Не говори никому, стр. 25

Я чуть не ответил, что они нас уже пустили, но сдержался. Дама в костюме даже не обернулась. Кудрявый сочувственно пожал плечами. Я выскочил наружу, привязал Хлою к одному из парковочных столбиков и вернулся. Кудрявый безропотно пустил меня на прежнее место. Вежливый.

Через десять минут подошла моя очередь. Молодой и чересчур восторженный менеджер проводил меня к терминалу и долго объяснял все тонкости поминутного тарифа.

Я кивал, делая вид, что слушаю, и не мог дождаться, когда же он отойдет.

Час поцелуя.

Вот где ключ к разгадке. В первом сообщении говорилось о «часе поцелуя», не о шести пятнадцати вечера. Почему? А потому, что это был шифр, на тот случай, если неведомые мне соглядатаи перехватят письмо. Кто бы ни послал его, он знал, что такая угроза существует. Кто бы это ни был, он знал, что о «часе поцелуя» известно только мне.

И здесь то же самое.

Во-первых, имя пользователя: Бэт Стрит. В детстве по дороге на бейсбольное поле мы часто проносились на велосипедах по Мовуд-стрит. Там, в облезлом желтом доме, жила одна вредная старуха. Она любила тишину и одиночество, а потому страшно ругалась, когда мы со звоном летели мимо. Наверное, в каждом городе есть такие мымры, и везде дети придумывают им клички. Нашу, к примеру, мы прозвали Бэтледи.

Я снова вошел в «Bigfoot» и набил в окошке: «Мовуд».

Справа молодой восторженный менеджер повторял привычную скороговорку моему кудрявому соседу. Я переместил курсор в окошко пароля.

С этим было легче. Как-то в старших классах школы Джордан Голдман шепнул нам по секрету, что нашел отцовские кассеты с порнушкой. Мы всей гурьбой завалились к Джордану в пятницу вечером. Никто из нас не видел ничего подобного раньше. Неловко хихикая, мы комментировали происходящее и казались себе жутко крутыми. Позже, когда нам надо было придумать имя нашей футбольной команде, Джордан предложил взять название одного из дурацких фильмов.

«Тинейджеры-секспудели».

Я напечатал пароль: «Секспудели».

Нажал на клавишу «Вход» и опасливо оглянулся на соседа, но тот, казалось, целиком погрузился в работу с поисковиком «Yahoo!». Напротив меня дама в костюме нетерпеливо слушала слишком бодрого для глубокой ночи работника «Кинко».

Я ждал предупреждения об ошибке. Вместо этого экран поприветствовал меня надписью:

А пониже:

Сердце забилось, как пойманная птица.

Я нажал клавишу «Показать сообщение» и почувствовал, как нога опять заплясала. И нет Шоны, чтоб ее остановить. За окном тосковала Хлоя; поймав мой взгляд, она залаяла. Я прижал палец к губам, приказывая псине замолчать.

Наконец-то сообщение!

А внизу:

Надежда, которая, как известно, умирает последней, яростно вырвалась на свободу. Я откинулся на спинку стула. Глаза наполнились слезами, но я улыбался, впервые за много дней.

Моя Элизабет! Она по-прежнему умнее всех.

20

В два часа ночи я упал наконец в постель и растянулся на спине. Потолок надо мной заходил ходуном, намекая на излишек выпитого. Пришлось схватиться руками за края кровати, чтобы справиться с качкой.

Шона спросила, не погуливал ли я. И добавила: «После свадьбы», потому что мою досвадебную жизнь знала назубок. Включая тот случай.

Тот самый, когда я однажды изменил Элизабет, хотя не уверен, подходит ли сюда это слово. Такое понятие, как измена, предполагает, что твоя половина обижена, а в моем случае, я уверен, Элизабет не пострадала. Вышло так, что в первые дни учебы в колледже я принял участие в своего рода посвящении в студенты, известном как «оргия первокурсников». Из чистого любопытства, разумеется, просто захотелось попробовать. Не понравилось. Обойдусь без банальностей типа «секс без любви неприятен». Приятен. Но чем легче переспать с тем, кого ты по-настоящему не любишь, тем тяжелее остаться с ним потом. Страсть неразборчива, а вот когда… как бы сказать… когда разрядка позади, очень хочется сбежать куда подальше. Секс может быть с любой, наслаждение – только с любимой.

