Свадебные колокола, стр. 39

— Да, ты правильно подметил, — тихо сказал Джастин. — Ну что ж, значит, все в порядке.

Гора белого кружева шевельнулась.

— Что-нибудь еще, сэр? Леди Эвелина приказала отнести это мадемуазель Мольер, а после заглянуть к мистеру Куэйлу…

— Куэйлу?

— Да, секретарю миссис Вандервурт. Бедняга слег с приступом малярии.

— Ах да, — вспомнил Джастин, испытывая угрызения совести из-за того, что совсем забыл о больном госте в своем доме. — Не повезло бедняге. Как он себя чувствует?

— Кажется, идет на поправку, сэр. Приступы лихорадки стали реже. Но он опасается пока покидать свою комнату. Он слишком горд, чтобы показываться в таком виде, в отличие от некоторых — не буду называть имен.

Джастин улыбнулся, не обратив особого внимания на слова Беверли.

— Ладно. Пожалуй, я пойду узнаю, не потребуется ли Эви моральная поддержка среди понаехавших сюда незнакомцев.

— В таком виде, сэр? — послышалось из-под горы кружев.

Джастин сердито взглянул на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас обеденное время, сэр.

— Ну и?..

Из-под горы кружев послышался тяжелый вздох.

— Миссис Вандервурт и ее гости обычно переодеваются к обеду.

— Я и без того одет, — самоуверенно заявил Джастин.

— Я имею в виду, что они переодеваются в подобающую одежду, сэр.

— Тьфу!

— Если вы вернетесь в свою комнату, то найдете отглаженный фрак, а в верхнем ящике комода — новые воротнички. Вам потребуется помощь?

— Нет, — отказался Джастин.

— Как скажете, сэр, — с явным сомнением ответил Беверли. — Но может быть, вы согласитесь, чтобы я не много подстриг ваши волосы?

— Не соглашусь. С моими волосами все в полном порядке. — И он покинул Беверли и направился в свою комнату.

Десять минут спустя он появился снова, поправляя на плечах пиджак и разглаживая воротничок сорочки. Он направился в главный холл как наиболее вероятное место проведения обеда. Он едва узнал некогда заброшенное помещение, но буквально через несколько секунд понял, почему: Эви преобразовала холл.

Из заброшенного помещения, где гулким эхом раздавались шаги и гуляли сквозняки, она создала романтическую фантазию, напоминавшую о рыцарях и дамах и вечной весне. С высокого потолка грациозно свисали гирлянды белых шелковых цветов. Между ними она разместила сотни белых свечей разной высоты и толщины, часть которых сгорела наполовину или даже на три четверти. Воск их плавился и, стекая вниз, образовывал жемчужные сталактиты.

В обновленную лепнину на потолке вмонтировали ромбовидные зеркала. Когда горели свечи и были настежь распахнуты застекленные двери, потоки теплого воздуха шевелили гирлянды, заставляя плясать пламя свечей, огоньки которых, отражаясь в зеркалах, умножались в тысячекратном размере. От такого зрелища захватывало дух.

Дойдя до середины комнаты, он взглянул в раскрытую застекленную дверь, которая выходила в некогда сырой, пахнущий плесенью внутренний дворик, и одобрительно присвистнул. Сколько бы ни заплатила миссис Вандервурт, но за свои деньги она получила самое лучшее.

Внутренний дворик тоже изменился практически до неузнаваемости. Эвелине где-то удалось найти рабочих, которые вычистили и расширили грязную канаву, превратив ее в очаровательный пруд с золотыми рыбками. Огромные белые лилии поднимали душистые, словно восковые, головки над гладкой, как зеркало, поверхностью воды. Восхитительный белый пешеходный мостик соединял берега пруда, на которых в живописном беспорядке размещались валуны из папье-маше, между которыми цвели разнообразные цветы.

Как ей удалось осуществить такие преобразования, он и понятия не имел, но знал, что обязательно скажет ей, как только увидит, какое потрясающее впечатление они производят. Он еще во время их первой встречи много лет назад, когда она, болтая тонкими ножками, сидела на кухонном столе в доме своих родителей, заметил, что она нуждается в одобрении. Ножки у нее теперь были совсем не тонкие, а стройные, но желание услышать одобрение своих поступков осталось все тем же.

