Любовь всесильна, стр. 30

Она застыла.

— Что вы имеете в виду?

— То, что сказал, — коротко ответил он. — Бруно был бы недоволен, если бы узнал, что вы проводите с ним все свое время, лишая себя удовольствий.

— Я чувствую себя нормально, — упрямо твердила она.

— Проводя вечера с книгой? Не верю. А если это так, значит, есть кто-то, о ком вы скучаете, — с чувством возразил он.

«Только вы», — хотелось ей сказать.

— Но ведь это не больше чем на неделю, — заметила она.

— На какое время вы приехали сюда?

— На месяц.

У него вырвался нетерпеливый жест.

— Кончается вторая половина недели. А вдруг Бруно с Юнис задержатся?

Она бросила на него быстрый взгляд.

— Буду с Марко до их возвращения. Наступило напряженное молчание. Потом он небрежно заметил:

— Жаль, что случилась ветрянка. Если Марко заболеет, ему захочется, чтобы вы были рядом.

— Откуда вы знаете… — начала она. Его брови насмешливо приподнялись.

— О ветрянке? Сосед Бруно, граф де Савордери, мой друг. У него двое совершенно очаровательных детей. Ветрянка у младшего, Бенито, моего любимца.

С жалостью подумав о малыше, которого она никогда не видела, Мартина спросила:

— Вы любите детей? Он прищурился.

— Вас это удивляет?

Она смутилась, но тем не менее продолжала:

— А у синьора Августы есть дети?

— Да. Два сына. — Он улыбнулся с едва заметным дружелюбием. — Вас это устраивает?

— Думаю, они доставляют счастье синьору Августе и его жене, — ответила она уклончиво.

Он с интересом посмотрел на нее, полуобернувшись на сиденье.

— Вы сделали много для Марко. Майя ревновала бы, будь она здесь.

— А дядя Бруно? Марко преклоняется только перед мужчинами.

— Бруно очень похож на брата Паоло — голосом, манерами. Марко видит в нем отца, отсюда и привязанность.

— Если все это так, не хотела бы синьора Вортолини быть вместе с ним? — Вопрос прозвучал с горечью.

— Мне кажется, она думает об этом, но примет решение позднее, особенно если решится снова выйти замуж. Любовь к другому поможет ей забыть трагедию, а Марко опять станет частью ее жизни.

Мартина задумчиво улыбнулась.

— Марко — великолепный маленький мальчик. Но некоторые мужчины не переносят детей от других мужей. С ужасом думаю, что это может произойти и с ним.

— Вы не хотите, чтобы мать Марко снова вышла замуж?

Мартина похолодела.

— Меня это не касается, не так ли?

— Согласен. — Он посмотрел на нее, раздумывая. — Вам не нравится, как синьора Вортолини относится к своему сыну. Вы никогда не были влюблены, иначе вы поняли бы человека, потерявшего близкого. В настоящий момент его мать все еще в растерянности, не в себе. С Паоло ушла часть ее жизни. Время лечит. Но окончательно может помочь только счастье с другим человеком, освободив от горечи, сидящей внутри, включая отношение к собственному сыну.

— А Марко? — спросила она.

— Некоторые мужчины, как вы говорите, могут не воспринять его. Другие — наоборот. Я же люблю его, как собственного сына.

И неожиданно от того величия, которое окружало их, на Мартину повеяло холодом. Она сцепила руки, внутренне вся содрогнувшись. Более откровенно он не мог сказать о своих намерениях. У нее уже давно были подозрения на этот счет.

Глава 8

Дом, где жило семейство Августов, был один из тех хорошо сохранившихся дворцов, которыми владели Доминик и Бруно. Хозяева встретили их у дверей в гостиную на первом этаже.

Внешне синьор Августа выглядел типичным венецианцем, с удлиненным носом, темными, глубоко сидящими глазами, с четко очерченными бровями и тонкими губами. Он был того же возраста, что и Бруно. Коренастый, очень обаятельный человек.

Синьора Августа — такая же смуглая, маленького роста, очень подвижная женщина. С настороженными карими глазами, необыкновенно выхоленными руками, она тепло улыбалась Мартине.

— Buona sera, мисс Флойд, — приветствовала она ее. — Мой муж. Лука.

— Я так много наслышан о вас от Юнис, — произнес дон Лука после представлений. — Хотел увидеться пораньше, но мы только что вернулись из Швейцарии, где учатся наши дети.

