От великого Конде до Короля-солнце, стр. 53

— Если вы доверите мне тайну, я стану вашей любовницей.

Именно здесь знаменитый горбун сдавал свой горб, «пологий, как пюпитр», тем, кому нужно было срочно поставить подпись…

Не выдержав искушения при мысли, что будет обладать этой красавицей, чьи амурные похождения были ему хорошо известны, он раскрыл секрет…

После чего, уверяли сплетники, Мария-Луиза-Елизавета простерлась на канапе, а ее отец поступил с ней на манер древних героев…

Эта история, которой так возмущался Мишле, похоже, была выдумана от начала и до конца кумушками обоего пола с чересчур живым воображением. В течение многих педель публика зачарованно внимала невесть откуда взявшимся подробностям.

Когда об этом сообщили регенту и его дочери, они только улыбнулись. Добрые люди сочли это признанием вины и стали сочинять куплеты примерно такого свойства:

Толстуха Валуа делает с папочкой

То самое, что Эдип проделывал с мамочкой.

Вот так дочка, вот так папа! [99]

Вскоре за дело принялись писатели. 18 ноября 1718 года Вольтер поставил «Эдипа» — пьесу, в которой было множество намеков на происшествие в доме герцогини Беррийской. Весь двор с замиранием сердца ждал, какова будет реакция Филиппа — он присутствовал на представлении вместе с дочерью.

Регент ничем не уронил достоинства знатного вельможи. Когда актер Дюфрен, имевший наглость скопировать не только его парик, но даже жесты, вышел кланяться, Филипп стал шумно аплодировать, а затем отправился поздравлять Вольтера, пенсия которого на следующий день возросла с четырехсот экю до двух тысяч ливров…

Подобная непринужденность несколько озадачила славных парижан, и они снова обратились к тому, что происходило на улице Кенкампуа.

А здесь по-прежнему ловкие спекулянты за несколько часов сколачивали себе состояние, наживаясь на акциях.

Естественно, мадам де Парабер также вела биржевую игру. Но кто мог сравниться с ней, если она даже не платила за акции. Регент ей их просто дарил! Филипп также предоставил ей двенадцать поместий, благодаря чему она получала ренту в восемьдесят тысяч ливров и смогла купить герцогство Данвиль у графа Тулузского за триста тысяч ливров».

Через месяц она приобрела «одиннадцать сотен тысяч ливров земли Блан в Берри, которые приносят двадцать восемь тысяч ливров ежегодного дохода…»

Это безумие продолжалось всю зиму 1719 года. Однако в начале 1720-го было замечено, что у банка появились некоторые затруднения. Герцог Бурбонскнй, встревожившись, немедленно предъявил билеты к оплате и увез домой шестьдесят миллионов на трех каретах. Тут же с невероятной быстротой распространились тревожные слухи, и весь Париж оказался во власти чудовищной паники. «Акции упали в цене на 30, 40 и 60 процентов. Уличный торговец продавал пирожки за двести банкнотов»; банк, выпустивший три миллиарда бумажных денег под гарантию семисот миллионов наличных, оказался не в состоянии платить. Система шотландца завершилась грандиозным банкротством…

Толпа, собравшаяся под окнами Лоу, требовала повесить того самого человека, которого накануне превозносила до небес. Отцы семейств в отчаянии кончали с собой. Носе и мадам де Парабер поносили на всех углах в памфлетах и песенках: подозревали, что именно они оказали протекцию финансисту. Шотландцу в конце концов пришлось укрыться в Пале-Рояле, ибо чернь могла растерзать его.

Назревал бунт. Всего лишь через несколько дней регент смог убедиться в этом лично. Отправляясь в Аньер к любовнице и проезжая через деревню Руль в окружении гвардейцев, он услышал яростные крики:

— Ату его! Ату его! Этот человек увозит наши бумаги и наши деньги!

Филипп не повел и бровью, но подобные демонстрации произвели на него самое тягостное впечатление.

