Энциклопедический словарь (К), стр. 152

С.

Корнилов Владимир Алексеевич

Корнилов (Владимир Алексеевич, 1806 — 1854) — вице-адмирал, знаменитый защитник Севастополя; воспитанник морского кадетского корпуса, с 1827 по 1830 г. плавал на корабле «Азов» в Средиземном море и участвовал в наваринском сражении; с 1842 по 1846 гг. командовал кораблем «XII Апостолов», затем командирован был в Англию наблюдать за постройкою пароходов для черноморского флота; в 1849 г. назначен был начальником штаба этого флота; принимал участие в синопском бое; после открытая крымской кампании, сделан начальником обороны северной стороны Севастополя. Затопив, по приказанию главнокомандующего, пять старых кораблей для преграждения входа в севастопольскую бухту, К. употребил экипаж их на укрепление самого города и с поразительной быстротой устроил цепь редутов, бастионов и батарей. Вскоре К. должен был оставить сев. сторону, так как отряжен был на помощь адмиралу Нахимову, защищавшему южн. сторону; здесь К. проявил свою обычную энергию, распорядительность, бесстрашие и спокойствие, которые внушали к нему безграничное доверие подчиненных, воодушевлявшихся примером своего вождя. В первый же день бомбардирования Севостополя, 5 окт. 1854 г., К. был на Малаховом кургане смертельно ранен ядром.

Коро

Коро (Жан-Батист-Камиль Corot, 1796 — 1875) — один из значительнейших французских пейзажистов новейшего времени. Занимался вначале этюдами с натуры под руководством Мишалона, а потом, учась у Бертена, потерял немало времени в следовании по академическому направлению этого художника, пока не отправился, в 1826 г., в Италию и не принялся здесь снова за непосредственное изучение природы. Делая этюды в окрестностях Рима, он быстро усвоил себе понимание, главным образом, общего характера пейзажа, хотя внимательно вникал и в его детали и усердно списывал скалы, камни, деревья, кусты, мох и т. п. Впрочем, в его первых итальянских произведениях еще заметно стремление к ритмичности расположения частей и к стильности форм. Впоследствии работал в Провансе, Нормандии, Лимузене, Дофине, окрестностях Парижа и в Фонтенебло, при чем его взгляд на природу и исполнение становились все свободные и независимее. В картинах, писанных по возвращения его из Италии, он не гонится за точным воспроизведением данной местности, но старается передать единственно впечатление от ее, пользуясь ее формами и тонами лишь для того, чтобы выразить при их помощи свое поэтическое настроение. Той же цели содействуют также фигуры, которые он помещает в своих пейзажах составляя из них идиллические, библейские и фантастические сцены. Хотя его упрекали за излишнюю сентиментальность, однако от многих из его произведений веет также и неподдельно светлым, жизнерадостным чувством. Это был, по преимуществу, живописец тихо спящих вод, широких, бледных горизонтов, задернутых туманом небес, дремлющих лесов и рощ, — настоящим Феокритом пейзажной живописи. Кроме ее, он занимался гравированием иглою и крепкою водкою. Лучшие его картины: «Вид Ривы» (1835; в марсел. музее), «Итальянское утро» (1842; в авиньонском музее), «Воспоминание об оз. Неми» (1865), «Идиллия», «Восход солнца в Виль-д'Авре» (1868; в руанском музее), «Нимфы и сатиры приветствуют пляскою восход солнца» (1851; в луврской галерее в Париже), «Утро» и «Вид в окрестностях Альбано» (там же). В Кушелевской гал. Имп. акд. худ. в СПб. — два образца живописи К. : «Утро» и «Вечер».

A. С — в.

Короленко

Короленко (Владимир Галактионович) — выдающийся современный беллетрист. Род. 15 июня 1853 г. в Житомире. По отцу он старого казацкого рода, мать — дочь польского помещика на Волыни. Отец его, занимавший разные должности в Житомире, Дубне, Ровне, отличался редкою нравственной чистотою. В главных чертах сын обрисовал его в полу автобиографической повести: «В дурном обществе», в образе идеально-честного «пана-судьи». Детство и отрочество К. протекли на Волыни, в своеобразной обстановке маленьких городков, где сталкиваются три народности: польская, украинско-русская и еврейская и где бурная и долгая историческая жизнь оставила ряд воспоминаний и следов, полных романтического обаяния. Все это, в связи с полупольским происхождением, наложило неизгладимую печать на творчество К. и ярко сказалось в его художественной манере, роднящей его с новыми польскими писателями — Сенкевичем, Оржешко, Прусом. В ней гармонично слились лучшие стороны обеих национальностей: польская колоритность и романтичность и украинско-русская задушевность и поэтичность. К природным качествам пришли на помощь альтруистические течения русской общественной мысли 70-х годов.