Оставив Доминика с мужем, синьора Августа, слегка придерживая Мартину за локоть, представила ее остальным гостям. Царила приятная, дружеская атмосфера. Дона Августа с мужем напоминали Мартине ее родителей. Чувствовалось, что им хорошо вместе. Это сквозило во всем — в поведении, в разговоре, Доминик подтвердил, что это одна из лучших пар. Ей показалось, что ее родители тоже могли бы понравиться ему.

— А как маленький Марко? — спросила синьора Августа после обеда, когда женщины перешли в гостиную, оставив мужчин одних с сигарами.

— С ним все хорошо, — ответила Мартина. — Я очень люблю его.

Они присели на модной формы софу. По стенам, обтянутым темно-красным шелком, были развешаны портреты и пейзажи. Мебель и полированный деревянный мозаичный пол, покрытый дорогим ковром, производили впечатление. Кое-кто из женщин попивал ликер, другие, как Мартина, — кофе.

— Да, он как маленький барашек. Отец обожал его. Я так рада, что такой человек, как вы, присматривает за ним. Бедный малыш! — Синьора Августа допила свой напиток и продолжила конфиденциальным тоном:

— Не мое дело, но, по-моему. Майя должна взять мальчика к себе. Ходят слухи, что она скоро снова выйдет замуж. Это только предположение, но она очень красивая женщина. — Помолчав, она задумчиво добавила:

— Не удивлюсь, если это будет Доминик. Майя с Марко были у него на ферме в Венецианских холмах после того, что случилось с Паоло, и я слышала, что после отъезда его матери в Грецию Марко был там несколько раз.

Мартина ничего не стала говорить о своем недавнем посещении фермы. Ей не нравилась пустая болтовня, как, впрочем, и синьоре Августе. Разговор продолжался, пока мужчины не присоединились к ним.

Дона Августа встала, приветствуя их, и Мартина увидела, что Лука Августа улыбается ей.

— Что вы думаете о Венеции, синьорина? — спросил он, присаживаясь рядом.

— Мне очень нравится здесь, — живо откликнулась она. — Но больше всего мне нравятся гондолы. Он улыбнулся.

— Да, жаль, что они постепенно вытесняются моторными лодками. Мы живем в век механики, и стоимость строительства гондол становится выше человеческих возможностей.

— Как жаль!

— Согласен. Особенно если учесть, что чем больше моторных лодок, тем хуже для оснований строений в городе. — Он примирительно пожал плечами. — Но как мы можем противостоять прогрессу?

— Никак, только запечатлеть Венецию на картинах.

— Я делаю все, что от меня зависит в этом отношении, — тихо произнес он. — Вы рисуете, синьорина?

— Пытаюсь. У вас есть студия?

— Да, на последнем этаже.

— И вы действительно художник?

— В своем роде, — скромно произнес он.

— Мисс Флойд, поверьте, Лука — умный и талантливый художник, — сказал Доминик, присоединяясь к ним. Засунув руки в карманы брюк, он улыбался своему другу. — Он считает, что это его хобби. В таком случае это очень талантливое хобби. — Быстро, с усмешкой взглянув на Мартину, он предложил:

— А почему бы вам не показать нашей гостье свою студию? Уверен, ей понравится.

— Хотите, синьорина? — обратился к ней Лука.

— Да; конечно. — Только одно желание владело ею — как можно скорее уйти от Доминика.

— Если не возражаете, я попрошу Доминика проводить вас туда. Мне нужно побыть с гостями. Уверен, что он будет отличным гидом. Не против, Доминик?

К ее неудовольствию, Доминик тут же согласился.

— Буду рад. Пойдемте, мисс Флойд.

С безразличным видом он предложил ей руку. Но странный блеск в его глазах, его ироническая улыбка заставили ее быстро встать без его помощи. Затем, собрав всю свою волю, она приняла холодный вид и пошла за ним.

Несколько пролетов лестницы, которые надо было преодолеть, чтобы добраться до верха, освещались настенными лампами. Комната же, куда они вошли, была залита лунным светом, проникавшим через стеклянную крышу и высокие окна. Это была типичная студия художника. Здесь можно было увидеть разрозненную мебель и бутафорию, рабочий стол с мольбертом, краски, кисти и множество полотен, расставленных вдоль стен. Доминик не включил свет, и Мартине нравилось, как выглядели картины при свете луны. Он брал полотна и показывал ей. По ее мнению, они были достойны похвалы самого строгого критика. С восторгом рассматривала она разные уголки Венеции, изображенные художником, и тут же узнавала их. У нее не было сомнений, что однажды Лука получит всеобщее признание.