Безногий ас, стр. 74

Бадер хмыкнул:

«Черт меня побери, если я туда войду».

Зондерфюрер начал упрашивать:

«Ну, пожалуйста, подполковник. Вы обнаружите, что она достаточно удобна, и мы будем за вами ухаживать».

«Нет!»

«Но вы должны. Меня расстреляют, если вы сбежите», — зондерфюрер был не на шутку напуган.

Бадер снисходительно глянул на него:

«Действительно?»

«Мы дадим вам слугу», — он ничуть не шутил.

«Что еще?»

«Мы будем оставлять дверь камеры открытой».

(Это мало что значило, так как железная дверь в конце коридора была надежно заперта.)

«Мне нужен стол. Со скатертью. И немного чая».

«Согласен, подполковник. Но, пожалуйста, войдите туда».

«Нет. Сначала слуга и стол».

Фельдфебель убежал и вскоре вернулся вместе с маленьким мужчиной, который тащил стол. Они оставили дверь открытой и ретировались. Сапоги немцев громко стучали по каменному полу коридора.

Оставшись один, Бадер быстро подтащил стол к окошку, затем схватил стул и поставил на стол. Аккуратно взгромоздившись на самый верх пирамиды, он ухватился за решетку и попытался подтянуться, чтобы выглянуть наружу. Ему удалось подтянуться к решетке, но стена оказалась слишком толстой и полностью закрывала обзор. Тогда Бадер начал изо всей силы трясти решетку, надеясь расшатать ее.

Позади раздался сдержанный смешок. Бадер обернулся и увидел маленького человечка, бесстрастно глядящего на него.

«Vous ete Beige?» — быстро спросил Бадер.

«Nein. Ich bin Deutsch», — холодно ответил коротышка.

Разочарованный Бадер, дурацки улыбаясь, начал спускаться. Слуга помог ему, затем снял стул и поставил на стол чашку чая. Затем многозначительно покачал головой и бесшумно выскользнул. В отличие от солдат он был обут в туфли на резиновой подошве.

Бадер обнаружил, что кровать жесткая, как доска. Собственно, это и были дощатые нары. Поэтому он прокрутился всю ночь без сна, размышляя.

(Ошеломленный шоком плена и последовавшими унижениями, Бадер снова превратился в законченного склочника. Он сможет удовлетворить свою гордость, только бежав. Во время перепалок с Румпелем и зондерфюрером ему удалось немного отвести душу. В достоверность происходившего трудно поверить, но так оно и было на самом деле. Впрочем, можно предположить, что немцы имели особый приказ на его счет. Если бы у него были нормальные ноги, они, скорее всего, вели бы себя совершенно иначе. Но даже с нормальными ногами Бадер вел бы себя так же. Ведь маленький демон поселился внутри него задолго до катастрофы в Ридинге. Можно гадать относительно реакции немцев. Ведь он излучал энергию, присущую смелому цивилизованному человеку. Немцы, склонные слишком уважать звания и силу, всегда пасовали перед такими людьми… до определенного предела, разумеется. Однако внутреннее чутье Бадера всегда безошибочно подсказывало момент, когда он доходил до предела дозволенного. Затем он менял тактику и становился вежливым и послушным. Пытаться разговаривать с ним с позиции силы было бессмысленно, так как Бадер презирал оборону и сразу переходил в наступление. Лишь когда становилось ясно, что струна натянута до предела, он внезапно отступал.)

Примерно в 10 утра зондерфюрер и часовые повели его в большое здание, где доставили в огромный зал. Это было зрелище! Через весь зал тянулся длиннейший стол, за одним концом которого восседали 6 суровых офицеров. Трое из них выглядели, как генералы (таковыми, собственно, и являлись). Однако на Бадера это не произвело особого впечатления. Может быть, причиной тому немного экстравагантная британская гордость, вскормленная столетиями традиций, предполагающих соблюдение прав личности и неуязвимость от незаконных преследований [15].

За другим концом стола сидели врачи, несколько солдат и сестер из госпиталя Сент-Омера. Бадер улыбнулся им и приветливо сказал: «Хэлло». Однако они лишь мрачно проводили его глазами. Молодой офицер Люфтваффе сделал приглашающий жест в сторону кресла перед столом и сказал:

«Не будете ли вы добры сесть?»

