Распутный век, стр. 45

Какой бы ни была тайная группа, пожелавшая облить грязью Мари-Антуанетту, любовь сыграла в этом скандале важную роль. Если бы м-м де ла Мот не была так легкомысленна, а кардинал де Роан не мечтал сделаться любовником королевы, дело об ожерелье никогда бы не возникло.

Мот не была так легкомысленна, а кардинал де Роан не мечтал сделаться любовником королевы, дело об ожерелье никогда бы не возникло.

ЖЕНЩИНА ПОДГОТАВЛИВАЕТ ДАНТОНА К РЕВОЛЮЦИОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Без нее он был бы скромным адвокатом, — еще скромным, всегда скромным…

Жан-Пьер ЛЕМЕТР

Ферзен, следивший за делом об ожерелье из Ландреси, где разместился его полк, после процесса вернулся в Версаль. Он нашел Мари-Антуанетту сильно изменившейся. Королеве было уже за тридцать, и она, записав себя в старухи, вела спокойный образ жизни: оставила балы, почти не ходила в театр и занималась исключительно детьми. Не разделяя больше компанию бурной м-м де Полиньяк, она часы напролет проводила в обществе кормилицы маленького герцога Нормандского, родившегося в 1785 году. Но ее чувства к Жану-Акселю не изменились. Те, кого называли «сдержанными любовниками», по известным причинам возобновили долгие прогулки в Версальском парке. Иногда они уезжали верхом далеко от дома, от света, останавливались около пруда и долго стояли там, наслаждаясь удовольствием быть вместе.

Эти встречи были довольно невинными, но, как говорит Сен-Прие, «вызывали всенародный скандал, не смотря на скромность и сдержанность фаворита, который был самым почтительным из всех друзей королевы. Придворные, не верящие в платоническую любовь, не переставали насмехаться. Появились непристойные песни — не зыбывалась, например, нашумевшая сцена в роще Венеры, когда м-ль д'Олива выступила в роли королевы.

Жалели неосведомленного короля. На самом деле Людовик XVI узнал о близости между своей женой и Жаном-Акселем и не чувствовал себя оскорбленным. «Королева, — продолжает Сен-Прие, — нашла способ заставить его примириться с этой дружбой, повторяя супругу все, что говорили в народе. Она выразила ему свою готовность прекратить всякие контакты с графом де Ферзеном, но король не согласился. Она внушила ему, что в развязанной против королевской особы клевете этот иностранец — единственный, на кого можно положиться, и монарх полностью уверовал в это.

Весной Мари-Антуанетта иногда жила по нескольку недель в замке Сен-Клу — воздух там был намного лучше, чем в Версале. Ферзен приезжал ее навещать. Она с улыбкой встречала его, одетая в легкое платье и большую соломенную шляпу с лентами, завязанными на груди. Они усаживались на скамью, откуда было видно течение Сены. Однажды вечером, когда они тихо беседовали, Ферзен услышал треск сломанной ветки. Он поднялся, сделал несколько шагов: у подножья горы прятался какой-то странный старик — волосы всклокочены, галстук повязан небрежно… Скрестив руки, он с обожанием взирал на королеву. Жан-Аксель собрался было его прогнать, но Мари-Антуанетта мягко остановила его:

— Оставьте его, не троньте… Это мой вечный влюбленный Кастелью, безобидный безумец. В Трианоне он с утра до вечера бродит по канавам, вокруг садов, мечтая меня увидеть и не смея приблизиться. Король хотел упрятать его в тюрьму, но я запретила — пусть бродит… он надоел мне, конечно, но не хотелось бы лишить его счастья быть свободным…

Жестом руки она приказала безумцу удалиться. Кастелью поклонился и исчез.

Таким образом, после дела об ожерелье королеву, которую народ, веря страшной клевете, начинал ненавидеть, любили лишь двое мужчин, один из которых был безумен.

