Грозовой перевал, стр. 50

Он снял с мальчика шапку и откинул с его лба густые льняные кудри, ощупал его тонкие руки от плеча до кисти, маленькие пальчики; и Линтон, пока шел этот осмотр, перестал плакать и поднял большие синие глаза, чтоб самому разглядеть того, кто его разглядывал.

— Ты меня знаешь? — спросил Хитклиф, убедившись, что все члены этого тела одинаково хрупки и слабы.

— Нет, — сказал Линтон с бессмысленным страхом в глазах.

— Но ты, конечно, слышал обо мне?

— Нет, — повторил он.

— Нет? Какой стыд, что мать не внушила своему сыну уважения к отцу! Так я скажу тебе: ты мой сын, а твоя мать — бесстыжая дрянь, раз она оставляла тебя в неведении о том, какой у тебя отец. Нечего ежиться и краснеть! Хоть это кое-чего и стоит — видеть, что кровь у тебя не белая. Будь хорошим парнем, и тебе со мной будет неплохо. Нелли, если ты устала, можешь посидеть; если нет, ступай домой. Я понимаю, ты собираешься дать на Мызе полный отчет обо всем, что ты слышала и видела у нас. Но пока ты тут мешкаешь, дело улажено не будет.

— Хорошо, — ответила я. — Надеюсь, вы будете добры к мальчику, мистер Хитклиф, или он недолго пробудет с вами. Не забывайте, он у вас единственное родное существо на свете — другой родни, если и есть она у вас, вы никогда не узнаете.

— Я буду к нему очень добр, не бойтесь, — сказал он со смехом. — Только уж пусть никто другой не будет к нему добр: я ревнив и хочу всецело властвовать над его чувствами. А чтобы он сразу же ощутил мою доброту, Джозеф, принеси мальчику чего-нибудь на завтрак. Гэртон, чертов теленок, марш на работу! Да, Нел, — добавил он, когда те удалились, — мой сын — будущий хозяин вашей Мызы, и я не хочу, чтоб он помер раньше, чем я закреплю за собой право наследства. К тому же он мой: я хочу торжествовать, увидев моего отпрыска законным владельцем их поместий. Их дети будут наниматься к моему сыну обрабатывать за поденную плату землю своих отцов. Вот единственное побуждение, из-за которого я готов терпеть около себя этого щенка; я его презираю за то, каков он есть, и ненавижу его за те воспоминания, которые он оживляет! Побуждение единственное, но достаточное; мальчишке у меня ничего не грозит, и уход за ним будет такой же заботливый, каким твой господин окружил свою дочь. У меня приготовлена комната наверху, обставленная для него в наилучшем вкусе. И я нанял преподавателя ходить сюда три раза в неделю за двадцать миль, учить мальчишку всему, чему он только захочет учиться. Гэртону я приказал слушаться его. В самом деле, я все наладил, имея в виду сделать из него джентльмена, человека, стоящего выше тех, с кем он должен будет общаться. Но я сожалею, что он так мало заслуживает моих стараний. Если я ждал чего-то от судьбы, то лишь одного: найти в своем сыне достойный предмет для гордости, — а этот жалкий плакса с лицом, точно сыворотка, горько меня разочаровал.

Он еще не договорил, когда вернулся Джозеф с миской овсяной каши на молоке и поставил ее перед Линтоном, который брезгливо заерзал, глядя на простое деревенское блюдо, и заявил, что не может этого есть. Я видела, что старый слуга в большой мере разделяет презрение своего хозяина к ребенку, хоть и вынужден хоронить свои чувства в душе, потому что Хитклиф требовал от подчиненных почтения к своему сыну.

— Не можете этого есть? — повторил он, глядя Линтону в лицо и понизив голос до шепота из страха, что его подслушают. — Но мастер Гэртон, когда был маленьким, не ел ничего другого, а что тоже было для него, то, мне думается, тоже и для вас!

— Я не стану этого есть! — возразил с раздражением Линтон. — Уберите.

Джозеф в негодовании схватил миску и принес ее нам.

— Что же это, скажете, тухлое, что ли? — спросил он, ткнув миску Хитклифу под нос.

— Почему тухлое? — сказал Хитклиф.

— Да вот, — ответил Джозеф, — наш неженка говорит, что не может этого есть. Все, скажу я, идет, как по писаному! Его мать была такая же — мы все были, поди, слишком грязны, чтобы сеять пшеницу на хлеб для нее.

— Не упоминай при мне о его матери, — сказал сердито хозяин. — Дай ему что-нибудь такое, что он может есть, вот и все. Чем его обычно кормили, Нел?

