Небесные просторы, стр. 40

Может, он спрашивает, что я здесь делаю. Требует паспорт и визу. Каково мое последнее желание… и хочу ли я, чтобы мне завязали глаза…

Внутренняя полость постепенно увеличивалась, а само существо вытягивалось в сторону Ларка. Он разглядел внутри вакуоли несколько плавающих объектов — каждый из них вначале выглядел как миниатюрная версия большего существа. Эти объекты заняли различные позиции внутри полости и начали приобретать новые цвета и формы.

Да будь я…

Один стал голубым, цвета неба, но более глубокого, чем дома на Джиджо, оттенка. Он перестал рябить и затвердел, покрывшись симметричными выступами и наростами. Ларк даже увидел, как образуется миниатюрная эмблема — спираль с рукавами на вершине приплюснутого сфероида. И сразу узнал почти совершенное подобие боевого корабля джофуров «Полкджи».

Понял. Коммуникация с помощью знаков и рисунков. А второй шар — это, наверно, корабль гидрос?

Догадка вскоре подтвердилась: Ларк увидел схватку двух космических гигантов, происходящую в пространстве не больше верхушки груды колец треки. Он зачарованно смотрел, как корабль джофуров открыл огонь по желтому шарику.

Вначале его выстрелы отразил рой неожиданно появившихся воздушных шаров. Но часть снарядов прошла через преграду, безжалостно обрушившись на противника, и корабль гидрос разлетелся на части, которые развевались, как разорванные знамена. Однако несколько из них сумели присоединиться к металлическому корпусу «Полкджи».

Так вот как они попали на борт. О таком виде схватки он никогда не читал и даже не видел во сне.

Голубой шарик перед ним расширился, и Ларк увидел продолжение схватки внутри. Из полудюжины пунктов вторжения разлетались желтоватые камешки, вначале быстро, потом медленнее преодолевая сопротивление. Видел он и искорки на переднем фронте, вероятно, представляющие джофуров и их боевых роботов. Иногда одна или две такие искорки схватывались с желтым шариком. Но не погасали, а быстро направлялись к пункту сбора в тылу.

Пленники. Военнопленные.

Но когда это произошло еще с одним огоньком, Ларк почувствовал неожиданный укол в бедро.

Это я!

Это позволило ему понять кое-что еще.

Они не просто общаются со мной зрительно. Есть и химический компонент! Отчасти то, что я способен понять, связано с этой демонстрацией. Но они, должно быть, передают значения прямо по каналу питания, непосредственно мне в кровь.

Сознание этого факта могло бы испугать его или вызвать отвращение… если бы Ларка не охватило ощущение странного спокойствия. Несомненно, еще одно следствие молекулярного стимулирования. Как биолог, он был крайне заинтересован.

Должно быть, гидрос миллионы лет проводили эксперименты с нами, кислородниками. Конечно, это не обязательно помогает облегчить преодоление пропасти между двумя порядками, иначе они бы просто говорили со мной словами. Но я уверен, что у них много разных возможностей.

Это позволяло посмотреть на положение с новой точки зрения. Всю свою профессиональную жизнь он изучал необыкновенное разнообразие миллионов кислорододышащих видов живых существ на одной-единственной планете. Но теперь понял, что перед ним существа, для которых разница между джофурами и людьми кажется почти несущественной.

Встречались ли они раньше с землянами? Это кажется маловероятным. Тем не менее они могут играть на мне, как на скрипке.

Ларк испытывал унижение… и подумал, не является ли и это реакцией, навязанной извне.

Не важно. Важно то, что они хотят, чтобы я учился. Они заинтересованы в том, чтобы я был жив и понял.

И на время с меня этого довольно.

ЭМЕРСОН

Может быть, он больше не инженер, но все еще способен оценить хорошую работу.

