Каникулы в Аризоне, стр. 14
Пейдж почувствовала, как легко скользят его руки вдоль ее спины и бедер. Таких прикосновений она не знала и понятия не имела, как к ним относиться. Но прикосновения исходили от него и потому давали ей уверенность, что она любима и желанна.
Хок вдруг сообразил, что они все еще стоят в воде. Не отрывая своих губ от ее, он подхватил Пейдж на руки и медленно понес на берег. Там он встал на колени и бережно положил ее на прибрежную траву.
Руки Хока прошлись по ее ребрышкам, медленно огладили живот и спустились ниже. Он замер. Она была такая хрупкая, такая красивая.
Хок вытянулся рядом с ней, не желая пугать ее стремительным натиском. Склонился над ней, коснувшись волосами ее плеча, и губами повторил мягкие очертания ее грудей. Ненадолго остановился сначала на одном их темном кончике, потом нежно приласкал губами другой.
Что-то творилось с Пейдж: все ее мысли уплыли, как клочки облаков в небе. Остались одни ощущения: губ, припадающих к ее телу, гладящих рук, его горячей, влажной, головокружительно пахнущей кожи.
Ее несмелые пальцы пытались повторять за ним. Всю неделю он был ее учителем. Теперь пришел черед для нового урока – он обучал ее искусству любви.
Она провела рукой по его груди, потом по животу, потом… от ее прикосновения он вздрогнул всем телом.
– Прости, – прошептала она.
– Ну что ты. Меня просто подводит самоконтроль, когда я имею дело с тобой. Боюсь, что ты довела меня до точки.
Она заглянула ему в глаза – там были любовь и желание. Дрогнувшим голосом она сказала:
– Не надо никакого самоконтроля, Хок. Просто люби меня.
– Люблю. Еще как люблю!
За словом последовало дело, и Пейдж отвечала на физическое выражение его любви, как расцветающий бутон. Сколько лет она "ждала этого человека – и у нее мороз пробегал по коже при мысли, что она могла не узнать его при встрече. Но она узнала. И перешагнула через то, что они такие разные – по стилю жизни, по социальному рангу. Не поддалась условностям.
Теперь он мой!
Хок осторожно накрыл ее своим телом. Она была такая миниатюрная, и он не хотел причинить ей боль. Его губы снова позвали ее, потом он откинулся назад, чтобы видеть ее лицо, видеть, что она почувствует, когда будет с ним первый раз – но не последний, как он горячо надеялся.
Она подняла дремлющие ресницы – и как будто чья-то исполинская рука сжала сердце Хока. Он не мог сделать этого, пока она не знает правды и думает, что они женаты. Не мог сыграть на ее чувствах к нему.
Все еще держась на локтях, он взял ее голову в ладони.
– Пейдж, родная, послушай… От ее улыбки у него захватило дух.
– Неужели я сейчас услышу, что ты девственник?
Его чуть не задушил приступ смеха.
– О нет, боюсь, что нет.
– Так я и думала. У большинства тридцатишестилетних авантюристов, которых я знала, были те же проблемы.
Как она может шутить, если все так серьезно? Ну да, ведь она понятия не имеет, о чем речь.
– И скольких же тридцатишестилетних авантюристов ты знала? – пробормотал он, не в силах устоять перед соблазном еще одного поцелуя. Он пытался не думать о том, как замечательно соразмерны их тела. Какой-то миллиметр отделял их от последней, от самой последней черты.
Отвечая на его поцелуй, она умудрилась прошептать:
– Несколько дюжин, это уж точно. Сейчас даже не припомню имен.
– Вот как… Боже, какая ты сладкая, и я так хочу тебя…
– Но боишься, что мне будет больно, да? Не бойся. Раз я решилась, все в порядке.
– Пейдж, я должен тебе кое-что сказать. Пока ты не узнаешь, я не могу…
От его тона она наконец-то насторожилась. Заметила, что он собран и напряжен. Всю ее ленивую истому как рукой сняло.
– Ты о чем?
– О нашем знакомстве, Пейдж. Мы познакомились в день катастрофы. Ты наняла мой самолет до Флагстафа, потому что получила известие, что твой отец… болен. Но мы, к сожалению, не долетели.
Он ощутил, как напряглись все мышцы ее тела, и перекатился на бок, неотрывно глядя на нее. Мириады чувств проносились по ее лицу. Как бы он хотел защитить ее от них! Но было слишком поздно.
