Рудная черта, стр. 27
– Черный Князь? – хмуро спросил Всеволод. – Летающий змей?
Конрад кивнул.
– Нахтриттер. Его крылатый дракон вывалился из туч и обрушился с небес как сама смерть. Летающую тварь встретили стрелами. Попытались отбиваться мечами и копьями. Но даже серебрёная сталь не берет черную чешую и броню. Нахтриттер сбил со стены всех, кто там был. Порушил проходы. Срубил шипы. Освободил, почитай, целый пролет. Разумеется, нахтцереры ворвались в крепость. И остановить их уже было невозможно. Тварей оказалось слишком много, и по замку они расползались слишком быстро. Кровопийцы не охотились за добычей, как прежде, а спешили поскорее перекрыть главные проходы, захватить основные башни и участки стен. Они убивали любого, кто вставал на пути, но – не испивали убитых. Не задерживаясь, они шли дальше. Казалось, кровь не интересовала их вовсе. Только крепость. Мы удержали ворота, с полдюжины внешних башен, несколько проходов на крепостном дворе. Правда, это, как видишь, уже ничего не решает. Кого смог, кого успел, я увел сюда С нахтцерерами здесь сражаться еще можно, но вот эта крылатая тварь…
Косо, длинно, по всему небу полыхнула очередная молния. Яркий синий блеск отразился от мокрой чешуи приближавшегося змея.
– Осторожней, русич! Дракон! Он летит на нас!
Глава 21
Черный ящер, развернувшись по широкой дуге под самыми тучами и сложив крылья, похоже, в самом деле падал на верхнюю площадку донжона.
Еще одна молния…
И тварь – еще ближе.
И – вовсе уж никаких сомнений. Змей летел к высшей точке замка, будто камень, пущенный из гигантской пращи. Летел, набирая скорость. То – блестящим чешуйчатым комом, отчетливо освещенным резкими синими бликами, то – едва различимым сгустком тьмы, оторвавшимся от туч.
Счет шел не на секунды даже – на мгновения.
– Внутрь! – рявкнул Конрад. – Вниз! Быстро!
А люди и без того, не дожидаясь приказа, уже сыпались со смотровой площадки в зев открытого люка.
Внутрь, вниз… И – быстрее некуда.
Видимо все было обговорено заранее, видимо, каждый подспудно ждал этого момента, и Всеволоду сейчас оставалось лишь удивляться, с какой скоростью могут исчезать воины при полном боевом доспехе в нешироком вроде бы отверстии. Защитники донжона ныряли в распахнутый люк один за другим, позабыв и о тяжести лат, и о ползущих снаружи кровопийцах. Что ж, упырей, взобравшихся на смотровую площадку, скинуть вниз еще можно, но вот противостоять свергающемуся сверху дракону… и всаднику на драконе…
Стоп! А ведь они пытались! Противостоять – пытались.
Укрывались-то в башне не все.
У бойниц остались Конрад, еще какой-то незнакомый Всеволоду тевтонский рыцарь, трое кнехтов, Золтан, Раду, пара русских дружинников, Сагаадай и еще один степняк. Тевтоны, русичи и шекелисы расположились хлипким рваным кольцом по краю площадки, отчаянно машут клинками, разят копьями, кое-как сдерживая прущую снизу нечисть. Татары же, бросив сабли в ножны, шустро отскочили назад, к центру башни. К обломку флагштока.
Отскочили, и…
Ага…
Вот уж у обоих в руках – приготовленные загодя веревки. Вот раскручиваются в воздухе тяжелые промокшие петли.
Что-то свирепо, воинственно кричит Сагаадай. Да и второй степняк тоже не желает молча встречать падающую сверху крылатую смерть.
Всеволод понял наконец, для чего здесь арканы. И для чего их концы намертво привязаны к флагштоку.
– Русич! Ты все еще здесь? – Конрад схватил его за наплечник с явным намерением швырнуть к спасительному люку.
Ну, уж нет! Всеволод решительно стряхнул с плеча латную рукавицу тевтона.
– Мастер Бернгард велел тебя беречь! – сверкнул глазами Конрад.
«Не меня – мою кровь», – мысленно поправил Всеволод. Вслух огрызнулся:
– Я как-нибудь поберегусь сам!
А то ведь Бернгардова опека эта уже поперек горла стоит!
Для дальнейших препирательств времени не было.
Черная блестящая туша – прямо над ними. И…
– Ложись! – командует Конрад.
