Охотники за охотниками. Хроника боевых действий подводных лодок Германии во Второй мировой войне, стр. 7

Потом пал ещё один барьер. 17 октября подводные лодки получили разрешение атаковать все пассажирские суда, включая идущие в одиночестве. Следовал длинный список названий судов.

Прошёл ещё примерно год, прежде чем под давлением все возраставшей жестокости, ярости и упорства с обеих сторон были сметены последние ограничительные барьеры.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1940 год

ГЛАВА III

Подвиги минной войны. Незаметный героизм.

Оперативная сводка. Весна.

В течение первых месяцев года на первом плане у подводных лодок стояла трудная задача по постановке мин. По большей части эти операции представляли собой шедевр навигационного искусства и тихого героизма, за которые не удостаивали наград и не сопровождались прямыми и видимыми свидетельствами успехов. Но всякая поставленная мина означала, что на морских коммуникациях снабжения добавлено новое препятствие к числу тех, которые задерживали, а иногда и останавливали деятельность коммуникаций на несколько дней. А каждый день означал потерю тонн драгоценных грузов.

* * *

Лёд на Эльбе и паковый лёд в Северном море ничуть не облегчали работу «папаши» Шультце, по-прежнему командира «U-48», когда он направился ставить мины в непосредственной близи у британского порта Портленда. В этот суровый февраль он оделся, как на Северный полюс. На голове у него была гигантская меховая шапка, придававшая ему вид доброго папаши. В таком наряде он никак не походил на тех командиров с обветренными гранитными лицами, каких зрители привыкали видеть в официозных киножурналах или иллюстрированных изданиях. Он скорее напоминал состоятельного помещика откуда-нибудь из Померании, у которого вполне хватает денег, чтобы позволить себе дорогое удовольствие попутешествовать на подводной лодке.

Неизвестно, за что его прозвали «фатти» – «папашей». Нельзя сказать, чтобы он сильно цеплялся за букву уставов. Команду притягивало к нему обаяние его личности. Шультце был трезвенником, и тот факт, что он недавно позволил себе на мостике «U-48» выпить шнапса с огорчённым и потрясённым капитаном потопленного им сухогруза, стало предметом всестороннего и разноречивого обсуждения на лодке в течение остатка вечера.

Как все моряки, часто выходящие в море, он был фантастически суеверен – не меньше колдуна из самого тёмного уголка Африки. Например, на лодке существовало неписанное правило держать в открытом море курс, делящийся на счастливое число семь. У рулевых имелось строгое указание при получении приказа с мостика на изменение курса сообразить, делится ли число на семь и выбрать ближайшее значение, кратное семи.

Эта причуда насчёт счастливой семёрки стала узаконенной на «U-48». Позже, когда «папаша» Шультце ушёл с лодки и ею стал командовать широкоплечий капитан-лейтенант Бляйхродт, дело могло однажды закончиться трибуналом.

– Курс двести двадцать семь! – скомандовал Бляйхродт с мостика.

– Есть двести двадцать семь! Двести двадцать четыре на румбе! – ответил рулевой.

– Внизу! Внимательнее! Я сказал двести двадцать семь.

– Есть двести двадцать семь! Двести двадцать четыре на румбе!

Бляйхродт, пришедший на лодку с торгового флота и как таковой считавший священным держать курс, приказанный с мостика, почувствовал, как у него кровь закипает в жилах. Усилием воли он сдержал себя.

– Дорогой и бесценный рулевой, я сказал двести двадцать семь. И если я говорю двести двадцать семь, я, чёрт возьми, имею в виду двести двадцать семь. Ясно?

Тут вмешался опытный старшина и объяснил командиру, что в открытом море «U-48» с незапамятных времён всегда держит курс, кратный семи. И Бляйхродт, хороший моряк, сообразил, что раз уж так заведено, то не стоит менять…

Это о причудах «папаши» Шультце, который сейчас держал курс на Портленд, на постановку мин.

Незадолго до точки назначения Шультце решил лечь на грунт, чтобы уже ночью лучше познакомиться с британским минным полем и прозондировать его.

