Неотразимая, стр. 31

Первый раз Фиа задумалась над тем, права ли она, затеяв свою игру. Она позволила похитить себя, будучи полностью уверенной, что отлично знает Томаса, знает, на что он способен, и нисколько не сомневалась, что сама способна на большее. Рассуждения Фиа были основаны на том, что она дочь своего отца и уже поэтому должна быть безжалостным и очень опасным человеком.

Пусть это и не было для нее утешением, но хотя бы давало чувство свободы. Если она действительно наиболее безжалостный представитель общества, то, по крайней мере, сознает, что может ожидать ее самое. Однако сейчас, глядя на потемневшее от гнева лицо Томаса, Фиа поняла, что не ведает всей глубины его гнева, не сознает, на что он способен. По его виду можно предположить, что он готов убить португальца, и все только потому, что бедняга швырнул ее чемодан за борт. Словно нехотя Томас заговорил.

– На корабле хозяин я. Здесь я абсолютная власть и закон. И там тоже. – Он кивнул головой в сторону берега. – Я устанавливаю правила, правила, которые устраивают меня. – У Фиа пересохло во рту. – Черт побери, не смотрите на меня так. Просто делайте то, что я говорю. И тогда...

– Я не закончу жизнь со сломанной шеей? – договорила Фиа. Но бравады, которую она желала бы выразить своим голосом, в нем не было.

– И тогда, возможно, я пощажу вас. – Глаза Томаса за секунду стали ледяными. – А теперь пойдемте, я спущу вас в шлюпку.

Фиа заставила себя подойти к нему. Томас отправил свой узел в шлюпку, затем подхватил Фиа на руки и легко поднял. Прижав хрупкую фигурку к груди, Томас подошел к борту и резким голосом приказал матросам приготовить канат.

Фиа не могла отвести глаз от его профиля, пока они ожидали. Его глаза оказались не серыми, как ей всегда виделось, а светло-голубыми с зелеными искорками.

– Живее! – крикнул Томас матросам и крепче обнял ее. Один из матросов сделал на конце каната петлю, и, когда она была готова, Томас посадил в нее Фиа. – А теперь крепче держитесь за канат. Я буду ждать вас внизу.

Он отпустил Фиа, повернул стрелу, и она повисла над водой. Когда канат стал медленно опускаться, Фиа перепуталась. Вода сейчас казалась гораздо дальше, чем когда она смотрела с палубы, была почти черной и ничего не отражала. Когда Фиа была еще маленькой девочкой, ее мать приняла смерть, упав с обрыва. С тех пор Фиа боялась стоять на краю обрыва и смотреть вниз, особенно на воду.

Фиа вцепилась в канат с такой силой, что костяшки пальцев побелели, сердце бешено заколотилось, в голове шумело.

– Я не умею плавать, – услышала она свой голос как бы со стороны.

– Вам и не придется, – пообещал Томас. Он ловко перемахнул через борт и по канату спустился в шлюпку, ожидавшую внизу. При этом он успевал отдавать по-португальски какие-то распоряжения.

Мгновением позже канат, на котором висела Фиа, дернулся, она опустилась на несколько футов и замерла, покачиваясь. Фиа крепко сжала веки и отдалась на волю обстоятельств. К ней вернулась морская болезнь, только на этот раз вместе со страхом. Фиа разрыдалась бы сейчас, но слез не было и она не могла издать ни звука.

Фиа услышала, как Томас отдал еще какое-то распоряжение. Он говорил громко и резко. Она прижалась лбом к канату, стараясь дышать спокойно и не выпустить его из рук. Ей показалось, что ее еще немного опустили, и затем каким-то чудесным образом она опять очутилась в руках Томаса. Она прижалась щекой к его груди, сердце его билось ровно и спокойно.

Продолжая держать Фиа на руках, Томас уселся на лавку в шлюпке, а затем устроил ее поудобнее у себя на коленях. Она все еще боялась открыть глаза, страх продолжал сжимать ледяной рукой ее трепещущее сердце. Фиа была не в состоянии справиться с необъяснимым страхом перед высотой. Она почувствовала, как Томас осторожно убирает растрепавшиеся волосы с ее лица, услышала, как он что-то говорит по-португальски. Шлюпка уже плыла, а он все продолжал приводить в порядок ее волосы.

Прошло несколько мгновений, которые показались Фиа вечностью. Томас молчал, Фиа тоже не проронила ни слова. Тишину нарушали только плеск весел о воду и легкий шум воды, обтекающей борта шлюпки.

