Неправое дело, стр. 34

– Даже зная, что Мари Лакаста ходила туда за моллюсками?

– Вряд ли она стала бы заходить в хижину, знала ведь, что это за место. В такие старые каменные домики ходят либо пописать, либо на свидание, не далее как четыре тысячи лет назад это стало известно всему свету. Но в тот четверг, по необычному стечению обстоятельств, она могла неожиданно туда заглянуть.

– А автор записки? Он тоже там был?

– Слишком много народу собралось на месте преступления в один вечер, в подобные совпадения я не верю. Но он мог знать, что в хижине пряталась какая-то парочка. Он узнает об убийстве, складывает два и два и предупреждает нас. Но не заявляет об этом в открытую, потому что боится. Вы же читали: «все о ней – молчок». Либо автор сгущает краски, либо один из этой пары человек опасный или просто влиятельный, с которым лучше не связываться, потому все и предпочитают держать язык за зубами.

– А почему он пишет именно вам?

– К моей куртке было легко подойти, и потом, от меня до вас один шаг.

– Парочка… – снова проговорил Геррек. – Парочка… тоже мне намек… Парочек на этой земле хоть пруд пруди. Слежка за хижиной ничего не даст, они туда не вернутся. Людей расспрашивать бесполезно, только переполоху наделаешь, а узнать ничего не узнаешь. Автор записки – вот кто бы нам пригодился. Надо попробовать по отпечаткам…

– Он решил не рисковать. Потому-то и скомкал бумажку.

– Неужели?

– Он не мог находиться в кафе в перчатках, это бы сразу заметили. Чтобы подбросить записку в куртку, проще всего скомкать ее и держать в носовом платке, зажав в кулаке, а потом уронить мне в карман. Бумажка маленькая, ее легко спрятать в опущенной руке.

– Он видел, как вы упустили седьмой шар, а потом вышел… Когда это было?

– В конце моей партии с Севраном, около пяти часов.

– Потом он возвращается с готовой запиской в руке. Вы видели, кто входил и выходил в это время?

– Не могу вам сказать. Я был занят игрой с Лефлёшем, и я еще мало кого здесь знаю. В баре было полно народу и вокруг стола тоже. Ждали вас. Люди то и дело входили и выходили.

– Остается шрифт машинки.

– На это у вас есть местный специалист, обратитесь к нему.

XXIV

Севран несколько минут внимательно изучал записку, которую лейтенант развернул для него двумя пинцетами. Он был серьезен и сосредоточен, словно пытался опознать на фотографии мельком виденное лицо.

– Она мне знакома, – наконец произнес он. – Печатает медленно, мягко, вяло. Если не ошибаюсь, эта машинка даже находится у меня. Идемте.

Луи с лейтенантом проследовали за ним в хранилище машинок – просторную комнату, где на столах и этажерках выстроились сотни черных механизмов самых неожиданных форм. Севран уверенно прошел между столами и сел перед черной с золотом машинкой, оснащенной диском с литерами.

– Наденьте это, – попросил Геррек, протянув ему пару перчаток, – и печатайте осторожно.

Севран кивнул, надел перчатки, взял лист бумаги и вставил в каретку.

– Это модель «Гениатус» 1920 года, – сказал он. – Что печатать?

– В хижине в Вобане, с красной строки. Парочка скрывалась, с красной строки. Все о ней – молчок, – продиктовал Геррек.

Севран напечатал первые слова, вытащил лист и всмотрелся в него.

– Нет, – сказал он, морщась. – Очень похоже, но не то.

Он порывисто встал, раздосадованный своей ошибкой, обошел другие деревянные столы и сел перед маленькой продолговатой машинкой, о назначении которой трудно было догадаться.

Севран вновь напечатал первые строки письма, но не с помощью клавиатуры, а вращая колесико до нужной буквы. При этом он даже не глядел на металлический диск, зная расположение литер наизусть. Вытащив бумагу, он улыбнулся:

– Пожалуйста. Это напечатано на ней, модель «Виротип» 1914 года. Покажите оригинал, инспектор.

Инженер сравнил оба листка:

– Это «Виротип», никаких сомнений. Видите?

– Да, – сказал Геррек. – Напечатайте текст до конца, мы сравним в лаборатории.