Пока чистая любовь Мари-Антуанетты и Ферзена парадоксальным образом расшатывала последние устои королевской власти, другая любовь толкала некоторых мужчин на путь, которому суждено было привести их к революции. В последние дни существования монархии несколько женщин, сами того не зная, занимались формированием личностей тех, чьи слова и дела сыграли основную роль в свержении режима.

Первую, о ком я расскажу, звали Антуанетта-Габриэла Шарпантье. Возраст — двадцать пять лет. Отец — владелец Школьного кафе недалеко от Дворца правосудия. Ее видели за прилавком, и клиенты обменивались с ней любезностями — скорее от безделья, чем по другой причине, так как девушку никто не назвал бы красавицей. Говорят так: крупные черты лица, маленькие, не слишком умные глазки, тонкогубый рот, короткий мясистый нос, редкие волосы — облик ее «демонстрировал подавляющую силу материального над духовным». В общем, не из тех женщин, которые способны вскружить голову мужчине.

Но все же… Но все же среди клиентов Школьного кафе нашелся толстый мальчик, влюбленный в Габриэлу. Они были уродливы по-разному. Когда он был еще ребенком и сосал вымя коровы, наверное, ревнивый бык ударом рога порвал ему губу. Позднее бык, с которым он, развлекаясь, мерился силой, сломал ему нос. Этого человека с крупным изуродованным лицом и грохочущим голосом звали Жорж-Жак Дантон. В свои двадцать восемь лет он был адвокатом. Его внушительность и несколько тяжеловесные шутки нравились Габриэле. При его появлении сердце девушки под впечатляющей грудью начинало трепетать. Жаркие взоры Дантона волновали ее. «Она восхищалась eго умом, который считали слишком резким, — rговорит Сен-Альбен, — его душой, ее находили слишком пылкой, его голосом, пожалуй, слишком сильным и страшным, для нее — самым нежным. Адвокат стал ухаживать за Габрнэлой и однажды вечером своим ораторским голосом прошептал ей о своей любви. Наследница Школьного кафе испустила „нежный вздох“. На следующий день Дантон отправился просить ее руку у месье Шарпантье. Тот семенил между столиками в своем светлом парике, сером кафтане и с салфеткой под мышкой. Он очень удивился. Привыкнув, он не замечал уродства дочери… Отталкивающая внешность Антона его смутила. Он поделился новостью с женой.

— Ну, раз он нравится Габриэле… — ответила м-м Шарпантье. Но Шарпантье не мог дать согласия, прежде чем не прояснится финансовое положение молодого адвоката. Впрочем, некоторые сведения до него дошли:

Дантона любили в различных кафе, где он часто играл в домино, но денег у него было немного. Хозяин кафе сухо объявил претенденту, что для того, чтобы взять в жены его дочь, надо располагать средствами для приличной жизни. Напуганный перспективой потерять Габриэлу, Дантон подал просьбу на замещение должности адвоката в Королевских советах. Он, такой ленивый, стал работать в поте лица и готовиться к вступительному экзамену и через два месяца был принят на должность. Ему оставалось лишь произнести речь на латинском языке — предложенный сюжет назывался «Моральное и политическое положение страны и ее отношения с правосудием».

Дантон никогда не произносил речей, результат удивил его самого: подчиняясь возникшей вокруг легкости и открывшемуся в нем ораторскому таланту, он вопрошал о жертвах, которые знать и духовенство, обладающее несметными богатствами, должны принести на непреложные нужды страны, и заключил:

— Горе тому, кто провоцирует революции! Горе тому, кто их совершает!..

Старых адвокатов сильно взволновали эти слова. Молодые с уважением стали взирать на этого необычного оратора. Так, желая стать адвокатом в королевских советах, чтобы жениться на любимой девушке, родился Дантон-трибун…

Он занял денег и 29 марта купил должность мсье де Пасси. Девятого июня он наконец женился на м-ль Шарпантье… Ослепленному своим новым положением будущему революционеру пришла в голову странная идея: он решил, что должен порвать с народом, к которому принадлежал потом и кровью, и подписался д'Антон…