К. окончил курс в ровенском реальном училище, в 1870 г. Незадолго до этого умер идеально-бескорыстный отец, оставив многочисленную семью почти без всяких средств, и когда в 1871 г. К. поступил в спб. технологически инст., ему пришлось вынести самую тяжелую нужду. В 1872 г., благодаря стараниям энергичной матери, ему удалось перебраться в Москву и поступить стипендиатом в петровскоразумовскую земледельческую акд. В 1874 г., за подачу от имени товарищей коллективного прошения, он был исключен из акд. Поселившись в СПб., К. вместе с братьями добывал средства к существованию для себя и семьи корректурной работой. С конца 70-х годов К. подвергается аресту и ряду административных кар, закончившихся тем, что, после нескольких лет ссылки в Вятской губ., он в начале 80-х годов поселен в восточной Сибири, в 300 верстах за Якутском. Сибирь произвела на невольного туриста огромное впечатление и дала материал для лучших его очерков. Дико-романтическая природа сибирской тайги, ужасающая обстановка жизни поселенцев в якутских юртах, полная приключений жизнь бродяг, типы правдоискателей, рядом с типами людей почти озверевших — все это художественно отразилось в превосходных очерках К. из сибирской жизни: «Сне Макара», «Записках сибирского туриста», «Соколинце», «В подследственном отделении». Автор почти не останавливается на будничных сторонах сибирского быта, а берет его по преимуществу в его наиболее величавых или оригинальных проявлениях.

В середине 80-х гг. К. разрешено было поселиться в Нижнем Новгороде, и с тех пор все чаще и чаще фигурирует в его рассказах верхневолжская жизнь. Романтического в ней мало, но много беспомощности, горя и невежества — и это нашло свое отражение в рассказах К.: «На солнечном затмении», «За иконой», «Река играет», в полу этнографических «Павловских очерках» и особенно в очерках, составивших целую книгу, под загл.: «В голодный год» (СПб., 1893). Эта книга явилась результатом энергической деятельности К. по устройству бесплатных столовых для голодающих в Нижегородской губ. Газетные статьи его об организации помощи голодающим в свое время дали ряд весьма важных практических указаний. В 1894 г. К. ездил в Англию и Америку и часть своих впечатлений выразил в очень оригинальной повести «Без языка» («Русск. Богат.», 1895, № 1 — 3), несколько сбивающейся на анекдота, но в общем написанной блестяще и с чисто диккенсовским юмором. С 1895 г. К. состоит издателем «Русского Богатства» — журнала, к которому он теперь примкнул окончательно. Прежде, его произведения чаще всего печатались в «Русской Мысли».

К. начал свою литературную деятельность еще в конце 70-х годов, но большою публикою не был замечен. Его первая повесть — «Эпизоды из жизни искателя» появилась в «Слове». Сам автор, очень строгий к себе и вносящий в собрания своих произведений далеко не все им напечатанное, не включил в них «Эпизодов». А между тем, не смотря на большие художественные недочеты, эта повесть чрезвычайно замечательна, как историческое свидетельство нравственного подъема, охватившего русскую молодежь 70-х гг. В рассказе нет ничего напускного: это не щеголянье альтруизмом, а глубокое настроение, проникающее человека насквозь. В этом настроении — источник всей дальнейшей деятельности К., отличительная черта которой — глубокая любовь к людям и стремление доискаться в каждом из них лучших сторон человеческого духа, под какой бы толстой и, с первого взгляда, непроницаемой корой наносной житейской грязи они ни скрывались. Удивительное уменье отыскать в каждом человеке то, что, в pendant Гетевскому ewig weibliche, можно было бы назвать das ewig menschliche, больше всего и поразило читающую публику в «Сне Макара», которым, после 5 лет молчания, прерывавшегося только небольшими очерками и корреспонденциями, К. вторично дебютировал в «Русские Мысли» 1885 г. В почти совсем объякутившемся жителе затерянной под полярным кругом сибирской слободы, официально считающемся христианином, но на самом деде и Бога представляющем себе в якутском образе Великого Тойона, автор успел заметить тлеющую божественную искру и так осветил темную душу дикаря, что стала она нам близка и понятна. И сделал это автор, отнюдь не прибегая к идеализации. Он не скрыл ни одной плутни и ни одной проделки Макара, но сделал это не как судья и обличитель, а как добрый друг, знающий, что не в испорченности Макара — источник его отступлений от правды.