Распутный век, стр. 2

Толпа смеялась, а Людовик XV чистосердечно полагал, что веселый народ — счастливый народ.

Обитательницы Версаля, что украдкой смели бросать нежные взгляды на неоперившегося монарха, с нескрываемой завистью смотрели теперь на семнадцать молодых женщин, горевших столь необычным поручением — лишить девственности короля Франции.

Разумеется, для экспедиции нашлись вполне удобоваримые объяснения. Но кто-то проболтался, и многие даже за пределами двора, в столице, знали правду. Послушаем Барбье: «В Париже многие верят, что в Шантильн будут вершиться большие дела, но истинная причина путешествия очень пикантна: хотят лишить короля невинности и пристрастить к женщинам, — надеются таким образом сделать его более сдержанным и управляемым. Роль дамы-патронессы предназначена м-м де Ла Врийер: надо побудить короля заняться любовью с маленькой герцогиней д'Эперон, очень молодой и очень красивой. Но коли неискушенная герцогиня с этим не справится, — м-м де Ла Врийер, не менее красивая, но опытная женщина, отведет короля куда-нибудь в лесок и уж заставит его полюбить ее…»

В течение нескольких дней в Шантильи проходили пикники, затевались прогулки, игры в лесу. Юные дамы прилагали все усилия, чтобы увлечь Людовика XV под сень дерев, но каждый раз дикий подросток выскальзывал из их рук. В конце концов пришлось отказаться от идеи лишить короля невинности. Барбье в первых числах августа отметил в своем журнале: «Кажется, они не очень-то продвинулись к. цели своего путешествия в Шантильн. Король думает лишь об охоте и не хочет щупать задницы. Должен признаться, что сожалею об этом, — ведь он хорошо сложен и красив. Но если у него такой вкус, что поделаешь».

Подготовка дам к растлению короля нашла отражение в куплете песенки:

Для игр любовных и первой пробы —
Об этом доносится слух —
Ведут в Шантильи за знатной особой
Караван из семнадцати шлюх.

По возвращении из Шантильи Людовик XV остался по-прежнему девственником. Придворные дамы были безутешны, смотрели на него горящими глазами и делали перед ним всяческие пируэты в надежде пробудить в нем желание. Но король, казалось, не замечал их стараний, ничего не испытывал и продолжал как ни в чем не бывало играть в карты.

Тогда-то и преуспела двадцатидевятилетняя м-ль де Шароле, сестра герцога Бурбонского, — приятная особа с живым темпераментом. У нее уже было множество любовников. Она начала с попыток просто привлечь внимание короля, но усилия ее, кажется, не имели успеха. Тогда она прямо-таки превратилась в кошечку — терлась рядом, вздыхала, мурлыкала и однажды вечером так осмелела, что сунула в карман монарху маленькую поэму любви:

Меня знобило, я врача позвал,
И мой недуг он без труда узнал.
«Не я, — сказал он, — в силах жар твой исцелить,
А та, что вымолвит: «Готова вас любить…»
Ты не врача, а милую зови.
Твоя болезнь — озноб и жар любви».

Людовик XV не ответил, но эти уловки не оставили его равнодушным. В нем начали медленно происходить превращения, и его скованность понемногу исчезла. Это заметили однажды вечером у герцогини Тулузской… Одна дама, будучи беременной, почувствовала первые схватки.

— Мне кажется, — сказала она, — головка ребенка уже появилась…

Испугались и срочно послали за врачом. Людовик XV был необычно взволнован.

— А если потребуется немедленная помощь, кто ее окажет?

Л а Пейрони, первый хирург короля, был уже на месте.

— Сир, — сказал он, — это буду я. Когда-то я принимал роды.

— Да, — сказала м-ль де Шароле, — но для этого нужна практика, — вы, быть может, уже потеряли сноровку.

Хирург обиделся.

— Не беспокойтесь, мадемуазель, — возразил он, — этому, как и умению делать детей, не разучишься.

От этих слов присутствующие онемели. Ла Пейрони, покрасневший до корней волос, с опаской посмотрел на короля. Тот неожиданно разразился громким смехом…

Довольствуясь малым, м-ль Шароле по крайней мере избавила короля от стыдливости.