Пока Севран крутил диск «Виротипа», Геррек осматривал просторное помещение. Стол, на котором стоял «Виротип», находился ближе всего к двери, в отдалении от окон. Подошел Севран и вручил ему второй экземпляр текста.

– А теперь, – попросил его Геррек, – не могли бы вы оставить на нем свои отпечатки? Только не обижайтесь.

– Понимаю, – сказал Севран, – что мой дом, моя машинка и я сам в числе первых подозреваемых.

Он снял перчатки и взялся за листок двумя руками, прижал к нему пальцы, а затем вернул инспектору.

– Кельвелер, побудьте здесь, я позову помощника, чтобы снял отпечатки.

Севран остался с Луи наедине, на его лице читалась тревога и любопытство.

– Сюда легко проникнуть? – спросил Луи.

– Днем да, через стену в саду, например. Ночью или когда нас нет дома, включена сигнализация. Надо сказать, что сегодня после обеда, похоронив Ринго, я повел Лину в кафе развеяться и забыл про сигнализацию, голова была занята другим. Честно говоря, мы часто о ней забываем.

– Вы не боитесь за свои машинки?

Севран пожал плечами:

– Их невозможно продать, если у вас нет связей. Нужно найти покупателей, знать коллекционеров, сеть, адреса…

– Сколько они стоят?

– Зависит от модели, от того, насколько машинка редкая, в каком состоянии. Эта, например, стоит пять тысяч франков, а за ту я могу получить двадцать пять тысяч. Кто об этом знает? Кто способен сделать правильный выбор? Некоторые ничего собой не представляют, а за ними все гоняются. Вон та, в глубине, у которой рычаг с другой стороны, видите? Это первая модель «Ремингтона», 1874 год, и на сегодняшний день она уникальна благодаря своему неудобному рычагу. Фирма «Ремингтон» вскоре предложила всем покупателям вернуть машинку, чтобы бесплатно переделать рычаг. Но эту из Америки привезли во Францию, и «Ремингтон» не смог ее переделать. Поэтому она почти уникальна. Но кто знает такие вещи? Только коллекционер, да и то если он крупный специалист. А таких немного, никто не осмелился бы украсть ее у меня, об этом сразу бы стало известно, и с ним перестали бы иметь дело, а это подобно самоубийству. Так что, как видите, риска почти никакого. И потом я прикрепил каждую машинку металлическими скобами. Понадобились бы инструменты и время, чтобы их снять. Не считая погреба, в который позавчера кто-то залез, у меня никогда ничего не случалось, да и тогда ничего не пропало.

Вошел помощник, и Геррек указал ему на «Виротип», дверь и окна.

Затем он коротко поблагодарил инженера и ушел.

– Не думаю, что мы обнаружим чьи-то отпечатки, кроме Севрана, – сказал Геррек, возвращаясь в мэрию вместе с Кельвелером. – Конечно, записку мог напечатать кто угодно, и все же Севран оказался в щекотливой ситуации. Однако мне трудно представить, чтобы его интересовали парочки. Я также не понимаю, для чего ему печатать записку на одной из собственных машинок.

– Бросьте. Севран не мог это напечатать. Он не выходил из кафе, когда я играл с Лефлёшем, и был еще там, когда мы с вами пошли в мэрию.

– Это точно?

– Точно.

– Кто еще оставался на месте?

– Его жена, кажется, но я не следил за ней, пока она была в баре, Лефлёш, Антуанетта, Бланше…

– Мне не дает покоя упоминание седьмого шара. Оно кажется совершенно бессмысленным, но ведь должен быть какой-то смысл.

– Тот, кто подложил мне записку, не хочет, чтобы его обнаружили. Упоминая этот шар, он заставляет нас думать, что он – один из тридцати посетителей, находившихся в кафе во время моей партии с Севраном. Допустим. А если его там не было?

– Откуда же он узнал про шар?

– Стоя на улице перед окном. Он выжидает, слушает, подмечает мало-мальски значительный факт и указывает на него, чтобы доказать свое присутствие в зале. В окно никто не смотрел, оно было залито дождем, лило как из ведра.

– Да, возможно. Значит, он или она могли находиться снаружи или внутри до вашей неудачи с седьмым шаром. Так далеко не уедешь. Слишком сложная уловка, чтобы остаться незамеченным.