Пейдж одолевала зарождающаяся в голове боль. Со всех сторон вперебивку наваливались мысли, обрывки воспоминаний. Хок сказал, что они вообще не были знакомы. Он сказал, что она просто наняла его самолет, чтобы лететь к отцу. Он сказал, что…
Пейдж вскочила и бросилась за своей одеждой. Судорожно напяливая ее, она не смотрела на мужчину, который по-прежнему лежал там, где она его оставила, словно бы не сознавая своей наготы.
Одевшись, она заговорила, все еще не глядя на него.
– Значит, все это жалкий фарс. Мы не только не женаты, но даже и не знакомы.
– Это не так, Пейдж. Мы не были знакомы, когда ты заказывала самолет, но ты видишь – нам хватило нескольких дней, чтобы узнать друг друга. Я никому не рассказывал о себе столько, сколько тебе.
Она наконец с усилием подняла на него глаза, и ее передернуло. Он и не собирался прикрывать себя – живое напоминание о том, что чуть было не случилось.
– Ты не соизволишь одеться?
Тон был ледяной, и у него упало сердце. Она отреагировала, как и следовало ожидать, самым худшим образом.
– Пейдж, по-моему, нам надо поговорить.
– О чем? О том, какого дурака я сваляла? Вот уж избавь. Я все прекрасно понимаю. Полоумная старая дева встречает мужчину своей мечты и воображает, что она за ним замужем. Это оправдывает весь ее бред, не так ли? Я уверена, что ты с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться мне в лицо.
– Смеяться мне и в голову не приходило, Пейдж. Я влюбился.
– Ну, довольно! Оставим эту пластинку. Я уже все поняла. Единственное, что мне надо знать, – это зачем я полетела во Флагстаф. Ты говоришь, мой отец заболел. Но отец никогда не болеет.
Хок успел уже натянуть «левисы», сунуть ноги в мокасины и причесаться пятерней. Но когда он подошел к Пейдж, она резко отступила назад. Он остановился, положив руки на пояс.
– Ты сказала мне, что у твоего отца был сердечный приступ и что тебе надо спешно к нему.
Пейдж чуть не потеряла сознание и опустилась на камень, где до этого лежала ее одежда. Она восприняла эту новость как свежую и испытала шок во второй раз.
– Сердечный приступ…
– Да.
– И ты держал меня все время здесь, когда я должна была быть с отцом! Ее голос срывался от гнева. Он развел руками.
– Сама видишь, у меня нет ковра-самолета, чтобы вызволить тебя отсюда.
– А почему мы не пошли пешком?
– Я считал, что тебе надо как следует окрепнуть. Это не шутка – переход через горы… И потом я не терял надежды, что нас найдут.
Оглядев лощину, Пейдж в исступлении бросила:
– Ты же индеец. Почему ты не посылал дымовые сигналы?
– Очень забавно.
– Мне не до забав. Мне надо придумать, как выбраться отсюда.
– А чем, интересно, я занимался все это время? – спросил он.
– Соблазнял меня.
Они скрестили глаза – в ярости, в обиде, в отчаянии. Их рай исчез, унеся с собой все мечты о будущем.
Хок долго молчал, прежде чем произнести:
– Если бы я хотел соблазнить тебя, Пейдж, у нас не было бы сейчас этого разговора. Я бы не остановился на полпути. – Его рот скривился в сардонической усмешке. – И ты уж точно не сделала бы ничего, чтобы остановить меня.
Он повернулся и ушел вверх по ручью, в горы.
Глава 8
Пейдж не помнила, как она вернулась в лагерь, села у палатки. У их палатки. Они провели вместе несколько ночей, несколько ночей в объятиях друг друга, когда она не понимала, что удерживает его.
Теперь она поняла.
Боль разрасталась, грозя поглотить ее всю. Болела каждая клеточка тела и бил озноб, как при малярии.
Шок. У меня шок. Мой отец болен. Мое замужество – обман.
Никакого Хока больше не было в ее жизни. Не было – и не будет. Хок – это просто мираж, который длился дольше обычного.
Он не воспользовался ситуацией. А мог. Он знал это, и я знала. И тем не менее… Она разрыдалась. Как я посмотрю ему в глаза? Притвориться, что ничего не изменилось? Но все пошло кувырком. Больше уже ничего не будет.