– Вы боитесь воды? – наконец спросил Томас. Она хотела было сказать ему, что он ошибается, но какой в этом толк? Возможно, если бы она рассказала ему о причине своего страха, он бы... Господи! Да о чем она думает! Страх просто затмил ей рассудок, но она все же ответила.

– Я боюсь не воды. Я боюсь быть над водой, – слабым голосом произнесла она. Ей почему-то очень не хотелось высвобождаться из его объятий. «Ну почему мне не воспользоваться этим чудесным мгновением? – подумала она про себя сердито. – В моей жизни их было так мало. И не страшно, если я останусь еще немного у него на коленях, пусть даже как воришка, крадущий то, что мне не принадлежит, даже зная, что через несколько мгновений он меня отторгнет».

Однако Томас не сделал этого.

– Так вы боитесь высоты? – вновь обратился он к ней. Фиа кивнула. Он не стал смеяться или подшучивать над ней. Он не сказал ничего. Просто продолжал обнимать ее, словно желая защитить и оградить от внешнего мира. И сердце его билось ровно и спокойно. На Фиа было только тонкое батистовое платье, поэтому тепло, исходившее от Томаса, она ощущала всем телом. И от этого тепла она стала мягкой как воск. Мышцы ее расслабились, ей сделалось очень спокойно и хотелось и дальше прижиматься к Томасу. Сейчас она испытывала неведомое ей ранее удовольствие и не сразу заметила, что сердце Томаса стало биться быстрее, что дыхание его стало неровным. Фиа догадалась, что послужило причиной. Пусть даже бессознательно, но его мужское естество ответило на ее близость.

«Вот этим надо воспользоваться», – решила Фиа, совершенно забыв про гнев, который заставил ее поклясться, что он будет ползать перед ней на коленях. Приветливо кричали чайки, мягко бились о шлюпку волны, казалось, ненависть покидает ее. Пожалуй, впервые в жизни Фиа почувствовала себя по-настоящему в безопасности.

И впервые в жизни с тех пор, как она стала взрослой, Фиа заснула в объятиях мужчины у него на коленях.

Томас хотел ее безумно. Фиа калачиком свернулась у него на коленях, как уставший котенок. Волосы спадали на плечи и частично закрывали лицо. Дыхание успокоилось и стало ровным и глубоким. Длинные черные ресницы неподвижно лежали на щеках, а на них поблескивали капельки то ли морской воды, то ли осевшего тумана.

Одну руку она подложила под подбородок, другой обнимала Томаса. Даже через полотно рубашки он чувствовал прикосновение каждого ее пальчика, ощущал ее хрупкое тело у себя на коленях.

Томас с трудом, оторвал взгляд от Фиа и в отчаянии попытался разглядеть что-либо сквозь густую пелену тумана. Место, где они должны причалить, уже близко. Господи, конечно, оно должно быть близко! Он боялся, что еще немного, и он не сможет спокойно держать Фиа у себя на коленях.

– Впереди земля, капитан! – крикнул один из матросов.

Фиа пошевелилась, и Томас мысленно выругал матроса за то, что тот разбудил ее, при этом, прекрасно понимая, что всего минуту назад для него было настоящей пыткой держать ее на коленях. Однако Томасу не хотелось отпускать Фиа.

Глава 15

Фиа проснулась и увидела, что Томас внимательно рассматривает ее. Она с трудом выпрямилась, и он тотчас усадил ее рядом с собой. Один из матросов что-то сказал, и вместо ответа Томас перекинул ноги за борт и спрыгнул в воду. Здесь было уже неглубоко, где-то по грудь. Другой матрос о чем-то спросил по-испански.

– Хорошо бы еще холоднее, – ответил Томас также по-испански. Матросы дружно рассмеялись, украдкой поглядывая на Фиа.

– Что вы сказали? – спросила она.

– Что вода очень холодная.

Он говорил неправду. Она чувствовала это по тому упрямству, с которым он смотрел на нее. Однако вынудить его сказать правду Фиа не могла. А, видя, как улыбались и какие взгляды бросали на нее моряки, она была и вовсе не уверена, что хочет узнать правду. Фиа уже давно привыкла слышать за спиной двусмысленные намеки в свой адрес. Но если в Лондоне это стало обычным, да и трудно было ожидать другого, учитывая ее поведение, то здесь она не сделала ничего, чтобы заслужить обидные шутки.