Глина, стр. 95

Что меня ставит в тупик, так это то, как Бета проник на базу без всякого сопровождения. И вообще как он узнал, что мы здесь.

После перенесенных испытаний Риту пребывала не в лучшем состоянии, где-то между апатией и слезами. Ничего не ответив, она, поколебавшись, спросила:

— Чего хотел от меня Бета? Вас ведь это интересует, Альберт? А что, в конце концов, нужно самцу от женщины?

Ее вопрос застал меня врасплох. Еще лет сто назад ответ представлялся бы очевидным, но в отличие от времен наших дедушек и бабушек секс сейчас уже не обладал такой притягательной силой. Удовлетворить желание теперь так же просто, как потребность в соли или пище.

А если дело не в сексе, то в чем?

— Риту, у нас нет времени на загадки.

Даже в темноте я заметил, как что-то похожее на улыбку тронуло ее губы. Риту хотелось открыть мне секрет, но и сохранить при этом достоинство, чувство дистанции и… превосходства.

— Вы знаете, что происходит внутри кризалиса?

— Кри… вы имеете в виду кокон? Как у бабочки…

— …как у гусеницы, превращающейся в бабочку. Многим кажется, что трансформация проста: лапки гусеницы становятся лапками бабочки и так далее. Логично, да? Голова и мозг гусеницы будут исполнять те же функции и у бабочки, верно? Продолжение памяти и бытия. Метаморфоза считалась косметическим изменением внешних органов, тогда как внутренняя суть…

— Риту, это имеет какое-то отношение к Бете?

Честно говоря, я не видел никакой связи. Знаменитый дитнэппер сделал состояние на подделке и продаже дешевых копий известных личностей вроде Джинин Уэммейкер. У Риту Махарал были свои причуды, что делало ее столь же уникальной, как и маэстру. Но кто станет платить деньги за поддельные копии администратора «Всемирных печей»? В чем тут выгода для Беты?

Риту проигнорировала мой вопрос.

— Люди полагают, что гусеница превращается в бабочку, но этого не происходит! Гусеница растворяется! Она превращается в питательный суп, за счет которого развивается крохотный эмбрион. И этот эмбрион вырастает в нечто совершенно другое!

Я оглянулся, оценивая наш отрыв от колонны.

— Риту, что вы…

— Гусеница и бабочка имеют общий набор хромосом. Но геномы у них разные, и они сосуществуют параллельно. Они нужны друг другу для того же, для чего нужна женщина… для репродукции. Кроме…

Риту остановилась, натолкнувшись на меня, а я остановился, потому что до меня вдруг дошло.

Только не поймите меня неправильно. Обычно я очень спокойно воспринимаю новые идеи. Но тогда ее слова и то, что стояло за ними, стало для меня чем-то вроде взрыва бомбы.

— Риту, вы же не хотите сказать…

— …что они парные существа. Гусеница и бабочка необходимы друг другу, но у них нет общих ценностей или желаний. Нет любви.

Я слышал тяжелую поступь второй колонны, и теперь, когда мне была понятна их внутренняя природа, шаги звучали особенно угрожающе.

И все же я не мог идти дальше, не задав еще один вопрос. Я посмотрел в глаза Риту. В темноте все было серым.

— Кто же вы?

Она горько рассмеялась, и ее смех гулким эхо запрыгал между каменными стенами.

— О Альберт, конечно, я бабочка! Разве не ясно? Я та, кто порхает под лучами солнца в блаженном неведении, репродуцируя себе подобных.

Так было, и только в прошлом месяце я стала понимать, что происходит.

Я почувствовал, как пересохло во рту.

— А Бета?

Теперь в ее смехе проскользнуло напряжение. Риту кивнула в сторону надвигающегося отряда.

— Он? О, Бета много работает, это надо признать. У него есть желание. Голод. Амбиции. Аппетиты.

И еще одно, — добавила Риту. — Он помнит.

Глава 50

ЧЕРЕЗ ВИДИМОСТЬ

…или глазер и зеркало…

Какая честь! Я вышел на уровень гения.

Я часть Постоянной Волны, наполняющей огромное пространство. Она пульсирует с невероятной мощью, о которой я и не подозревал.

