Берег бесконечности, стр. 114
Мы обнаружили корабли зангов перед тем, как миновать Измунути. Думаю, они приняли нас за «мелкое вторжение», поскольку оставили в покое.
Теперь обмен секторами и зонами приобретает больший смысл. Тем не менее я задаю кубу новый вопрос.
Была ли раньше когда-либо объявлена запретной целая галактика?
Ответ меня удивил.
Такого не было уже очень давно, по крайней мере сто пятьдесят миллионов лет.
Где— то я уже слышала это число.
Нам говорят, что существует восемь порядков разума и квазиразума. Наиболее энергичный и шумливый из них — кислородная жизнь, или, как выразился Том, «мы бродим повсюду и ведем себя так, словно все принадлежит нам». Однако я была поражена, узнав, что водороднодышащих существ намного больше, чем кислороднодышащих. Впрочем, занги и им подобные большую часть времени проводят в плотных слоях юпитероподобных планет.
Некоторые утверждают, что они просто боятся контактов с кислородными типами.
Другие говорят, что они легко могут нас сокрушить, но как-то все у них до этого руки не доходят. Может, и дойдут в следующий миллиард лет.
Остальные порядки таковы: машины, меметики, квантовые существа, гипотетические существа, существа в отставке и трансцендентные существа.
Почему я говорю сейчас об этом?
Наши планы пришли в движение, и скоро «Стремительный» тоже двинется. Вполне вероятно, что через несколько дней мы будем мертвы или захвачены в плен. Если повезет, мы можем ценой своих жизней добиться чего-нибудь достойного. Но шансы уйти кажутся исчезающе малыми.
И все же, а что, если нам это удастся? Ведь у джофуров в нужный момент могут выйти из строя двигатели. Они могут решить, что мы не стоим усилий.
Солнце может стать новой звездой.
В таком случае куда направится «Стремительный»?
Мы пытались найти справедливость и защиту у нашей собственной кислородной культуры — у цивилизации Пяти Галактик, но Институты оказались ненадежными. Мы обращались к Древним, но эти члены рас в отставке гораздо менее беспристрастны, чем мы рассчитывали.
В полной возможностей вселенной остается еще полдюжины — других «квазиразумных» порядков. Они чужды нам по мысли и сущности. Говорят, они опасны.
Но что нам терять?
«СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ»
КАА
Стоило ему вынырнуть, чтобы подышать, как в воду ударялись метательные снаряды. Копья — грубое оружие, это полые деревянные стволы с наконечниками из вулканического стекла, но когда метко нацеленный гарпун задел его бок, Каа в рефлекторном крике потерял половину воздуха. Гавань, превратившаяся в тесную ловушку без выхода, гулко откликнулась на его болезненный стон.
Моряки хуны без труда передвигались в своих лодках при свете факелов, выполняя сложные приказы капитанов, исходившие из раздутых горловых мешков. Сети вокруг Каа затягивались, и поверхность воды гудела, как натянутый барабан. Узкий выход из гавани был уже перекрыт сетями.
И что еще хуже, туземцы получили подкрепление. Со стороны города слышался приближающийся стук ног, вооруженных когтями. В воду погружались существа в хитине, напомнившие Каа фильм ужасов про гигантских крабов. Красные квуэны, сообразил он, когда новые союзники стали помогать хунам закрыть выход из гавани под водой.
Ифни! Что сделали Заки и Мопол, чтобы туземцы пришли в такую ярость при виде дельфина? Ведь они так рассержены, что готовы убить при первой же встрече.
У Каа есть еще несколько хитростей. Время от времени он обманывал хунов, изображая вялость и медлительность, заставляя их раньше времени затягивать петлю, а потом вырывался в щель между ними, уклоняясь от града копий.
«Мои предки имели в этом деле большой опыт. Люди преподали нам урок задолго до того, как начали скальпелями резать нам головы».
Однако он знал, что в таком состязании китообразный не может выиграть. Лучшее, на что он может рассчитывать, это оттянуть конец.
