Падение Небесных Властелинов, стр. 58
– … в каком мы их понимаем, ну разумеется, – горько сказал Жан-Поль.
– Ваше сопротивление и недовольство понятны. Я этого и ожидала. Но, как я уже говорила, когда изменения произойдут, вы не будете против них возражать. Например, спусковым крючком агрессивности служит страх. Теперь вы станете практически бесстрашными существами.
– Страх – это механизм, необходимый для выживания индивидуума, – указала Джен.
– Я же сказала, практически. Вы сохраните возможность бояться того, что угрожает вашей жизни.
– Мне все это все равно не нравится, – сказала Джен, качая головой.
– Мы только идем дальше по пути изменения человеческой ДНК, а на этот путь встали вы сами в середине двадцать первого века, когда внедрили Первичный Стандарт. Чтобы увеличить вашу продолжительность жизни, вы улучшили свою иммунную систему и в то же время внесли некоторые изменения в вашу психологию – уничтожили предрасположенность к хроническим депрессиям, изменив свой мозг таким образом, что он стал менее подвержен вирусным и генетическим агентам, вызывающим шизофрению, вы избавились от множества психических расстройств… а ваши предки, Джен Дорвин… предприняли еще более радикальные шаги на заре Минервы. Минервианские женщины стали гораздо сильнее, выше и эмоциональнее, в то время как минервианские мужчины стали слабее физически, менее агрессивны и конкурентоспособны. Шаг в правильном направлении, но недостаточно далеко.
– Богиня-Мать! – выдохнула Джен. – Это же я подала вам такую идею, да? Все эти вопросы Дэвина о минервианских мужчинах…
– Вы добавили много новых деталей к общей картине, – сказала Феба. – После того как вы упомянули о рецидивах, мы решили создать генетическую репарационную систему, которая предотвратит возвратные мутации вашей ДНК. Но мы сохраняем возможность изменить человека еще раз, если он когда-либо будет представлять опасность для элоев. Для этой цели мы создали нескольких людей не Первичного Стандарта для изучения. Они не подходят под Первичный Стандарт, так как имеют меньшую продолжительность жизни. – Феба повернулась к Робину. – Ты – одно из последних наших созданий, Рин.
Робин в недоумении уставился на нее.
– Но вы же всегда говорили, что я – результат ошибки лаборатории…
– Мы никогда не делаем ошибок, Рин. Ты был очень полезным объектом для изучения на последних стадиях нашего исследования. Однако к тому времени, как ты улетел на Той, ты был уже близок к тому, что тебя пришлось бы все время держать под действием транквилизаторов, чтобы ты не представлял угрозы для элоев.
Робин рухнул на кровать.
– Я в это не верю! Значит, я проживу только лет до шестидесяти-семидесяти… и я буду стареть ?
– Мы можем переделать тебя в Первичный Стандарт, если хочешь, – сказала Феба.
– Да… да, – сказал он поспешно, посмотрев на Джен. – Пожалуйста.
Джен подошла к нему и взяла за руку.
– Ты в порядке?
– Да… но просто вся эта чертовщина так неожиданна. Все эти годы я думал… – Он встряхнул головой. – Я же был для них просто подопытным кроликом.
– И тебя все время держали на транквилизаторах. Поэтому они тебя не вылечили полностью, когда мы с Той привезли тебя. Вот почему к тебе вернулась потенция, как только мы выбрались со станции… – сказала Джен.
– Да, – согласилась Феба. – Когда мы узнали, что он собирается покинуть Шангри Ла и вряд ли на нее вернется, мы тайно восстановили его половые функции.
Джен посмотрела на Фебу.
– И вы еще собираетесь снабдить нас совершенным моральным кодексом. Это же смешно. И мне становится совсем плохо, когда вы говорите, что все это делается во имя каких-то вонючих эльфов, сидящих подо льдом на Южном полюсе.
– Вам все это понравится больше… потом.
– Ага, конечно, – сказала Джен с недоверием. – А какие еще незначительные изменения произойдут с нами, кроме появления более теплого отношения к своим собратьям-людям и уменьшения страха?
Казалось, что Феба колеблется, прежде чем ответить, и Джен это очень не понравилось.
– Для достижения увеличения симпатии друг к другу и снижения агрессивности, необходимо будет подкорректировать ваши эмоции. Скажем, уменьшить крайности на обоих концах шкалы ваших эмоций.
