Та, которой не стало, стр. 86

Харт хотел что-то возразить, но не успел. Ее смех прервался, губы жалко задрожали, а из глаз брызнули слезы.

– О-о-о, Вождь!.. – простонала она, и Харт прижал ее голову к своей груди. Пока она всхлипывала, уткнувшись лицом в его рубашку, он продолжал поглаживать ее по вздрагивающему затылку, думая о том, что большую часть своей жизни старался избегать женских слез. Слезы чаше всего означали гнев, разочарование, бессилие, разбитое сердце, а он просто не знал, что делать с этим. Каждый раз, когда какая-нибудь женщина начинала плакать в его присутствии, Харту хотелось оказаться как можно дальше от нее, предпочтительнее – на другом краю земли. В особенности это касалось тех случаев, когда слезы были вызваны какими-то его поступками или словами. При виде женских слез Харт терялся и начинал злиться.

Но, как ни странно, сейчас он не испытывал желания скрыться. Харт понимал, что Мелине просто необходимо выплакаться.

До настоящего момента она проявляла исключительную выдержку и самообладание, и он готов был тотчас зачислить ее в экипаж космического «челнока». Мелина делом доказала, что на нее можно рассчитывать даже в самой критической ситуации – она не подведет.

Но теперь кризис миновал, и Мелина Ллойд имела полное право на любое проявление чувств.

Наконец она перестала вздрагивать, рыдания стихли, но Харт не двигался до тех пор, пока не убедился – Мелина начинает успокаиваться. Только тогда он взял ее за подбородок и слегка приподнял голову.

– Ну как, лучше? – спросил он, глядя в ее дивные глаза. – Сначала меня тошнит, потом я реву, как дура. Паршивый из меня скаут!

– Я, кажется, еще не жаловался, не так ли? – Он улыбнулся, и Мелина улыбнулась в ответ.

Ее голова по-прежнему удобно лежала у него на сгибе локтя, лицо запрокинулось назад и вверх, и на щеке дрожала слезинка. Смахнув капельку пальцем, Харт не стал убирать руку, а прижал ладонь к горячей, все еще влажной щеке Мелины. Вторая рука легла ей на живот – между поясом брюк и все еще задранной полой жакета.

Губы Мелины были приоткрыты…

Ее рука, которая только что судорожно стискивала рубашку у него на плече, опустилась к пряжке его ремня, и Харт почувствовал, как по всему его телу раскатилась волна тепла. Это было так приятно и удивительно, что он, наверное, не отреагировал бы, даже если бы кто-то сказал: солнце вот-вот взорвется.

Сглотнув подкативший к горлу комок, Харт произнес хрипло:

– Мелина, я…

– Послушай, приятель, чертовски не хочется вам мешать, но я должен знать: как долго еще нам переть на юг по сорок пятому? – спросил с переднего сиденья водитель.

Магия момента была разрушена, но Харт еще некоторое время не двигался, надеясь, что волшебство вернется. Мелина опомнилась первой. Выпрямившись, она слегка отодвинулась от него, вытерла щеки рукой и убрала за уши растрепавшиеся волосы.

Поглядев в окно, Харт дал водителю соответствующие указания:

– Третий поворот налево, считая этот. Там нет указателя, так что смотри внимательно.

Краем глаза он продолжал следить за Мелиной – за тем, как она старательно делает вид, будто ничего не произошло, а ведь она не могла не понимать, что, если бы не болван-водитель, через несколько мгновений его губы коснулись бы небольшой, но уютной ямочки между ее ключицами, в которой мягко поблескивало украшенное рубинами золотое сердечко.

Почувствовав его взгляд, Мелина беспокойно заерзала на сиденье. Наконец, не выдержав напряжения, она подняла голову и посмотрела на него в упор:

– Куда мы едем, Вождь?

Прежде чем ответить, он многозначительно показал глазами на бритый затылок шофера.

– Ты ведь не боишься летать, Мелли?

ГЛАВА 29

Брат Гэбриэл молился.

