Кот, который зверел от красного, стр. 28

Одд Банзен приехал в «Мышеловку» ровно в пять.

– Никак ты растёшь? – удивился фотограф, глядя на Квиллера. – Ведь не мог же ты так похудеть?

– Я похудел на семь фунтов, – похвастался Квиллер, не зная, что три из них – заслуга Коко.

– Где твои сумасшедшие коты? Прячутся?

– Спят на полке за книгами.

Банзен опустился в большой шезлонг, водрузив ноги на оттоманку, зажёг сигару и взял бокал с чём-то весьма спиртосодержащим.

– Вот если бы босс увидел меня сейчас!

– Чуть погодя придётся и потрудиться, – сказал Квиллер, приблизившись к отверстию и потрогав металлическую пластинку.

– Что у тебя на уме?

– Говори потише, – попросил Квиллер, – если возможно.

– Я что, слишком громко говорю?

– Да, есть немного.

– Так что мы будем делать? Не томи ожиданием. Журналист сел и закурил трубку.

– Твоя задача – изображать, будто ты делаешь снимки к статье о хозяине мастерской.

– Но без пленки в фотоаппарате?

– Мы можем сделать один-два кадра, но необходимо, чтобы фотоаппарат щёлкал всё время. И ещё. Я хочу найти предлог завести Коко в мастерскую, но нежелательно, чтобы предложение исходило от меня. – Он пригладил усы мундштуком.

Банзен узнал этот жест:

– Не может быть! Опять преступление!

– Потише, – сказал, нахмурившись, Квиллер. – Пока ты готовишься снимать, я пошарю по комнате, поэтому ты должен изо всех сил тянуть время.

– Правильно сделал, что взял меня, – сказал Банзен, – я могу устанавливать треножник гораздо медленнее, чем любой другой фотограф.

Позже, за табльдотом, фотограф понравился всем. Банзен умел развлечь общество, врываясь в разговор со своим громким голосом, бравируя юношеской манерой, слегка устаревшими остротами, веселя женщин и подшучивая над мужчинами. Розмари улыбалась ему, Хикси хохотала, даже Шарлот Руп и та была очарована, когда он назвал её куколкой. Макс Сорэл пригласил его с женой отобедать в его ресторане. Дэна пока не было.

Первое готовила Розмари. Она встала во главе стола и разлила по тарелкам холодный суп из кефира, огурцов, укропа и изюма, который приготовила за шестьдесят секунд.

– Лучшего супа я в жизни не едал, – объявил Банзен.

Дэна Грэма, опоздавшего к обеду, приветствовали холодно, только фотограф вскочил и протянул руку. Керамист весь так и светился от едва сдерживаемого самодовольства. Он постригся, и его поношенная одежда выглядела сегодня как-то лучше, чем обычно.

Макс Сорэл приготовил телятину маренго, которую подали вместе с картофелем, поджаренным миссис Мэрон, спаржей и сладким перцем.

Потом Шарлот Руп рассказывала всем, как приготовить салат.

– Нужно осторожно подсушить зелень на льняном полотенце, – поучала она, – очень важно листья не повредить. Режьте их осторожно… А теперь оформление. Я добавляю немного дижонской горчицы и чабреца. Потом смешиваю всё вместе. Осторожно! Сорок раз. Поменьше приправ, побольше перемешивать – вот в чём секрет.

– Лучшего салата я в жизни не пробовал! – объявил Банзен.

– Салат нужно делать с любовью, – отозвалась мисс Руп, поблагодарив кивком за комплимент.

Десерт из вишен приготовила Хикси.

– Ничего особенного, – сказала она. – Сложите вишни в блюдо. Возьмите кусочек масла и смажьте им стенки. Капните коньяку. Оп! Я налила слишком много. А потом… поджигаете. Voila! [6]

Из блюда полыхнуло синее пламя, и воцарилась завораживающая тишина. Даже Одд Банзен онемел.

Когда пламя стало гаснуть, Квиллеру показалось, будто что-то затрещало. Он посмотрел на Хикси и увидел, что её высоченная взбитая прическа вдруг съёжилась. Он вскочил, сорвал пиджак и кинул ей на голову. Женщины завизжали. Сорэл и Банзен кинулись на помощь, перевернув стулья.

С расширенными от страха глазами, онемевшая, Хикси вылезла из-под пиджака, ощупывая, что осталось от её прически.

– Волосы сухие, как солома, – сказала она. – Думаю, я налила на них слишком много лака.