Вокруг грохоча доспехами падают люди. Всеволода Конрад валит тоже. Бесцеремонно, грубо, не по-рыцарски: подножкой и неожиданным сильным тычком в грудь.
Всеволод бьется назатыльником шлема о мокрые доски.
Конрад падает рядом.
Миг – и распластаны, вжаты в пол все.
Кроме двух татар с арканами.
Остальное Всеволод видит и слышит, лежа навзничь, на спине.
Все происходит быстро, невероятно быстро, но тренированное сознание сторожного ратника все же поспевает за событиями, отмечает каждую деталь.
Сначала – хлопок… Сильный порыв ветра и брызги сверху. Будто небо падает. Поток воздуха всколыхнул и едва не сбросил придавленный бревнами и досками тевтонский стяг. Огромные, резко раскинутые в стороны и вмиг закрывшие всю верхнюю площадку донжона крылья замедляют стремительное падение летающей твари.
А уж потом…
Грохот.
Кажется, башня сотрясается до самого основания.
Это драконий хвост обрушился на заборало. Трескается каменный зуб, брызжет, смешиваясь с ливнем, каменная крошка. Кто-то коротко охает, задетый то ли крупным осколком, то ли шипом змеиной булавы. Горохом сыплются вниз с мокрого скользкого камня почти уже влезшие на беззащитную площадку упыри.
Скрежет.
Чудится, уже не башню, а саму земную твердь разрывают и вырывают из-под ног… нет, в случае с Всеволодом – из-под спины.
Это вытянутые во всю длину лапы крылатого ящера прошлись когтями по деревянному настилу, срывая толстые доски, кроша дерево в мокрую щепу, цепляя все, что можно подцепить. И вновь человеческий вскрик – сквозь раскаты грома и подвывание упырей. Еще кто-то не уберегся – попался в когтистые бредни. Точно: всполошный промельк развевающегося тевтонского плаща – не здесь, на площадке, а уже там – за заборалом, куда был выброшен несчастный. Плащ исчез. Крик стих – как стеной дождя отрезало.
Влажный хруст.
Как будто переломили толстую подгнившую изнутри ветку. И – опять вопль, полный дикой боли. Тоже, впрочем, быстро прервавшийся.
Это молниеносно распахнулась и закрылась чудовищная зубастая пасть-клюв летающей твари. Змей перекусил надвое человеческую фигуру в черных одеяниях орденского кнехта. Глотать не стал – выплюнул. Из-за посеребренных доспехов, видать.
И – сверху – кровь с дождем, прямо в лицо.
Однако степняки с арканами уцелели. Пригнулись пониже под обломком флагштока. Проскочили под чешуйчатым брюхом. Увернулись от растопыренных лап. Оба – и сам юзбаши, и его ловкий воин.
Две петли метнулись вслед взмывающему обратно – к тучам – крылатому змею.
Тварь, не успевшая вновь набрать скорость, поднималась грузно, неповоротливо. Тварь не смогла отлететь достаточно далеко. Отяжелевшие от влаги веревки, словно цепкие щупальца, достали, хлестнули по черному, блестящему…
Но, увы, это была не привычная для татар ловля лошадей из полудиких степных табунов. Извивающийся аркан Сагаадая, брошенный повыше и посильнее – через крыло, чуть не на голову Черного Князя, хозяин крылатого змея на лету срубил мечом-серпом. Вторая петля – другого ловца – захлестнула заднюю лапу дракона. А тот. казалось, даже не заметил накинутых пут.
Взмах широких крыльев. Вновь набухает, будто парус и шумно хлопает влажной тканью поверженное полотнище тевтонского стяга. Прочный аркан, соединенный с основанием сломанного флагштока, натягивается, как тетива татарского лука, как струна на цимбале Раду.
А в следующий миг…
Словно сарацинский порошок взорвался в следующий миг под дощатым настилом.
Рывок. И брызги, щепа, труха, гвозди, железные кольца – во все стороны. Огрызок флагштока и обломки досок, под которыми он крепился к прочным балкам, взмывают вверх. Подцепив и выдернув из-под завала тяжелый промокший стяг. И не только его подцепив. Не только его сдернув с башни.
Вослед дракону летит еще и человек. Степняк, набросивший петлю на лапу крылатой твари, то ли не успел вовремя выпустить аркан из рук, то ли сам был захлестнут предательской веревкой с основанием флагштока на конце.