Ночь с незнакомкой (Лаки), стр. 25

— Но пока ты себя чувствуешь по-прежнему? — прошептал он, лаская ее.

Таня рассмеялась и потрепала его по голове.

— Пока да, но, может быть, нам лучше войти в дом?

— Пожалуй, — согласился Чейз.

Стоило лишь открыть дверь в квартиру, как он тотчас потянул жену на диван в гостиной.

— Чейз, — запротестовала она, — до спальни всего несколько шагов…

— Это слишком далеко.

Мужчина уже сорвал с себя рубашку, расстегнул «молнию» на джинсах и теперь решительно раздевал Таню. Только когда он уже вошел в нее, разум взял верх над страстью.

— Я не сделаю тебе больно?

— Нет.

— Но ты скажешь мне, если что?

— Хорошо, Чейз.

— Обещаешь?

— Обещаю, — простонала она.

Через несколько минут они уже лежали рядом, обессиленные.

— Я люблю тебя, — прошептала Таня, — и мне очень жаль тех, кто не испытывает такого счастья. Особенно я переживаю за Девон и Лаки.

Таня родилась в большой, работящей, но бедной крестьянской семье. О каком-то образовании, кроме средней школы, не могло быть и речи, поэтому на любого человека, окончившего колледж, она смотрела с неподдельным восхищением.

Поначалу Чейза привлекли в Тане ее мягкий характер и отсутствие претензий, а неуверенность в себе он считал очаровательным качеством. Сейчас Таня была явно очарована Девон Хейнс, и тем не менее жалела ее — такая уж у нее натура.

— Ты произносишь их имена так, будто они — пара.

— Думаю, они могли бы стать парой, если бы захотели, — отозвалась она задумчиво.

— Таня, — шепнул Чейз, играя ее волосами. — Ты станешь прекрасной матерью.

— Почему ты так думаешь?

— В тебе заложена безграничная способность к любви.

Глаза ее затуманились, пальцы легко скользили по грубоватым чертам его лица.

— Как хорошо ты говоришь, Чейз.

— Согласен!

Чтобы не прослезиться, она улыбнулась.

— Знаешь, что ограничивало мою способность к любви? Наша квартира. Несколько недель назад я говорила с агентом по продаже недвижимости. Она сказала, что, как только нам захочется купить дом, можно сразу же обратиться к ней.

— Она сказала?

— Это твоя старая подруга, Марси Джонс.

— Гусенок Джонс! — воскликнул Чейз, смеясь.

— Гусенок?

— Так мы ее называли.

— Ужасно!

— Нет, это всего лишь шутка.

— Она очень милая.

— Знаю, — согласился Чейз. — Мы дразнили ее, потому что она была высокой, костлявой, носила очки и все время что-то учила.

— Теперь ее черед смеяться над вами. Она преуспевающая деловая женщина.

— Да, я слышал. Она владеет компанией по продаже недвижимости?

— Знаешь, что? — спросила Таня, приподнимаясь на локте, чтобы заглянуть мужу в глаза. — Мне кажется, Марси была безумно влюблена в тебя в школе.

— Неужели? — Уже ничего не слыша, Чейз накрыл грудь жены ладонью и стал ласкать ее сосок. — Боже, как красиво!

— Она задавала много вопросов о тебе, о том, как ты живешь, и так далее.

— Гусенка Джонс всегда интересовали книги, а не мальчики, — отозвался он и обнял Таню. Ее тело опять приняло его. Задыхаясь, он прошептал: — Как можно говорить о чем-то еще?

15

Тут были теннисный корт, поле для игры в гольф, беговая дорожка, библиотека, забитая бестселлерами, но все-таки это была тюрьма. Встречу с мужем назначили на девять утра.

Девон ввели в комнату, где заключенным дозволялось встречаться с близкими, и ладони ее вмиг стали липкими от пота. Комната оказалась просторной и полной воздуха. Незанавешенные окна выходили в сад, который возделывали сами заключенные. Довольно удобные диван и стулья, на столиках свежие журналы. Посреди комнаты стоял кофейник с ароматным кофе и тарелочка с пончиками.

— Сейчас он придет, — сообщил охранник. — Наливайте пока кофе, ешьте пончики.

— Спасибо.