Должно быть, Махарал знал, что подошел к эпохальному прорыву, одновременно прекрасному и ужасающему. И этот ужас сказался на нем. Страх, неотъемлемая часть синдрома Смерша-Фолкслейтнера, схватился со стремлением изменить мир, и этот конфликт поверг его в безумие.

Безумие, которое призрак Махарала демонстрирует в полной мере, готовя нас/меня к роли волны-носителя. Я/мы вознесем душу Йосила к олимпийскому величию…

И все это на фоне приближающихся взрывов…

— Знаете, Моррис, ужасно, как люди относятся к чудесам, воспринимая их как нечто само собой разумеющееся. В XX веке они адаптировались к более быстрой жизни, потому что появились реактивные самолеты и автомобили. Наши предки уже могли получить любую книгу по Интернету. Мы привыкли жить параллельными жизнями. На протяжении двух поколений мы просто использовали големтехнологию, не внося, по сути, никаких улучшений, не раздвигая ее границы.

Какая банальность! Люди получили чудесный дар. Но им не хватило ни воли, ни проницательности, чтобы воспользоваться им в полной мере.

Да, презрение к массам — один из ярчайших симптомов Смерша-Фолкслейтнера. Но лучше не отвечать. Он думает, что я уже поглощен гигантской волной, генерируемой его аппаратом, тем мощным духовным полем, которое, согласно его планам, употребит талант Альберта Морриса, сведя на нет самосознание.

Что-то в плане Йосила сработало не так, потому что я сознаю себя. Более того — побежденный, раздавленный, униженный, а затем многократно усиленный и вездесущий, я кажусь себе могущественным и вездесущим. Во мне бушуют электрические токи. Я вибрирую одновременно в дюжине измерений и воспринимаю то, чего не замечал раньше — например, мириады чешуек кристаллической слюды, плывущих подобно блестящим диатомам в окружающем океане ко мне.

Это и есть океан, океан магмы, текшей здесь много веков назад. Горы — волны. Я ощущаю движение этой волны, оно замедляется, потому что магма остывает и замерзает. Но движение продолжается. Повсюду. Мое восприятие выходит за пределы горы, оно тянется дальше, к полиспектральным искоркам, мерцающим вдали, — похожим на тонкие, нежные ниточки дыма… или на светлячков, дрожащих от моего прикосновения…

С метафорами у меня плохо. Неужели я ощущаю других людей? Другие души, находящиеся за стенами подземной лаборатории?

Какое неприятное, даже пугающее ощущение. Оно как напоминание о чем-то, что мы все обычно подавляем, потому что иначе оно способно свести с ума.

Одиночество личности. Полная чуждость других. И всей вселенной.

— Подлинный стимул — удовольствие, — продолжает дитЙосил, подкручивая ручку настройки для полной синхронизации. — Возьмите индустрию развлечений прошлого века. Люди хотели смотреть то, что хочется и когда захочется. Спрос породил аналоговую видеозапись, появившуюся за три десятилетия до цифровой. Подумать только, какое нерациональное решение — магнитные головки и шумные движущиеся части. Однако видеомагнитофоны продавались миллионами, чтобы люди могли записывать и смотреть то, что пожелают.

Похоже на использование дитто, а, Моррис? Неуклюжая, сложная, неповоротливая индустрия, рассылающая ежедневно сотни миллионов аналоговых систем по всему миру. Какая суета! Какое разбазаривание ресурсов и денег! И тем не менее люди покупают с радостью, потому что это позволяет им быть там, где они хотят, и тогда, когда они хотят.

Восхитительно процветающая индустрия! И мой друг Эней Каолин считает, что так будет продолжаться всегда.

Но скоро ей конец, так ведь, Моррис? Потому что мы близки к решающему прорыву, подобному победе цифровой системы над аналоговой. Победе реактивного самолета над лошадью. После того, что мы совершим сегодня, все будет иначе.

Маятник мерно раскачивается, прорезая нашу/мою Постоянную Волну, вызывая каждым своим качанием всплеск неимоверно сложных гармоний. Сейчас дитЙосил взберется на платформу, и его отвратительная личность начнет накапливать энергию, приручать ее, готовясь к тому, чтобы оседлать луч глазера и устремиться к вершинам могущества.