Обычно он совершал молитву три раза в день – перед завтраком, перед ужином и перед сном. Сегодняшние вечерние молитвы брата Гэбриэла были особенно горячими и пространными, ибо плодотворен был и весь сегодняшний день. Особенно хороша была большая проповедь, которую он записал после обеда для воскресного телевизионного шоу.

Речь в проповеди шла о страданиях. Не о Страданиях с большой буквы, о которых написано в Откровении Иоанна Богослова, а о тех бедах и невзгодах, которые обрушиваются на людей в повседневной жизни. В проповеди брат Гэбриэл учил своих последователей, как решать проблемы, которые ежедневно встают перед ними.

«Оставьте ваши беды мне», – вещал брат Гэбриэл задушевно. Далее он объяснял, что подобная вещь возможна только в случае, если отягощенный невзгодами и горестями человек поверит в брата Гэбриэла и в его способность разрешить все проблемы прямым обращением к богу.

Внушить эту идею другим было нетрудно, потому что он сам верил в то, что говорил.

Он был воплощенное человеколюбие, сама доброта и сердечность.

Воплощенное человеколюбие… Воплощенная любовь… Гм-м, неплохо, решил брат Гэбриэл. Нужно запомнить это словосочетание, запомнить и использовать. Ведь «любовь» – слово многозначное, которое вмещает в себя буквально все.

Внизу, во дворе под террасой, где он молился, расстилался широкий двор, на котором резвились дети. Каждый день после ужина им разрешалось в течение тридцати минут выходить во двор и делать все, что им захочется, за одним-единственным исключением. Никогда и ни под каким видом им не разрешалось смотреть телевизор.

Запрет, разумеется, не распространялся на проповеди самого брата Гэбриэла, которые передавались по специальной кабельной сети. Кроме них, телевизоры в поселке не принимали ничего. Запрещены были также газеты, радио и книги – за исключением тех, которые благословлял сам брат Гэбриэл. Это делалось для того, чтобы не засорять умы тех, кто жил в поселке и при Храме, мирской суетой и не отвлекать их от служения Истине.

Помимо всего остального, вечерние прогулки во дворе давали детям возможность увидеть брата Гэбриэла на молитве. В их головах, считал он, не должно быть места сомнениям в его глубокой вере. Таким образом брат Гэбриэл надеялся зажечь в каждом детском сердце горячее желание достичь того же уровня святости, которого достиг он сам.

Во время прогулки за детьми следили родные или приемные матери, однако брат Гэбриэл всегда настаивал, чтобы они не мешали детям играть в те игры, которые им больше нравятся. Как же иначе понять, к чему питает склонность тот или иной ребенок, в какой области он одарен больше, чем другие? Все это, считал брат Гэбриэл, можно узнать, наблюдая за играющим ребенком. Он уже отметил про себя: вон тот мальчик скорее всего будет ученым, а вон из той девочки может получиться хороший врач. Джоуэл был прирожденным спортсменом, Маргарет проявляла склонность к поэзии, а Уильям уже сейчас, в пять с небольшим лет, демонстрировал несомненные задатки лидера. Вокруг него постоянно собиралась толпа других мальчишек, которых тянуло к нему словно магнитом, и маленький Уильям командовал ими – в том числе и старшими по возрасту, – как полководец командует дивизиями и армиями. Сара обнаруживала талант актрисы или, вернее, лицедейки, ибо в ней было еще слишком много детского кривляний, но в случае спора или конфликта она же проявляла недюжинные дипломатические способности. Из Дэвида вышел бы неплохой продюсер, а Дженнифер обладала способностью привлекать множество верных и добрых друзей.

Естественно, что мальчики интересовали брата Гэбриэла больше, чем девочки. Девочки станут женщинами, а главная задача женщин – быть матерью. Однако это не мешало ему трезво смотреть на вещи. Женщинам – особенно в странах Северной Америки и Западной Европы – удалось проникнуть в такие важные области общественной жизни, как промышленность, политика, торговля, бизнес. И до тех пор, пока подобное положение будет сохраняться, он должен соответственным образом строить свою политику. Именно поэтому в Храме с юных лет девочек готовили к тому, чтобы они вступали в жизнь наравне с мальчиками. Существовали также такие виды деятельности, с которыми женщины традиционно справлялись много лучше мужчин.