и жар Мельморда остались снаружи, здесь было даже прохладно.
Брин замедлила шаги. Извилистый коридор уводил во тьму. Девушка настороженно оглянулась. Какая-то странная тревога побудила ее еще раз посмотреть на застывшую чащу леса, окружавшего башню.
Отмахнувшись от предчувствия близкой беды, Брин шагнула вперед. Все вокруг словно поплыло, магическая сила всколыхнулась внутри внезапным приливом жара. Брин прошла коридор, не обращая внимания на мглистую дымку поднявшейся пыли. И даже не то чтобы не обращая внимания — она просто не воспринимала уже ничего, что происходит вокруг. “Как странно, — вскользь подумала Брин, — вообще никаких следов, а ведь призраки-Морды должны были пройти здесь хотя бы раз”. Но мысль эта тут же рассеялась в оцепеневшем сознании.
Коридор привел девушку к лестнице, и она пошла вверх — мучительно медленный, бесконечный подъем к центру башни. Какие-то шепоты раздавались во тьме — голоса, рожденные из самого воздуха, который вдыхала Брин. Они окликали ее, звали за собой. Тени смешались с мутным сумеречным светом, и все словно подернулось дымкой. Точно потерянный призрак, Брин скользила по выщербленным ступеням. Ей вдруг стало казаться, что ее всасывает в древний камень и она сливается с башней, как тогда — с Мельмордом. Да, она это чувствовала: медленно, постепенно тело ее растворялось, притягиваемое непонятной силой. Магическая мощь песни желаний творила это единение, тянулась к источнику Зла, спрятанному где-то здесь, совсем рядом, и Брин беспрепятственно пробиралась туда, словно они действительно были одним существом…
Но вот лестница закончилась, и Брин встала на пороге похожего на пещеру круглого зала со сводчатым потолком — серого, сумрачного и пустого. Почти неподвластная уже воле девушки, песнь желаний сама собой обратилась в едва слышимый шепот — голоса в воздухе стихли.
Брин шагнула через порог, не сознавая уже, что делает ее тело. Ее как будто несло по течению. Тени отодвинулись от девушки, и Брин прищурилась, привыкая к свету. Зал вовсе не был пустым, как ей показалось сначала. Вот там, во мраке, какое-то каменное возвышение. И на возвышении — алтарь. Брин шагнула вперед и вновь остановилась. Что-то лежало на алтаре — большое, почти квадратное, обернутое во тьму, которая как будто исходила от самого странного предмета. Брин сделала еще шаг вперед. И тут же волна неистового возбуждения захлестнула ее.
Это была Идальч!
Брин еще не могла разглядеть книгу как следует, но знала уже, что это она. Идальч — сердце Зла. Сила песни желаний сломала преграды и разлилась по телу раскаленными токами властной энергии.
Брин внутренне сжалась, точно змея, свернувшаяся в кольцо. Прорвавшись сквозь вихрь, разбушевавшийся в ее сознании, девушка решительно прошла через зал. Мелодия песни желаний обратилась вдруг в ядовитое шипение. Комната словно раздвинулась, стены расступились, утонув во мраке, а потом не осталось уже ничего — только книга. Брин поднялась по ступеням каменного возвышения и шагнула к алтарю, где лежала закрытой Идальч. Древней и истрепанной была волшебная книга, кожаный переплет ссохся и потрескался, его медная обшивка окислилась и стала теперь зеленовато-черной — огромный толстый фолиант, который существовал в мире с самого его начала, молчаливый свидетель веков, что сменяли друг друга. А он оставался…
Брин склонилась над книгой, обводя взглядом кожаный переплет в необъяснимом предвкушении, смакуя свое ликование. Наконец-то она добралась до Идальч.
Брин склонилась еще ниже и положила ладони на книгу.
“Дитя Тьмы”.
Шепот пронесся в сознании девушки, и пальцы ее будто прилипли к тусклой медной обивке.
“Дитя Тьмы”.
Песнь желаний сорвалась на шепот и замерла. Что-то сжалось в горле, не давая мелодии прорваться наружу. Брин даже не сразу поняла, что она сейчас сделала. Молча стояла она пред алтарем, прижимая ладони к волшебной книге. Голос метался в сознании судорожным эхом, и цеплялся, и стягивал, и обволакивал, так что девушка не могла даже пошевелиться.
“Я так долго ждала тебя, дитя Тьмы. Ты еще только родилась на свет, только вошла в этот мир, а я ждала уже, наследница эльфийской магии. Мы всегда были связаны, ты и я. И узы эти крепче, чем узы крови и плоти. Сколько раз мы касались друг друга. Дух прикасался к духу. И хотя я не знала тебя и не ведала, кто ты и каков будет твой путь, зато я знала всегда: настанет день, когда ты придешь”.
Голос был ровным и каким-то невыразительным, не мужским и не женским, а словно бесполым, принадлежащим им обоим одновременно или же никому из них. В том голосе не звучало ни единого чувства, ни единой ноты волнения — лишь пустота, шепот, лишенный жизни. Брин слушала этот мертвенный голос, и леденящий холод пробирал ее до самых костей. Где-то внутри ее прежнее “я”, тщательно укрываемое и хранимое пока, в ужасе сжалось и отодвинулось еще глубже.
“Дитя Тьмы”.
Брин обвела быстрым взглядом сумрак вокруг. Где он, хозяин зовущего голоса? Кто говорит с ней? Кто держит ее в невидимых тисках, так что нельзя даже пошевелиться? Взгляд девушки в ужасе застыл на древнем фолианте, который она сжимала в руках. Костяшки пальцев побелели от напряжения, и странное жжение передавалось ладоням от кожаного переплета.
“Это я, дитя Тьмы. Я такая же, как и ты. Я тоже живая. Так было всегда. Всегда находился кто-то, кто давал мне жизнь. Кто-то всегда находился, кто отдавал мне свою”.
Брин открыла было рот, но не смогла произнести ни слова. Жар и жжение уже поднялись до локтей и растекались дальше.
“Так знай же: я — Идальч, книга черной магии, сотворенная в эпоху колдовства и чародейства. Я старше эльфов. Я и Король Серебряной реки — древнее нас уже никого не осталось в мире. Нас, столь же древних, как само Слово. Те, что создали меня, — их давно уже нет, они исчезли с земли. Без следа, вместе с волшебным миром. Когда-то я была лишь частью Слова, сокрытого от взоров и произносимого только во тьме. Я была лишь собранием тайн, хранителем темных секретов. И постепенно написанное обрело форму. Я стала такой, какая я есть: они разгадали секреты и вписали свои страницы — те, кому ведомы пути силы. Всегда находился кто-нибудь, кто знал цену силе. Моей силе. Их было много, дитя Тьмы, очень много. На протяжении веков я раскрывала свои тайны тем, кто хотел разделить их со мною. Я творила из них могущественных колдунов. Я давала им власть и силу. Но никогда еще не приходил ко мне никто подобный тебе”.