Девон не хотела ни кофе, ни пончиков. Оставив сумочку на стуле, она подошла к окну, нервно сжав кулаки.

Что сказать?

Может быть: «Грег, у меня роман».

Но это не было романом, речь идет об одной-единственной ночи.

Тогда: «Грег, я провела ночь с мужчиной».

Нет, это еще хуже.

Значит: «Грег, я поддалась минутному порыву страсти».

Страсти?

Страсти.

Как ни крути, но то, что случилось, было преисполнено страсти: всепоглощающей, туманящей разум и… прекрасной.

С той ночи, которую Девон провела вместе с Лаки, эта мысль не давала ей покоя. Она будоражила ее совесть, как потревоженный зверь; прорывалась сквозь самую траурную мелодию свежим, ликующим маршем.

Именно поэтому Девон считала себя обязанной признаться во всем Грегу. Если бы она не запуталась в своих чувствах, как в простынях, на которых они провели ночь с Лаки, ей, возможно, и в голову бы не пришло делиться своим секретом и рассказывать его кому бы то ни было до конца жизни.

Но вместе с чувствами оказалась затронутой и ее совесть. Она ощущала себя виноватой, поэтому ей необходимо было поделиться происшедшим с Грегом.

Ее замужество с Грегом носило необычный, поверхностный характер, но юридический документ тем не менее по-прежнему свидетельствовал, что они являются мужем и женой. По своему свободному выбору она дала ему клятву верности и так же свободно эту клятву нарушила.

Совершил преступление Грег или не совершил, использовал или нет ее колонку в газете для своих собственных целей, виновен он или нет — все это не имеет никакого значения. Она стала неверной женой.

Может, если бы их первая брачная ночь прошла так, как… Как она ожидала и хотела этого…

Если бы ее тело не жаждало любви и ласки, которых он ее лишил…

Если бы он не стал уклоняться от супружеских обязанностей.

Этот факт стал решающим. За несколько часов до первой встречи с Лаки она узнала, что Грег намеренно отказался от брачных визитов, предусмотренных в распорядке тюрьмы. Когда Девон попыталась выяснить, в чем дело, он уклонился от ответа и еще сильнее разозлился, когда она начала настаивать.

Грег умудрился суммировать отрицательные качества ее родителей: отцовскую поглощенность собственной персоной и материнское небрежение ребенком… Неужели она настолько нежеланна, что даже муж, заключенный в тюрьму, не хочег ее?

В коридоре раздались шаги. Девон отвернулась от окна, опустила руки, но затем вновь инстинктивно сцепила их. Она всегда заботилась о том, чтобы хорошо выглядеть на свиданиях с Грегом, стараясь, чтобы ее визиты были ему как можно приятнее, но сегодня даже с помощью прекрасной косметики не удавалось скрыть темных кругов, залегших вокруг глаз.

Сердце Девон забилось чаще, отдаваясь болью в груди. Во рту у нее пересохло. Она попыталась приветливо улыбнуться, но губы ее дрожали в вымученной гримасе.

В дверях появился Грег.

— Приятного времяпровождения, — пожелал им охранник и удалился.

Грег выглядел аккуратным и подтянутым: заключенные здесь носили не тюремные робы, а цивильную одежду. Окинув взглядом комнату, он прошел на середину.

Инстинктивно Девон поняла, что ему была бы неприятна широкая улыбка и радостное «с добрым утром». К счастью, сдержанность приветствия совпала с ее собственным настроением. Поэтому Девон молча и неподвижно стояла у окна. Только когда Грег подошел к ней вплотную, она заметила, что в руках у него газета, а лицо перекошено от ярости. Девон даже подпрыгнула от неожиданности, когда он с размаху швырнул газету на подоконник, после чего повернулся и вышел.

Она отыскала глазами заголовок: «Далласская газета», их извечный конкурент. Грег любезно подчеркнул красным нужную заметку, и Девон так и застыла от неожиданности. Сердце ее бешено колотилось, кровь гулко шумела в ушах.

А она так тщательно подбирала слова, чтобы рассказать мужу о случившемся!.. Оказалось, напрасно старалась. Газета дала обо всем омерзительно подробный отчет.

— Пообещай, что не прыгнешь с балкона и не будешь психовать! — В дверном проеме показался Чейз. Лаки говорил по телефону и махнул рукой, приглашая брата войти.