Лики любви, стр. 32

Переосмысление

Ева сидит на благоухающем лугу, ее тело соприкасается с прогретой лучами теплого ласкового солнца землей. И думаю мало кто не согласится с тем, что картина эта очень близка к некой идиллии, к которой мы неуклонно стремимся на протяжении всей своей жизни. Но мой дорогой читатель, сам себе противореча (а дочитав эту главу до конца, ты разгадаешь смысл моих неочевидных на данный момент слов), и противоречие моих слов и поступков будет заключаться в том, что я даже здесь, рассуждая о воспринимаемых на веру догмах, о знаниях, получаемых априори, смею подвергнуть эти явления сомнению, порождающему нашим любопытством бездну вопросов. И снова я хотел обратиться к тебе, мой верный спутник на этих страницах, с вопросом – откуда у столь разных людей разного возраста, с необычайно рознящимся жизненным опытом, в итоге во многом сформировавшем их мировоззрение, могут возникнуть столь схожие представления об идиллии? Благоухание цветов, нежные лучи теплого щедрого солнца, пение птиц и касание ветра, танец волос в его невидимых руках – одна картина, много людей и одна категория явлений, в конечном итоге одно общее на всех восприятие явления – не кажется ли тебе это странным? И где посоветуешь ты искать ответ на этот непростой вопрос?

Как и любой другой вопрос подобного характера, а именно касающегося всего, что связано с восприятием человеком окружающей его действительности, проекций этой действительности на собственную личность, опыт и мировоззрение, подобный вопрос многогранен также как и сам человек, и потому однозначного, односложного ответа иметь не может. Но способ близко подступиться к нему мы все-таки найдем, если будем, как, впрочем, и всегда – причину искать в прошлом, причем в столь далеком для большинства людей и почти забытом, но крайне важном периоде – а именно в детстве. Ведь для каждого человека это время, когда он уже имеет свой уникальный, но пока спрятанный в недрах души характер, который развивается, приобретая одни черты и теряя другие под влиянием многих событий, представляет собой совершенно особенный, ни на что не похожий жизненный этап. И воспитание здесь, в этом развитии играет одну из самых важный ролей, воспитание – предводитель личности.

Родители пытаются передать свой опыт ребенку, но именно тем и славится сложность этого процесса, что в самом опыте порой, и в таком порыве взрослых, нет ничего плохого и предосудительного, а осуждения зачастую заслуживает сам способ, который они избирают для того, чтобы поделиться своими знаниями и видением мира с ребенком, у которого уже имеются на все явления свои собственные взгляды. Они пытаются передать ребенку знания и опыт, которые им представляются некими абсолютными, независимыми величинами, в то время как их воспоминания представляют, как я уже говорил, всего лишь проекцию на их собственную личность и полученный уже до этого опыт, тем самым в этом виде, в котором воспоминание и представление о них хранит один человек, становясь совершенно непригодными для передачи другому человеку. Но есть опыт, который как бы передается человеку с кровью, бегущей по его жилам, с молоком матери, которым он питается в первые месяцы своей жизни после появления на свет. Это негласная система ценностей. Это что-то общее, незримое, но могущественное, тот пласт – на котором зиждется все мироздание, и будь этот пласт иным, были бы иными сами люди. Этот пласт как бы аккумулирует все самые важные чувства и события, переживаемые людьми, тем самым доказывая, что самые распространенные и наиболее ярко выраженные человеческие проявления у нас одинаковы: сияющая радость, скорбящая грусть, тоскливая печаль, обворожительная, захватывающая красота и неимоверное уродство, наполненные совершенством и легкостью мечты будущего и в противоположность им словно вылитые из свинца обрушившиеся уже ставшее частью прошлого иллюзии несовершенных идей – все это хранится в этом пласту, понятия и представление обо всех этих и многих других основополагающих понятиях обладает человек уже с самого раннего возраста, и даже раньше, осмелюсь я снова предположить, – еще находясь в утробе матери ребенок уже черпает свое личное знание и опыт из общего пласта.

