Аптекарь, его сестра и ее любовник (Фактор холода), стр. 33

– В магазине, где он покупает себе снаряжение. Зашел худа купить себе пару носков, а она сидела за кассой. Она ему чек пробила.

– И когда же это было?

– Когда он был в магазине? Не говорил. Сложил газету, взял карту и говорит, что будет подниматься на вершину. Я ему говорю: «Глядите, – говорю, – как бы вас медведь не задрал». А он засмеялся и говорит, что постарается, и потом, говорит, разве они не спят в это время года? Купил парочку этих, ну, батончиков с мюсли вон в том автомате и ушел.

– Он когда-нибудь упоминал о других пропавших женщинах?

– Не-а. Что-то не припоминаю… – Вдруг Элмер оборвал себя на полуслове. Он с хитрым прищуром покосился на Бегли, потом перевел старчески слезящиеся глаза на Филина, который тут же придал своему лицу непроницаемое выражение. Когда Элмер вновь перевел взгляд на Бегли, Филин вздохнул с облегчением. – Думаете, это мистер Тирни ворует женщин?

– Вовсе нет. Мы просто хотим поговорить с ним и кое-что уточнить, чтобы вычеркнуть его из списка возможных подозреваемых.

Бегли говорил совершенно бесстрастно, но провести Гаса Элмера ему не удалось. Старик покачал головой, почесал грудь под бородой.

– Вот уж никогда бы не подумал, что он на такую гнусность способен.

Филин подался вперед всем телом.

– Он когда-нибудь в вашем присутствии отпускал уничижительные замечания о женщинах?

– Как-как? Уничтожительные?

– Нет, уничижительные. В смысле, неодобрительные или нелестные.

– А-а. Насчет женщин?

– О женщинах вообще или о какой-нибудь женщине в частности, – уточнил Филин.

– Да нет, я ж говорю, он только раз и заговорил… – Опять Элмер смолк, достал пустую жестянку из-под газировки и сплюнул в нее. – Погодите. Одну минуточку. Я кое-что вспомнил. – Он закрыл глаза. – Да, теперь припоминаю. Прошлой осенью дело было. Сидели мы вон там, на веранде, любовались листвой. Вот он и говорит, не хочу ли я выпить. А я ему: почему бы и нет? Согреться, понимаете, а то осенний воздух, он, знаете… пробирает. И тут уж не знаю, как, а только зашел у нас разговор про Датча Бертона.

– Шефа полиции? – удивился Филин.

– Вот-вот. Датча тогда только назначили шефом, всего с месяц как, не больше, вот мы с мистером Тирни и толковали, как он ну вроде отхватил кусок не по зубам: все эти пропавшие женщины, и все такое.

– И что же именно сказал мистер Тирни?

– Да ничего. Только это. – Элмер опять сплюнул в жестянку, вытер рот тыльной стороной ладони и улыбнулся им. – Вот вы меня спросите: он больше интересовался женой Датча. Теперь уже бывшей женой.

Бегли бросил взгляд на Филина, словно хотел убедиться, что тот слушает внимательно.

– А что насчет нее?

– Похоже, мистер Тирни познакомился с ней прошлым летом. – Ухмылка Гаса Элмера стала еще шире. О как будто почувствовал облегчение. – Вот что я вам скажу – он точно не гомик. Вот вы меня спросите, он прямо-таки втрескался в бывшую Датча.

Бегли перестал покачиваться в кресле.

– Втрескался?

Старик разразился хриплым хохотом.

– У него на нее встает, а вы уж как хотите называйте.

Глава 14

Лилли проснулась от холода. Она не сразу сообразила, где находится. Полностью одетая, она лежала под тремя одеялами, подтянув колени к груди, но от пробирающего по костей холода это не спасало.

Она лежала лицом к камину, но камин больше не грел. Угли, которые тлели, когда Тирни выключил свет, давно превратились в золу. Лилли откинула одеяло от лица и выдохнула через рот. Ее дыхание образовало облачко белого пара.

Должно быть, цистерна с пропаном опустошилась где-то посреди ночи. Теперь камин станет для них единственным источником тепла. Надо встать и подбросить поленьев в камин, разжечь огонь. Движение поможет ей согреться. Но она никак не могла заставить себя покинуть относительное тепло постели.