Ему повезло: ночь оказалась чернее дёгтя. Военно-морская разведка сообщила ему почти все об этом минном поле, и ему оставалось найти вход и выход из него. Это заняло несколько часов – монотонной рутины, состоявшей из выверки по карте, зондирования и снова обращения к карте.

Люди в лодке чувствовали себя сидящими на бочке с порохом. Все хорошо знали эти невинные свинцовые рожки детонатора, делавшие мины похожими на рогатого дьявола. Достаточно лёгкого прикосновения – и первым классом на небо без обратного билета. Однако всё прошло по плану, в вахтенном журнале появилась лаконичная запись: «Задание выполнено. 03.38 начата постановка. 04.45 постановка закончена». После этого «U-48» могла начинать охоту торпедами.

Первой жертвой стал голландский «Бургердийк» водоизмещением в 6 853 тонны, шедший из Нью-Йорка. Голландского капитана взяли на борт «U-48», где он позже сказал, что по инструкциям владельцев судна он шёл в британский порт. По просьбе Шультце перед потоплением с «Бургердийка» была направлена радиограмма о том, что судно тонет, налетев на скалы к югу от Бишоп-Рок. С того конца пришло подтверждение в получении радиограммы и было выражено сожаление, что она лишена подробностей. Естественно: подробности были занесены в вахтенный журнал Шультце.

Через пять дней было пущено на дно британское рефрижераторное судно «Султан Стар» водоизмещением 12 306 тонн, крупнейшее судно компании «Блю Стар Лайн». Оно перевозило на борту мясо и сливочное масло, которых Британии хватило бы на трёхдневный рацион.

Рефрижераторные суда – это суда особой категории. Их строительство занимает больше времени, чем обычных грузовых судов, и они имели жизненно важное значение для Британских островов. Потеря судна «Султан Стар» образовало большую дыру в британской системе снабжения.

На следующий день к потопленным судам присоединился голландский танкер «Ден Хааг» водоизмещением в 8 971 тонну. Двумя днями позже Шультце потопил неустановленный сухогруз.

За четыре непродолжительных похода «U-48» потопила судов общим водоизмещением в 114 510 тонн. В это число не входили суда, потопленные поставленными лодкой минами.

* * *

На все вопросы о задании капитан-лейтенант Ролльманн отвечал улыбками. Он только что вернулся из штаба подводного флота, быстро взбежал по трапу на борт «U-34». Эта лодка только недавно вышла из капремонта, была оснащена новым оборудованием. Она выглядела слишком щегольской на фоне грязных, масляных вод порта.

Во второй половине дня у моряков команды вытянулись лица, когда к борту подогнали баржу не, скажем, с блестящими жестью рыбными консервами, а тускло-серыми минами.

– Подсунули… Не было печали… – ворчали в команде. – Вот почему старик рта не открывал…

Постановка мин не считалась у подводников любимым времяпрепровождением.

– Что с этого поимеешь, – недовольно переговаривались они между собой, имея в виду, что тоннажа это на лицевой счёт лодки не добавит.

К этому времени уже были выданы первые Рыцарские кресты, и моряки гордились тем, что могут помочь своему командиру привесить себе лишнюю награду. А награда командира бросала отблеск славы и на всю команду.

– Важно, ребята, как следует делать свою работу, а ещё важнее – снова вернуться домой целыми и невредимыми, – говорил Ролльманн. – Ваше доверие мне гораздо ценнее кучи наград.

Выйдя за островом Гельголанд на свободное ото льдов пространство, «U-34» взяла курс на северо-запад, в направлении Шетландских островов.

В открытом море ревел ветер, лодка то зарывалась в зелёную, казавшуюся ядовитой, воду, то её нос поднимался на большой волне, волна набрасывалась на мостик, окатывая верхних вахтенныхи солёной ледяной водой.

– Держать на западный выход из проливов, Так мы дойдём туда быстрее, – произнёс Ролльманн как всегда неразборчиво, но с обычным дружелюбием.