С тайного наблюдательного пункта за мостиком «Стремительного» ему отлично видны восстановительные работы. Перед Эмерсоном все грандиозное полое сооружение — от центральной звезды-очага до зияющей дыры, которая сейчас уродует этот величественный шар, открывая широкую полосу неприрученных звезд. Несмотря на отчаянные усилия больших машин, которые продолжают ставить заплаты и соединять разорванные поверхности, бесконечное количество обломков по-прежнему уходит сквозь дыру наружу, превращаясь в пыль, пар и армаду ярких комет.

Изъян в шаре напомнил ему о его собственном увечье, которое произошло в этом самом месте.

Эмерсон поднес дрожащую руку к месту за левым ухом. При его прикосновении тонкое, как пленка, существо вздрогнуло — это симбионт реук, которого он прихватил с Джиджо. Вместе с мазями, предоставленными аптекарями треки, этот реук отчасти причина того, что Эмерсон не погиб от страшной раны и не превратился в живое растение. Маленькое существо оставило поверхностный кровеносный сосуд и отползло в сторону, позволив Эмерсону погладить шрамы, окружающие яму в голове. Не случайное повреждение, оно нанесено сознательно.

Именно здесь это и произошло год назад.

Здесь — он вспомнил, как садился в маленький боевой корабль, готовый принести себя в жертву и прикрыть отчаянную попытку бегства «Стремительного».

Здесь — он устремился вперед в этом крошечном разведчике, бросая вызов фракциям, требования и вымогательство которых опровергали репутацию Древних как мудрых и нейтральных существ… и его вызывающие возгласы сменились торжествующими, когда вмешалась другая группа Древних, открыв выход из большого шара и позволив Джиллиан и всем остальным уйти.

Здесь — состояние восторга быстро исчезло, когда его корабль перехватили могучие силовые поля, остановили, затем сняли броню, словно кожуру апельсина, и взяли его в плен, превосходящий всякое воображение.

Эмерсон по-прежнему смутно представлял себе, что произошло потом. Похитители тщательно обработали его сознание, сделав всякие воспоминания мучительными. Большую часть прошедшего года он блуждал в тумане амнезии, прерываемой приступами острейшей боли, когда он пытался вспомнить.

И преодоление этого программирования стало его величайшей победой. Теперь Эмерсон владел собственным мозгом — вернее, тем, что от него осталось. Болевые рефлексы по-прежнему пытались помешать ему вспоминать, но он научился преодолевать их, не обращая внимания на боль. Эмерсон знал, что каждый приступ боли означает, что ему удастся Поставить на место новый кусочек головоломки и что тем самым он препятствует тем, кто это с ним проделал, достичь Цели.

Если бы он только знал, какова эта цель.

Лишившись значительных участков мозга, Эмерсон не мог в словах выразить иронию, которую чувствовал, сидя в своем тайном убежище и глядя на Фрактальный Мир. И хоть он немой, у него по-прежнему сложные и тонкие эмоции.

Например, он имеет полное право испытывать удовлетворение от тех разрушений, которым подвергается это место. Рои роботов вьются по краям отверстия, пытаясь укрепить их и восстановить конструкцию, и он должен желать им неудачи. Это была бы месть — пусть его мучители погибнут, пусть все их надежды развеются, все их труды, словно пепел, упадут на освобожденное солнце.

Но в глубине его души было что-то более сильное и древнее, чем гнев.

Любовь к красоте.

К умениям и мастерству.

К тому, что хорошо сделано.

Он все еще помнил тот день — века назад, — когда «Стремительный» впервые вошел в эту крепость «ушедших в отставку», полный наивных надежд, которые очень скоро будут преданы. Пораженные открывшимся великолепием, они — он сам, Каркаетт и Ханнес Суэсси — возбужденно спорили о назначении этого титанического сооружения, способного обмануть время и приручить звезду. Это казалось инженерным раем.

И он все еще это чувствует! Как ни странно, он восторгается умелыми действиями роботов. Эмерсон считал, что отомстил своим мучителям тем, что просто выжил. Пока «Стремительный» свободен, в этом холодном взгляде, должно быть разочарование, раздражение, гнев. Он помнит этот взгляд, устремленный на него, когда жестокие инструменты рылись в его мозгу, отыскивая тайны, которых в нем не было…