Многие так и продолжают жить с этими словно позаимствованными из общей кладовой знаний понятиями всю жизнь, не подвергая их переосмыслению, и в этом они зачастую оказываются правыми, ибо в большинстве своем упорядоченные и выверенные временем знания, находящиеся в общей копилке, оказываются априори верными для большинства людей. Эти понятия – словно одежда без размера, принимающая в точности форму тела того, кто ее примеряет, – она подходит почти всем. И также как и человек, купившей себе пальто или пиджак, севшие по его фигуре как влитые, не стал бы ничего в них менять и перекраивать, так и человек, почерпнувшей многие важные понятия, на которых во многом будет основана уже им одним созданная и придуманная его уникальная система ценностей, из общей коллективной копилки не будет их менять, а значит не будет подвергать сомнению их истинность. Намного более трудный путь избирают люди, которые отказываются повиноваться общей, придуманный и принятой до них системе ценностей и понятий, и поблуждав по пути сомнений и переоценок, многие сбиваются с дороги, так и не найдя свой маршрут. Отсюда отнюдь не следует, что все без исключения люди должны принимать словно созданные кем-то другим понятия и уж тем более это не отвергать возможность поиска и открытия для себя этих понятий как бы с нуля, основываясь только на собственном опыте и мировоззрении. Однако полное неприятие накопленного до нас опыта, хранимого в общей кладовой, может привести к страшным, поистине непредсказуемым последствиям. Для человека нет и не может быть абсолютных ценностей, ибо каждое видение мира человеком представляет проекцию действительности на его взгляд, и существует этот конкретный мир увиденный и запечатленный этим конкретным человеком только вместе с ним. Как нет на том поле, где сидит Ева, одного цветка, превосходящего другой среди себе подобных, так нет причин, считать одно видение мира в чем-то превосходящем другое. Мы рождаемся с понятиями о красоте и уродстве, добре и зле, радости и печали, которые потом, словно бутоны цветов на весеннем лугу, распускаются, а вместе с тем и приживаются в нашей жизни. Отречение от этих понятий слишком часто происходит не благодаря чему-то, а вопреки – как акт нигилизма, противостояния и неприятия, и очень часто отвергнув их, мы не успеваем сформировать новую систему этих основополагающих понятий, без которых жизнь просто немыслима. Именно поэтому надо быть столь аккуратным в вопросах переосмысления архетипичных понятий, которые следует воспринимать ни как обузу, навязанную нам, вопреки нашей воле, но как награду, по той или иной причине нам доставшуюся. Для человека нет абсолютных понятий, у него своя система ценностей, и именно поэтому, мой дорогой читатель, твоя мама – самая красивая мама на свете.

Лестница правосудия

Возможно, прочитав название, которое я выбрал для этой, как всегда небольшой главы, мой дорогой читатель, тебе придут в голову мысли о судах и судьях, о сложностях трактовки законов и интригах слушаемых дел. Могу лишь предположить, что иное содержание данной главы, а потому – иное толкование названия – сможет многих обрадовать и только некоторых разочаровать. Лестница – настолько древний символ, что понятие о нем – его трактовка, если угодно, ассоциация, возникающая рядом с ним, словно отбрасываемая деревом тень, хранится в общей кладовой ценностей. И даже не умея самостоятельно ходить, даже в столь нежном возрасте именно благодаря этой кладовой человек уже имеет определенное восприятие абстрактного символа лестницы, и, готов поспорить, лишь немногие пошли по пути поиска, а потому сопротивления, и, уйдя от абстрактного понятия-образа, пришли к определенному образу физической реалии, предмета неодушевленного, хоть также в чем-то остающегося необозначенным, как-то в форме и цвете, например. Но здесь я боюсь разочаровать тебя, мой милый читатель, к какой бы из описанных мной категории ты не принадлежал, ибо моя трактовка этого понятия здесь не совпадает в точности ни с одним из описанных вариантов. Один лишь вариант имеется такого несовпадения, и состоит он в смешении этих двух понятий. Лестница, как мы будем рассматривать ее тут, бесспорно останется символом, но даже такая ее роль не будет однозначной, ибо под символом этим мы будем понимать как подъем вверх, так и спуск вниз, подобно ходу времени – из прошлого в будущее, и снова назад – из будущего в прошлое, но уже как бы не по-настоящему, а только в наших воспоминаниях. Но не лишена наша лестница будет и своего законного материального воплощения. Ничто не обладает такой неоспоримой неоднозначностью, как материальный предмет, имеющий определенные размеры, форму и окрас. И ничто так не запутывает и не сбивает с толку как метафизическое понятие, которое имеет столько же лиц-масок, сколько их успеваем сменить мы сами.