Через несколько месяцев Лоу вынужден был бежать из Парижа. Столица же была на грани мятежа. Тогда мадам де Парабер, которая благодаря советам Носе сделала на «системе» состояние, испугалась, что придется возвращать деньги, и побудила регента упразднить «Индскую компанию». Постановление было подписано 7 апреля 1721 года. С этого момента акционеры могли считать свое золото безвозвратно потерянным, и Матье Маре, адвокат парламента, записал в дневнике с привычным хладнокровием; «Подданных короля разорила дворцовая интрига, затеянная фавориткой. Cunnus teterrima belli causa».

Что можно перевести следующим образом: «П… стала причиной ужаснейшей войны…»

В этом великолепном афоризме заключена значительная часть мировой истории…

КУРТИЗАНКА ПОМЕШАЛА ИСПАНСКОМУ КОРОЛЮ ЗАВЛАДЕТЬ ФРАНЦУЗСКИМ ТРОНОМ

Пока французы пожинали плоды финансовых опытов Лоу, маленький король Людовик XV подвергался большой опасности: испанский монарх вознамерился отнять у него трон.

Надо признать, что сам Филипп V до этого вряд ли бы додумался; эта идея была подсказана ему кардиналом Альберони, авантюристом, который, получив пост министра, стал грезить о восстановлении владычества Испании в Европе. Он составил дерзкий план, намереваясь развязать во Франции гражданскую войну, захватить маленького короля, заключить в тюрьму герцога Орлеанского и провозгласить регентом своего повелителя.

Впоследствии же он предполагал отравить Людовика XV и возвести тем самым на французский трон Филиппа V (внука Людовика XIV)…

Разумеется, агенты Альберони, действуя при помощи Селамара, испанского посла, без всякого труда нашли французов, готовых предать свою родину. В заговор вошли офицеры, аристократы, принцы крови — в числе других герцог и герцогиня М энские, и за несколько месяцев все было подготовлено.

Однако Альберонн пожелал ознакомиться с планом выступления в деталях и узнать имена всех, кто согласился принять участие в деле. Было бы крайне неосмотрительно и опасно доверять подобные документы обычному курьеру, которого мог выследить аббат Дюбуа, министр-фаворит регента, поэтому Селамар вручил их молодому аббату Порто Карреро и своему другу Монтелеону, надеясь, что таким образом бумаги благополучно достигнут Испании.

В своих расчетах он не учел женщин.

Дело раскрылось благодаря проститутке. Послушаем Дюкло: «Была в Париже одна женщина по имени Фийон, содержательница известного публичного дома и в силу этого хорошая знакомая аббата Дюбуа. Она иногда показывалась даже на ужинах у регента, и ее принимали не хуже других. Все бесчинства Пале-Рояля совершались с такой шутливой непринужденностью, что подобное обстоятельство не должно удивлять.

Один из секретарей Селамара назначил свидание девице из дома Фийон в тот самый день, когда отправлялся в Испанию аббат Порто Карреро. Однако пришел он очень поздно и стал извиняться, говоря, что готовил письма для путешественников.

Что-то в его тоне насторожило Фнйон. Она призвала самую ловкую и хитрую из своих девок, сказав ей:

— Займись этим мальчуганом, напои его, приласкай, а потом посмотри, что у него в карманах.

Когда секретарь упился до полного бесчувствия, девка его обыскала и отнесла найденные бумаги Фийон; та сразу поняла, что речь идет о серьезных вещах, и, оставив любовников одних, побежала к аббату Дюбуа.

Тут же были посланы курьеры с надлежащими инструкциями. Путешественников настигли в Пуатье и немедленно арестовали; все их бумаги были опечатаны и отосланы в Париж, где их получили 8 декабря 1718 года» [100].

Аббату Дюбуа документы принесли в тот час, когда регент начинал ужинать в компании с мадам де Парабер и герцогиней Беррийской. Зная, что Филиппа нельзя тревожить во время его оргий, аббат сам вскрыл пакет: здесь были список всех заговорщиков и детальное изложение их самых секретных планов.