– Не могла бы ты, скажем, – с издевкой спросила Джен, – объяснить поконкретнее.
– Все ваши чувства не будут достигать такой остроты, – ответила Феба. – Вы больше не будете подвержены никаким страстям. Разумеется, это коснется вашего восприятия как положительных, так и отрицательных эмоций.
– Другими словами, вы собираетесь притупить наши чувства, – заключил Робин.
– Это твоя интерпретация, а не моя, – сказала Феба.
– И моя тоже, – сказала Джен. – Ну и когда же произойдет эта гребаная трансформация?
– Для вас и всех остальных людей на борту Небесного Ангела она уже началась. Вы уже заражены специальным искусственным вирусом. Изменение будет происходить постепенно, и пройдут месяцы, прежде оно завершится.
Джен, потрясенная, покрепче сжала руку Робина.
– Он уже в нас? О Богиня-Мать…
– Скоро вирус будет распылен, чтобы заразить людей, находящихся на Земле. Космонавты, когда их корабль будет отремонтирован, занесут вирус на орбитальные станции и марсианские колонии. Гипнотически заложенные в них команды заставят их рано или поздно посетить все населенные человеком уголки космоса. А я на Небесном Ангеле облечу вокруг земного шара, рассеивая вирус, чтобы заразить все население планеты.
Джен не знала, к чему это приведет, но она просто должна была это сделать, каким бы абсурдным ни казалось подобное действие. Она встала, подошла к Фебе и изо всех сил ударила ее в челюсть. Раздался радующий душу звук кулака, ударяющего по лицу, и Феба полетела на пол, приземлившись на задницу. И пусть это была всего лишь созданная в ее мозге компьютером иллюзия, но вид Фебы, сидящей на полу с разбитой в кровь физиономией и ошарашенным видом, заставил Джен почувствовать себя значительно лучше.
– Я просто должна была это сделать, пока еще чувствую такое желание, – сказала Джен, потирая костяшки пальцев.
Эпилог
Джен сидела на пляже с шестимесячным ребенком Эйлы на руках. Эйла назвала его Лон в память о своем отце. Тот умер почти сразу после событий, произошедших около полутора лет назад и так резко изменивших судьбу всего человечества. То есть он так и не подвергся так называемому Изменению…
А я все та же , сказала себе Джен. Она говорила себе это по нескольку раз в день. Она делала это с тех пор, как узнала, что заражена злополучным вирусом. На протяжении нескольких месяцев она ложилась спать, ожидая, что проснется совсем другим человеком. А просыпаясь, она всегда некоторое время лежала неподвижно, проверяя все свои ощущения, пытаясь заметить хоть какие-нибудь изменения в себе. Ей это никогда не удавалось. Но…
– Привет, Джен!
Она обернулась. По пляжу к ней шел Мило. На нем были только белые шорты, а его некогда бледное тело теперь было покрыто темным загаром.
– Здравствуй, Мило.
Он сел рядом с ней, пощекотал пальцем пятку Лона, что заставило малыша весело забить ножками, и сказал:
– Хороший денек, правда?
– А разве они теперь не все хорошие? – с горечью спросила Джен.
Мило рассмеялся.
– Все еще борешься, да?
Она не ответила.
– Однажды тебе придется это признать. Ты подвержена Изменению, так же как и мы. Ты теперь не такая, как была раньше.
– Нет, все такая же, – возразила Джен.
– Посмотри на меня – даже я в конце концов признал это. Хотя мое Изменение было гораздо более кардинальным, чем у всех. Пропасть между мной сегодняшним и тем, чем я был раньше, слишком велика, чтобы ее не замечать.
– Да, я признаю, что ты изменился, Мило, – согласилась она. – Ты больше не… не… – Она не смогла договорить.
– Чудовище? – хмыкнул он. – Все в порядке, я понимаю, что ты имеешь в виду. Когда я оглядываюсь назад и вспоминаю, как я воспринимал тогда людей, я содрогаюсь. И в то же время что-то во мне восстает против этого Изменения. Мне отвратителен тот человек, которым я был раньше, но я знаю, что это был настоящий я. А сейчас я являюсь результатом того, что какая-то чертова программа поигралась с моими генам. Но все это неприятие быстро пропадает, и уже скоро мне будет просто наплевать на то, кем я был раньше. И то же самое будет с тобой. Никто из нас не сумеет этого избежать. – Он пожал своими бронзовыми плечами.