«Нет, не буду», — ответил Бадер. Про себя он подумал, что если бы офицер предложил ему стоять, он немедленно сел бы.

Судьи переглянулись и начали о чем-то совещаться. Лысый генерал с физиономией заговорщика, сидевший в центре, что-то сказал офицеру Люфтваффе, который выступал в качестве переводчика, и офицер повернулся к Бадеру:

«Клянетесь ли вы говорить правду?»

Бадер даже возмутился:

«Разумеется, нет».

Офицер уставился на него так, словно не расслышал сказанного, и пробормотал:

«Прошу прощения?..»

«Я сказал, что, разумеется, не буду. Переведите это суду».

Офицер нервно повернулся и заговорил с судьями. Брови лысого генерала взлетели вверх. Офицер снова обратился к Бадеру:

«Герр генерал желает знать, почему вы не желаете говорить правду?»

Бадер ответил:

«Если вы будете спрашивать меня о французах, я обязательно солгу».

Новое торопливое совещание. Переводчик, похоже, испытывал проблемы, пытаясь смягчить ответы Бадера. Наконец он опять повернулся к нему.

«Герр генерал говорит, что французы уже наказаны. („Боже, что они с ними сделали?“ — подумал Бадер.) Единственное, что хочет знать герр генерал, проявил ли персонал госпиталя беспечность, когда вы бежали?»

Это вопрос поразил Бадера, который понял, что судят не его. Он на всякий случай спросил:

«Простите, а кого здесь судят?»

Теперь удивился переводчик.

«Как кого? Работников госпиталя, конечно».

После этого все стало просто. Бадер опять стал само обаяние и объяснил, что не следует наказывать работников госпиталя, потому что они не могли даже предположить, что он вылезет в окно. Они все сделали совершенно правильно, поставили часового у двери и приняли другие разумные меры предосторожности. Разумеется, просто быть умным задним числом.

Ему показалось, что он слышит аплодисменты у себя за спиной.

Когда он закончил, и зондерфюрер уводил его, работники госпиталя с благодарностью смотрели вслед. Часовой больше не отходил от Бадера ни на шаг.

Когда он вернулся в Дулаг, то первым делом спросил:

«Как дела с туннелем?»

Люббок ответил, что работы продвигаются хорошо.

Через 3 дня разразился новый скандал. Бадер лениво прогуливался по коридору, держа руки в карманах, когда столкнулся с капитаном Люфтваффе по фамилии Мюллер. Мюллер остановился и посмотрел на него, но Бадер не вынул рук из карманов, а трубку изо рта. Тогда немец сказал:

«Герр подполковник, вы должны отдать мне честь».

«Почему?»

«Все пленные должны отдавать честь немецким офицерам».

Бадер сухо ответил:

«Женевская конвенция говорит, что я должен отдавать честь вражеским офицерам равного или более высокого звания. А вы всего лишь капитан».

«Я представитель коменданта, и вы должны отдать мне честь».

«Я не козыряю даже самому коменданту. Он всего лишь майор», — возразил Бадер.

«Но это приказ коменданта!» — раздраженно крикнул Мюллер.

«А мне наплевать. Приказ незаконный, и я не собираюсь отдавать вам честь».

Через полчаса примчался вестовой и сообщил, что Бадер должен приготовиться покинуть Дулаг Люфт через 20 минут.

Глава 25

Через 2 дня он сидел на жесткой скамейке вагона третьего класса, который мчал его под мелким дождем к Любеку. Там его пересадили в вагон для перевозки скота, который промчался по унылым песчаным пустошам к одинокому лагерю Офлаг VIB. Там у Бадера сняли отпечатки пальцев, отобрали обручальное кольцо (последнюю память об отце) и бросили за колючую проволоку, где уже сидели 400 тощих и измученных британских офицеров.

Вот тогда начались настоящие трудности. Лагерь под Любеком не получал посылок Красного Креста. Комендантом был грубый и жестокий офицер, уже прославившийся заявлением, что Женевская конвенция по защите военнопленных написана погаными старухами, и он не собирается ее соблюдать.