Неплохо завернул, правда?

Кстати, Элизабет тоже могла выкинуть что-нибудь в этом роде. Отправляясь в колледж, мы договорились, что имеем право встречаться с другими, не уточнив, что именно значит глагол «встречаться», и оставив себе таким образом лазейку для маленьких экспериментов. Позже, в разговорах, она клялась, что ничего подобного не было. Так ведь и я утверждал то же самое…

Кровать все штормило, а я лежал и размышлял, что делать дальше.

С одной стороны, можно просто дождаться пяти часов завтрашнего дня. Хотя снова сидеть и ждать… Я был сыт по горло ничегонеделанием. На самом деле, пусть мне трудно было признаться в этом даже себе самому, там, на озере, я растерялся. Струсил. Вылез из воды и встал как столб, позволив похитителям оглушить себя. И даже после первого удара можно было ответить, на худой конец уклониться от второго. Броситься на обидчика или просто замахать кулаками. А я упал. Сдался и не сумел отбить у захватчика свою женщину.

Больше это не повторится.

Что, если снова поговорить с Хойтом? Боюсь, он был не слишком откровенен во время нашей последней беседы. С другой стороны, что это даст? Хойт или врет, или… или не знаю что. Однако в сообщении было четко сказано: «Не говори никому». Единственный шанс вызвать тестя на откровенность – рассказать, кого я увидел на экране. А к этому я еще не готов.

Я встал с кровати, снова включил компьютер и бродил в Сети до самого утра. К рассвету у меня созрело что-то вроде плана.

Гари Лэмонт, муж Ребекки, заволновался не сразу. Жена часто работала допоздна и иногда проводила остаток ночи на кушетке в углу студии. Поэтому в четыре часа утра он был озабочен, но не напуган.

Или пытался себя в этом убедить.

Гари позвонил в студию и нарвался на автоответчик. И такое случалось. Ребекка ненавидела, когда ей мешали работать. В фотолаборатории даже не было телефона. Гари оставил сообщение и вернулся в постель.

Он то задремывал, то просыпался. Пытался отвлечься, хотя все мысли были только о Ребекке. Жена была вольной птицей, и если что и омрачало их нежные отношения, так это его склонность к «мещанскому образу жизни, подрезающему ей крылья». Ее слова.

Гари сдался и дал Ребекке свободу. Не трогал крылья или что там у нее.

К семи часам озабоченность сменилась паникой. Гари поднял с постели Артуро Рамиреса, тощего черноволосого ассистента Ребекки.

– Я только лег, – заныл Артуро, но Гари объяснил ситуацию, и ассистент, который спал не раздеваясь, вскочил и ринулся к двери. Они договорились встретиться в студии.

Артуро добрался туда первым и нашел студию незапертой.

– Ребекка?

Никто не ответил. Артуро позвал еще раз. Безрезультатно. Он вошел и принялся осматривать помещение. Никого. Он отворил дверь в лабораторию. Привычный острый запах проявителя мешался с чем-то новым, незнакомым и почему-то пугающим. Чем-то очень человеческим. Артуро почувствовал, как волосы поднимаются дыбом.

Выходящий из лифта Гари услышал его дикий крик.

21

Утром я наскоро сжевал бублик и выехал в западном направлении, по Восьмидесятой автостраде. Путь занял три четверти часа. Восьмидесятая автострада в Нью-Джерси ничем особым не радует. Стоит миновать Сэддл-Брук, и дома как будто испаряются. Ты едешь между двумя рядами деревьев, пейзаж оживляют лишь дорожные знаки.

Повернув в сторону городка под названием Гарденс-вилл, я сбросил скорость и с замиранием сердца вгляделся в высокую траву на обочинах. Я никогда здесь не был – последние восемь лет избегал даже упоминания об этом пятачке земли, – но знал: именно тут, недалеко от шоссе, нашли когда-то тело Элизабет.