Небесные просторы, стр. 3
Угол увеличился. Задние колеса тревожно взвыли, тоже коснувшись желтой поверхности.
И тут, потрясенный узнаванием, Гарри закричал:
— Нет! Назад. Это бана…
Слишком поздно. Задние колеса продолжали визжать, скользкая желтая поверхность полетела из-под них, трение неожиданно совершенно исчезло. Гарри перевернулся, ударился о потолок, отлетел к дальней стене, а платформа вертелась, катилась, снова начала вращаться… пока не остановилась с глухим ударом. Вцепившись в переборку, Гарри большими пальцами ног держался за перила, пока тряска не прекратилась.
— О… моя голова… — простонал он, поднимаясь.
По крайней мере все встало на место. Гарри добрался до консоли и принялся изучать показания приборов. Слава Ифни, станция почти не пострадала. Но Гарри слишком долго не прибирался, и теперь шарики пыли покрывали его шерсть с головы до ног. Он стряхивал их, поднимая облака пыли и вызывая свирепое чихание.
В тот момент когда станция сошла с ума, жалюзи автоматически закрылись, защищая глаза Гарри от потенциально опасных аллофоров.
Он мрачно приказал:
— Убрать жалюзи!
Возможно, резкие движения привели к переменам в местной фазе, заставив исчезнуть все эти отвратительные предметы. Так раньше случалось.
Не повезло, понял он, когда жалюзи ушли в промежутки между широкими окнами. Вид снаружи заметно не изменился. То же самое красновато-синее небо из швейцарского сыра расстилается над розовато-лиловыми пампасами, а на удалении мрачно возвышаются черные горы. По-прежнему его разведочный корабль находится на плоской вершине, окруженной со всех сторон желтыми многолучевыми фигурами.
— Банановые шкурки, — прошептал он. — Проклятые банановые шкурки.
Вот одна из причин того, что на таких кораблях бывает только один наблюдатель: когда несколько сознаний одновременно наблюдают за ними, аллофоры становятся еще более дикими и невероятными. «Объекты», которые он видит, это образы, созданные его сознанием и наброшенные поверх реальности, которую не может воспринять ни одно живое сознание. Реальности, которая изменилась и трансформировалась под воздействием его мыслей и ощущений.
Все это в теории звучит отлично. И ему следовало бы уже привыкнуть. Но Гарри тревожило то, что этот банановый аллофор уж слишком личный. Гарри терпеть не мог банальностей и стереотипов.
Он вздохнул и почесал бок.
— Стабильны ли все системы?
Все стабильно, хозяин пути командир Гарольд, ответил режим пилотирования. В данный момент мы застряли, но, кажется, в безопасности.
Гарри разглядывал обширные пространства за плато. На самом деле видимость в этом месте отличная. Особенно отчетливо видны дыры в небе. И тут ему в голову пришла мысль:
— А нужно ли нам сейчас передвигаться? Мы можем наблюдать за всеми транзитными путями прямо отсюда, до конца назначенного срока, верно?
Как будто правильно. В данный момент незаконное передвижение не может остаться незамеченным нами.
— Хм-м-м. В таком случае… — Гарри зевнул. — Пожалуй, снова пойду спать. У меня такое ощущение, что понадобятся все силы, чтобы выбраться отсюда.
Очень хорошо. Спокойной ночи, наниматель-наблюдатель Хармс. Приятных снов.
— Как же, — пробормотал он на англике, оставляя обсервационную платформу. — И закройте эти проклятые жалюзи! Неужели мне самому нужно обо всем здесь думать? Не отвечайте на это! Просто… ну, не важно.
Даже закрытые, жалюзи не могут помешать прорывам. Между планками проскальзывают мерцающие архетипы, словно стремясь прорваться в период сна РЕМ. Впиваются в его сновидения, как мелкие паразиты.
Этому ничем не поможешь. Когда Гарри впервые получил назначение в пространство Е, местный глава патрульной службы объяснил ему, что восприимчивость к аллафорическим образам — важная часть их работы. Размахивая тонкой, со многими суставами рукой, галактический чиновник на галшесть с нахаллийским акцентом признался, что удивлен назначением Гарри.