Выйдя из холла, он направился в комнату, где некогда любил обедать в одиночестве его дед. За тяжелой дубовой дверью раздавались мужские и женские голоса. Он толкнул дверь.

Вокруг овального стола сидели примерно двадцать элегантно одетых людей. Как полированные, поблескивали безупречно уложенные волосы на головах джентльменов, одетых в такие темные фраки, что они поглощали свет. Высокие крахмальные воротнички буквально врезались в их гладко выбритые щеки. Джастин бессознательно провел большим пальцем по собственной челюсти. Наверное, все-таки следовало бы побриться.

Собравшиеся мужчины выглядели великолепно, но еще великолепнее были дамы. Бриллианты мерцали в их ушках и в ожерельях, обвивающих шеи. Бархатные лифы платьев обрисовывали их изящные формы, руки от кончиков пальцев до локтя затягивали безупречно белые перчатки.

Они еще не заметили его, и Джастин с непривычным Для него смущением пригладил на висках волосы, отыскивая взглядом среди гостей темно-серое платье Эви. Он не сразу осознал, что ни темно-, ни светло-серых платьев там не было. Как не было и платьев с высокими воротами. Не заметил он и причесок с подколотыми вверх туго заплетенными в косы волосами. С того места, где он стоял, он видел восемь женских лиц, но ни одно из них не принадлежало Эви. Он также видел обнаженные женские спины.

Беверли явно ошибся. На обеде у миссис Вандервурт Эви не присутствовала. Либо ее не пригласили, либо у нее Разболелась голова…

Пока он отыскивал взглядом Эвелину, гости мало-помалу стали замечать его присутствие. Разговоры смолкли. Джентльмены и леди, сидевшие за столом лицом к нему, вопросительно смотрели на него, те же, кто сидел в нему спиной, поворачивались, чтобы узнать, кто прервал их беседу.

Только одна миниатюрная леди, облаченная в бархат глубокого рубинового цвета, не обернулась. Из пышного пучка волос, заколотого низко у основания шеи, выбились пряди темных волос, резко контрастировавшие с безупречной алебастровой белизной ее плеч.

Наконец повернулась и она. Их взгляды на мгновение встретились. Потом уголки ее губ дрогнули в улыбке:

— А-а, привет, Джастин.

Глава 18

— А-а, мистер Пауэлл, — произнесла миссис Вандервурт, жестом указывая на место за столом напротив Эвелины. — Не желаете ли присоединиться к нам?

Джастин не ответил. Он продолжал стоять в дверях, шикарный, блистательный, во фраке, крахмальном воротничке и манжетах.

Сердце ее забилось в бешеном ритме. Она попыталась утихомирить его. Ей рекомендовали проявлять к нему дружелюбие, быть веселой и кокетливой, но ни при каких обстоятельствах не показывать, что он ей небезразличен. Усилием воли она придала своему лицу выражение вежливого дружелюбия, понимая, что если он вглядится повнимательнее, то поймет, как сильно ей его не хватало.

Мэри, несомненно, можно назвать экспертом. Разве не предсказала она, что Джастин неожиданно появится, выйдя из своего уединения, и утратит дар речи, как только увидит ее?

Эвелина могла поздравить себя с только что приобретенной изысканной элегантностью. Всего четыре дня назад она чувствовала бы себя крайне неудобно в открытом платье и с новой прической. Только увидев холодное одобрение на лице миссис Вандервурт и нескрываемое восхищение в глазах джентльменов, она поняла, что не выглядит чрезмерно эксцентричной.

«Я не голая. Я обнажена не больше, чем любая из сидящих здесь леди. И рубиновый бархат мне к лицу. Плечи у меня не костлявые. А кожа безупречна». Она мысленно повторяла слова, которые Мэри приказала затвердить как «Отче наш», и хотела лишь обрести уверенность в том, что так оно и есть.

«Будь любезной, Эвелина». Но быть любезной было бы значительно проще, если бы Джастин не смущал ее своим пристальным взглядом. На какое-то время он буквально застыл на месте. И восхищение в его взгляде, которое предрекала Мэри, похоже скорее на настороженность.