Нырнув под одну из хунских лодок, Каа импульсивно раскрыл челюсти, вцепился зубами в весло и вырвал его из рук моряка, словно щупальце дьявольского осьминога. От толчка заболел рот, особенно нежные десны, но он прибавил сильный удар плавниками.
Гребец допустил ошибку — постарался удержать весло, но даже хун не может сравниться с Каа в силе. Последовал удивленный крик, затем всплеск, когда моряк с силой ударился о воду далеко от лодки. Каа выпустил весло и быстро отплыл. Конечно, такой поступок не принесет ему популярности в глазах хунов. Но, с другой стороны, ему нечего терять. Каа уже не думал о своей миссии — вступить в контакт с Общиной Шести Рас. Теперь он боролся за выживание.
Следовало прислушаться к голосу сердца.
«Сейчас я должен был бы искать Пипое».
Решение по-прежнему мучило Каа, он чувствовал себя виноватым. Как он мог подчиниться приказу Джиллиан Баскин, каким бы срочным он ни был, вместо того чтобы стремительно плыть по океану, преследуя негодяев, которые похитили его подругу и любимую?
Что такое его долг, его клятва служить Земле по сравнению с этим?
После того как Джиллиан дала сигнал окончания связи, Каа на закате вслушивался в океан, улавливая далекие звуки быстро уходящих саней. Они еще были еле слышны на северо-западе. Звуки далеко распространяются в океане Джиджо: ведь здесь нет мириадов двигателей, которые превращают в какофонию земные моря. Сани уже очень далеко, не менее чем в ста километрах, и преследование кажется безнадежным.
Ну и что? Что с того, что успех маловероятен? Для героев книг и голофильмов это никогда не было препятствием! Да и никакая аудитория не будет приветствовать героя, если он позволил невозможному встать на своем пути.
Может, именно это в тот болезненный момент остановило Каа. То, что это — такое распространенное клише. Все герои фильмов: люди и дельфины — просто забыли бы о товарищах, о стране и о чести ради любви. Настойчивая пропаганда всех романтических историй заставляла его сделать то же самое.
«Но даже если я, вопреки всем препятствиям, добьюсь успеха, что скажет Пипое, когда я освобожу ее?
Я ее знаю. Она назовет меня придурком и предателем и никогда больше не будет уважать».
И вот Каа после наступления ночь отправился в порт Вуфон. Все деревянные рыбацкие лодки были вытащены на берег и лежали под маскировочной тканью, которая скрывала их очертания, превращая в загадочные холмики. По-прежнему ненавидя себя за свое решение, он подплыл к ближайшей верфи, где два стражника опирались на что-то похожее на палки для ходьбы. Рядом сидел зевающий нур. В звездном свете Каа приподнялся на плавниках, чтобы начать приветственную речь, которую выучил наизусть и едва спасся от смерти. Нырнув, он на несколько сантиметров опередил острые, как бритва, лезвия копий.
— Подождите, — крикнул он, вынырнув по другую сторону пирса. — Вы допускаете ужасную ошибку! Я принес новости о ваших потерянных детях! Сведения об Олви.
Он едва увернулся во второй раз. Стражники хуны его не слушали. Темнота едва спасла Каа от все растущего числа нацеленных в него копий.
Большой ошибкой было то, что он попытался вступить в контакт в третий раз. Когда и эта попытка не удалась, Каа попробовал уйти и с опозданием увидел, что дверь заперта. Выход из гавани перекрыт, и он оказался в ловушке.
«Вот и мое хваленое дипломатическое искусство», — думал он, молча пробираясь над самым илистым дном, и едва успел увернуться, когда его сонар коснулся бронированной фигуры впереди. Фигура приближалась, широко раскрыв острые когти.
«Добавим это к моим другим неудачам — как шпион, как офицер…» Мопол и Заки не могли бы так враждебно настроить туземцев, если бы он сумел удержать их в руках.
«…и как возлюбленный».
Каа знал, что хорош только в одном-единственном деле. И похоже, ему никогда больше не придется им заняться.
Спереди, со дна бухты, донесся странный звук. Каа свернул в поисках обхода. Он боялся, что скоро легкие не выдержат и ему придется вынырнуть на поверхность.