— Скептически мы были настроены, когда впервые услышали, что ваша раса может обладать полезными для нас особенностями.
Опровергнув наши сомнения, вы многого с тех пор достигли, наблюдатель Хармс.
Мы отныне присваиваем вам полный статус. Вы первый из своего вида, добившийся такой чести.
Вздыхая, Гарри снова забился под одеяло. Ему очень хотелось пожалеть себя.
Такой чести! Он с сомнением фыркнул.
Однако ему пока не на что особенно жаловаться. Его предупредили. И это не Хорст. По крайней мере он избавился от сухих однообразных пустынь.
И вообще только безумцы надолго сохраняют иллюзию, будто космос создан ради их удобства.
Существует множество противоречивых версий относительно того, кто много миллиардов лет назад создал эту безумную вселенную. Но еще до того, как он принял решение посвятить свою жизнь работе в Институте, даже еще до того, как услышал о существовании пространства Е, Гарри пришел к одному заключению относительно метатеологии.
Несмотря на всю свою силу и славу, Создатель был не очень разумен.
По крайней мере не так разумен, как неошимпанзе.
САРА
Существует специальное слово-глиф.
Оно называет пространство, в котором совпадают три состояния материи — два жидких и третье твердое, как коралл.
В таком месте может образоваться нечто вроде пены. Опасной, обманчивой пены, которую переносят злополучные течения.
Никто добровольно не углубляется в это волнение.
Но иногда сила, именуемая отчаянием, вынуждает благоразумных мореплавателей проложить курс по угрожающим отмелям.
Стройная фигура проносится через внешние оболочки гигантской звезды. Похожий на гусеницу, с рядами когтеобразных выступов, которые впиваются в пространство-время, корабль настойчиво прокладывает курс сквозь жесткое сияние.
Разреженное пламя лижет обожженные борта из древнего керометалла, прибавляя новые слои покровов из необычной сажи. Щупальца плазмы пытаются прорваться внутрь, но пока их отражают защитные поля.
Однако со временем жара найдет доступ.
В середине корабля вращается узкое колесо, как обручальное кольцо на нервном пальце. Мимо пролетают ряды окон. Темные изнутри, они отражают звездный свет.
Но вот становится виден прямоугольник, освещенный искусственным сиянием.
Оконное стекло, которое позволяет смотреть в двух направлениях. Изнутри вселенной и внутрь ее.
Размышляя над водоворотом, Сара вслух произнесла:
— Мои преступные предки провели свой корабль через этот ад на пути к Джиджо… запутывая следы под покровом Великой Измунути.
Думая о грандиозных силах, действующих совсем рядом, Сара провела пальцами по хрустальной поверхности, которая не дает фотохимическому жару прорваться внутрь. Частью сознания, той, что выросла на книгах и математике, она в состоянии воспринять физическую сущность звезды, радиус которой больше годовой орбиты ее родной планеты. Красный гигант, разбухший в последней стадии, выбрасывает из своего котла в черный космос мешанину разогретых атомов.
Абстрактные знания — это замечательно. Но по спине Сары пробегает и холодок страха перед сверхъестественным: ведь она жила жизнью дикого сунера на варварской планете. Возможно, земной корабль «Стремительный» — беспомощная добыча, стремящаяся уйти от титанического охотника, который во много раз превышает его по размерам, тем не менее корабль с экипажем из дельфинов казался Саре богоподобным и внушал благоговение. Ведь он несет большую массу, чем все деревянные строения Склона вместе взятые. Живя в древесном доме над вечно шумящей водяной мельницей, она в самых невероятных снах не могла представить себе такое будущее — дикий полет через окраины адской звезды.
Особенно через Измунути, само имя которой внушает страх. Для шести рас, в ужасе жмущихся на Джиджо, это была решающая ступень на пути, ведущем вниз. Дверь, которая раскрывается только в одну сторону — по пути в изгнание.