Я посоветовала напоить мальчика кипяченым молоком или чаем, и ключнице велено было приготовить что нужно. Вот и хорошо, раздумывала я, эгоизм отца, пожалуй, пойдет сыну на пользу. Хитклиф видит, что мальчик хрупкого сложения, значит, надобно обращаться с ним сносно. Мистер Эдгар успокоится, когда я ему сообщу, какой поворот приняла прихоть Хитклифа. И, не найдя предлога оставаться дольше, я потихоньку ушла, покуда Линтон был занят тем, что боязливо отклонял дружелюбное заигрывание одной из овчарок. Но он слишком был настороже, и мне не удалось обмануть его: едва притворив за собою дверь, я услышала всхлипывание и отчаянный, настойчивый крик:

— Не уходите от меня! Я тут не останусь! Не останусь!

Затем поднялась и упала задвижка: Линтону не дали убежать. Я вскочила на Минни и пустила ее рысцой. На этом кончилась моя недолгая опека.

Трудно пришлось нам в тот день с маленькой Кэти: она встала веселая в жажде увидеть братца и встретила весть о его отъезде такими жаркими слезами и жалобами, что Эдгар должен был сам успокоить ее, подтвердив, что мальчик скоро вернется. Он, однако, добавил: «…если мне удастся забрать его», а на это не было надежды. Обещание слабо ее утешило, но время оказалось сильней. И хотя она, бывало, нет-нет, а спросит у отца, когда же приедет Линтон, — прежде чем девочка снова увиделась с ним, его черты настолько потускнели в ее памяти, что она его не узнала.

Когда мне случалось встретиться в Гиммертоне с ключницей мистера Хитклифа, я спрашивала всякий раз, как поживает их молодой господин, потому что юный Линтон жил почти таким же затворником, как и Кэтрин, и его никогда никто не видел. Со слов ключницы я знала, что он по-прежнему слаб здоровьем и в тягость всем домашним. Она говорила, что мистер Хитклиф относится к нему, как видно, все так же неприязненно — и даже хуже, хоть и старается это скрывать; даже звук его голоса ему противен, и он просто не может просидеть в одной комнате с сыном несколько минут кряду. Разговаривают они друг с другом редко: Линтон учит уроки и проводит вечера в маленькой комнате, которая называется у них гостиной; а то лежит весь день в постели, потому что он постоянно простуживается — вечно у него насморк, и кашель, и недомогание, и всяческие боли.

— Сроду я не видела никого трусливей его, — добавила женщина. — И никого, кто бы так заботился о себе самом. Если я чуть подольше вечером оставлю открытым окно, он уж тут как тут: ох, ночной воздух его убьет! И среди лета — нужно, не нужно — разводи ему огонь; Джозеф трубку закурит, так это отрава. И подавай ему сласти, и лакомства, и молока — молока без конца, — а до нас ему и дела нет, чем пробавляемся мы зимой. Закутается в меховой плащ, сядет в свое кресло у камина, и грей ему весь день на углях чай с гренками или что-нибудь другое, что он любит; а если Гэртон сжалится и придет поразвлечь его — Гэртон, хоть и груб, да сердцем не злобен, — то уж, будьте уверены, разойдутся они на том, что один заругается, а другой заплачет. Я думаю, не будь ему Линтон сыном, хозяин был бы очень рад, если б Гэртон избил бездельника до полусмерти; уж он, наверно, не стерпел бы и выставил его за порог, знай он хоть наполовину, как этот Линтон нянчится со своей особой. Но хозяину такое искушение не грозит: сам он никогда не заходит в гостиную, а если Линтон начинает при нем свои штучки в доме, он тут же отсылает мальчишку наверх.

По этим рассказам я угадывала, что мистер Хитклиф, не находя ни в ком сочувствия, сделался неприятным и эгоистичным, если только не был он таким спервоначалу. И мой интерес к нему, естественно, ослабел, хотя во мне еще не заглохла обида, что мы потеряли его, и сожаление, что его не оставили у нас. Мистер Эдгар поощрял меня в моих стараниях побольше разузнать о мальчике. По-моему, он много думал о племяннике и готов был пойти на некоторый риск, чтоб увидеть его. Однажды он попросил меня справиться у ключницы, ходит ли когда-нибудь Линтон в деревню. Та ответила, что он только два раза ездил туда верхом, в сопровождении отца; и оба раза он потом кис три или четыре дня, уверяя, что поездка слишком его утомила. Эта ключница ушла от них, если память мне не изменяет, через два года после появления в доме маленького Линтона; ее сменила другая, с которой я тогда не была знакома. Она живет у них до сих пор.