В комнате все еще было темно, тусклый серый свет еле пробивался из-за занавесок. Ветер ничуть не ослаб со вчерашнего вечера. То и дело раздавался стук обледенелых сучьев по крыше. Идеальный день, чтобы поваляться в постели.

Пожалуй, надо было соглашаться на предложение Тирни. Прими она тогда это предложение, возможно, ей бы не пришлось сейчас дрожать от холода.

Нет-нет, она приняла правильное решение. Такая близость, да еще в условиях полной изоляции, осложнила бы ситуацию бесповоротно. Она и без того осложнилась простым поцелуем.

Простым? Ну уж нет.

Он был захватывающим, хотя и коротким. Тирни сразу ее отпустил. Повернувшись к ней спиной, он продол разговор как ни в чем не бывало, словно никакого поцелуя не было. Он сказал, что теперь может лечь спать без особого риска, так как после сотрясения мозга прошло уже несколько часов.

Стараясь держаться так же естественно, Лилли признала его правоту.

Он еще раз предложил ей поесть, но она отказалась. Тирни кусок тоже не лез в горло.

Он предложил ей первой воспользоваться ванной. Пока она была в ванной, он перетащил матрац с кровати в гостиную.

К тому времени, как он вышел из ванной, она уже свернулась клубочком под одеялами. Тирни погасил свет и лег на диван, набросив на себя оставшиеся, правда, в меньшем количестве, чем у Лилли, одеяла.

Целый час Лилли не могла заснуть и не сомневалась, что он тоже не спит. Более того, она думала, что Тирни так и не уснул, когда ее наконец сморил сон. Все это время – с того момента, как он погасил свет, и до того, как она заснула, – Лилли пролежала в тревожном ожидании. Чего? Она сама не знала.

После поцелуя напряжение между ними возросло так, что его можно было резать ножом. Разговор начал спотыкаться. Они перестали встречаться взглядами, зато стали чрезмерно вежливы друг с другом.

Напрасно они так старались сделать вид, что поцелуя как бы и не было. Уж лучше бы посмеялись, уж лучше бы сказали что-то вроде: «Уф! Наконец-то с этим покончено. Ну, теперь, когда наше любопытство удовлетворено, можно успокоиться и заняться вопросами выживания».

Вместо этого они сделали вид, что ничего не произошло. Каждый боялся ошибиться, сказать или сделать что-то такое, что могло бы разрушить хрупкое равновесие. И вот к чему это привело: после их наигранных и неуклюжих попыток проигнорировать поцелуй Лилли стала ждать, что вот сейчас Тирни скажет «Ерунда все это», соскочит с дивана и заберется к ней на матрац, под одеяла. Потому что это был не просто поцелуй. Это была прелюдия.

«Я не настолько цивилизован», – сказал он тогда.

Еще миг, и вот он уже обхватил ее лицо своими сильными руками – она любовалась ими весь вечер – и прижался губами к ее губам. Ни минуты не колебался и разрешения не спросил. Он не казался ни виноватым, ни робким. Ни в малейшей степени! С той минуты, как их губы соприкоснулись, его рот был требовательным и жадным.

Он расстегнул ее пальто и сунул руки внутрь. Его руки обвились вокруг нее, он слегка согнул колени и притянул ее к себе и крепко прижал. Одно это без всяких слов говорило: «Я хочу тебя».

Теплая, текучая волна желания прихлынула к ее животу и бедрам. Какое это было блаженство – вновь ощутить прилив чувственности! Никакое вино, никакой наркотик не могли его вызвать или заменить. Никакое другое волнение не могло сравниться с этим пьянящим, щекочущим ощущением сексуального желания.

Боже, как давно с ней этого не было! Уж точно с тех пор, как Эми умерла. Ни у нее, ни у Датча просто не было эмоциональных сил на секс. Они пытались, но безуспешно. Ей трудно было притворяться, не ощущая ни малейшего желания, а отсутствие отклика с ее стороны нанесло новый удар по самолюбию Датча, и без того ущемленному. Он попытался придать себе уверенность самым простым способом: стал ходить на сторону. Это она могла бы простить. Ну… возможно, могла бы. Он искал у других женщин то, что она больше не могла ему дать.

Но вот чего она не могла ему простить, так это его похождений на стороне, которые начались задолго до рождения и даже до зачатия Эми.