ЛЮБОВНИЦА ГЕРЦОГА БУРБОНСКОГО РАССТРАИВАЕТ СВАДЬБУ ЛЮДОВИКА XV И ИНФАНТЫ

Из-за мадам де При Испания объединяется с австрийским домом.

Пьер ЖИРАР

В то время как Людовик XV оставался абсолютно равнодушным к удовольствиям, столь почитавшимся его предками, герцог Бурбонский радостно предавался им со своей любовницей м-м де При, очаровательной ведьмой. «Она необычайно умело, — говорит нам Дюкло, — скрывала под маской наивности самую опасную лживость. Добродетель для нее лишь пустой звук, в пороке она чувствовала себя как рыба в воде. Внешне нежная и скромная, на самом деле властная и распутная, она безнаказанно обманывала своего любовника». Эта обворожительная особа взяла над герцогом Бурбоиским такую огромную власть, что стала всемогущей.

М-м де При, снедаемая безграничным тщеславием, была готова на все ради, собственного обогащения: спекулировала пшеницей, совершала не дозволенные законом операции с деньгами, подталкивала герцога к возрождению старой, феодальной платы за высокие должности, получала из Лондона пособие, сорок тысяч фунтов стерлингов, за поддержку английской политики…

В конце 1724 года она в довершение ко всему была занята любопытной задачей — женитьбой своего любовника. Зная, что герцогиня Бурбонская, мать премьер-министра, хочет женить сына, она решила сама найти ему супругу, чтобы не лишиться своего положения… Нужна была застенчивая, бесцветная, нетщеславная девушка из скромной семьи, которая была бы вечно благодарна фаворитке. М-м де При нашла подобную жемчужину. Она жила вдали от посторонних глаз, в большом обветшалом доме в Виссембурге, в Нижнем Эльзасе. Ее отец, избранный в 1704 году королем Польши — благодаря своему шведскому другу Карлу XII, был изгнан с трона и после многочисленных скитаний укрылся во Франции. Он был беден, звали его Станислав Лещински. Его дочери, Марии Лещинская, должно было исполниться двадцать лет. На ней-то и остановила свой выбор м-м де При. В течение нескольких месяцев она тайно переписывалась с бывшим королем Польши, который, естественно, был согласен на то, чтобы его маленькая Манюша стала супругой премьер-министра Франции.

По политическим соображениям это дело тянулось около двух с половиной лет. Вдруг в начале 1725 года переговоры возобновились, и м-м де При отправила художника Пьера Робера в Виссембург, чтобы тот сделал портрет принцессы. В конце марта художник отослал холст во Францию, и вся семья Лещинских с замиранием сердечным стала ожидать приговора герцога Бурбонского. Бесхитростные и добрые, они и предположить не могли, что принесет им этот портрет.

Когда картина прибыла в Версаль, м-м де При едва взглянула на нее — ее мучили другие заботы. Она боялась, что король может умереть. Он по-прежнему самозабвенно охотился. Однажды он мог вернуться больным, лечь в постель и умереть, не оставив потомства. В этом случае корона досталась бы герцогу Орлеанскому, сыну регента.

При этой мысли у м-м де При выступал холодный пот: ведь у герцога Бурбонского из семьи Конде не было злее врагов, чем семья герцога Орлеанского.

Власть, богатство, замки — все испарится, если эта семья завладеет короной…

Избежать подобной катастрофы просто: у короля должны появиться дети. К несчастью, маленькой инфанте Мари-Анн-Виктории, с которой Людовик XV обручился в 1722 году, еще рано выходить замуж — ей всего восемь лет. Тогда м-м де При внушила герцогу мысль расстроить женитьбу короля на инфанте и дать ему более зрелую супругу.

Премьер-министр колебался. Этот разрыв мог иметь серьезные последствия. Маленькая инфанта жила в Версале уже в течение трех лет. Отослать ее назад, в Испанию, значило бы дать пощечину мадридскому двору. Могла даже начаться война.