– Пошли, Банзен, – сказал Квиллер, – нам пора за работу. Дэн, вы готовы?

– Подождите минутку, – сказал гончар, направляясь во главу стола. – Я плохой повар… я ничего не приготовил… Разрешите, я спою вам песню.

Все снова сели и без всякого удовольствия выслушали Дэна, певшего дрожащим тенором о красотах озера Лох-Ломонд. Квиллер видел, как у поющего от волнения ходит кадык, и ощутил острое чувство неловкости и даже вины за то, что они с Банзеном намерены вскоре предпринять.

Песня закончилась, и все из вежливости зааплодировали, только Банзен вскочил на стул и закричал:

– Браво! – и тут же тихо спросил Квиллера: – Ну, как у меня получается?

Когда все расходились от стола, продолжая обсуждать спасение Хикси, Квиллер помог фотографу перенести оборудование из машины наверх.

– И зачем вам столько аппаратуры? – удивился гончар.

– Большому кораблю – большое плавание, – бросил Банзен, возясь со своим хозяйством.

– Вот что мы думаем, – объяснил Дэну Квиллер, – мы сделаем сначала серию фотографий, демонстрирующих, как вы работаете над кувшином, а потом ещё несколько снимков вы с готовыми работами.

– Погодите, – прервал его фотограф. – Это не пойдёт. Кому вы нужны в газете в обнимку с кувшином? Кто захочет смотреть на одинокого старика? – Он дружески ткнул Дэна под ребра. – Нам нужна огненная блондинка, чтобы все было как надо. У вас там наверху есть девушки?

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал гончар, – вам непременно надо такое-разэтакое. Но моя старуха уехала.

– Ну тогда как насчёт домашних животных? У вас есть кошки? Собаки? Попугаи? Боа? Самое лучшее, что мы могли бы сделать, так это поместить вас в газете с удавом.

– У нас был кот, – как бы извиняясь, сказал Дэн.

– Почему бы нам не взять одного из негодников Квиллера? – предложил фотограф с внезапным энтузиазмом. – Мы посадим его в большой кувшин так, чтобы оттуда торчала одна голова, а Дэна поставим сзади. Тогда вас точно поместят на первой странице.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Коко в своей голубой шлейке и на длинном поводке, ведомый Квиллером, вошёл в мастерскую с таким видом, будто уже бывал здесь раньше. Он не остановился, подозрительно принюхиваясь, на пороге, и не пополз на животе, как это обычно делал в незнакомых местах.

– Давайте начнём со снимка Дэна за гончарным кругом, – предложил Квиллер.

– Если честно, ребята, я специализируюсь по плиточной керамике, – сказал Дэн. – Но если это то, что вам нужно… – Он взял кусок глины и сел за гончарный круг.

– Убери из кадра кота, – распорядился Квиллер. – Снимем последовательно все стадии создания кувшина.

– Это у вас вряд ли хорошо получится, – сказал гончар, – у меня поврежден большой палец. – Глина начала крутиться, поднимаясь под его влажными руками, потом опускаясь, образуя объём, расползаясь в покатую горку, потом под давлением левого большого пальца в середине её образовалась выемка, и наконец горка превратилась в миску.

Всё это время Банзен щёлкал фотоаппаратом, подбегая то с одной стороны, то с другой и выкрикивая инструкции.

– Наклонитесь… Взгляните вверх… Поднимите подбородок… Не смотрите в объектив.

И всё это время Коко исследовал помещение, нюхая ступки и пестики, сита, черпаки, ковши и воронки. Особый интерес он проявил почему-то к весам.

– Самое главное здесь – глазурь, – объяснял Дэн. – У меня получилась холодная глазурь, коли понимаете, о чём речь.

– Заглянем-ка в чулан для глины, – решительно сказал Квиллер. – Может быть, там найдется что снять.

Дэн дернулся:

– Да там нет ничего, кроме оборудования, которое мы уже давно не используем. Ему лет пятьдесят-шестьдесят

– Я хочу посмотреть, – настаивал Банзен. – Никогда нельзя сказать, где получатся самые хорошие кадры, а пленки у меня много.

В чулане для глины было холодно и сыро. Квиллер задавал умные вопросы о глиномешалке, об устройстве, при помощи которого дробят глину, о фильтрах и, держа руку на поводке, ни на миг не спускал глаз с Коко. Кота привлекло отверстие в полу.