Кот, который болтал с индюками, стр. 18

– Нет, у меня проверенная временем электрическая машина, которая выучилась читать мои мысли и всегда знает, какую букву я собираюсь нажать. И всё же ничто не сравнится со стареньким ундервудом, его стучащими клавишами, весёлыми звоночками и солидным потрескиванием при переводе каретки. Нет, ничто.

Она оценила его чувство юмора и весело закивала.

– Можно мне называть вас Эдит? – спросил Квиллер. – У вас такое красивое имя…

– Пожалуйста, мне будет очень приятно.

– Скажите, Эдит, а вам никогда не хотелось принести Маунт-Вернон в дар городу? Не хотелось, чтобы дом, вместе со всем его замечательным убранством, превратился в мемориал трёх поколений врачей Кэрроллов, стал музеем, вызывающим в посетителях и чувство благодарности, и восхищение?

Слезы выступили у неё на глазах, и она быстро смахнула их платочком – настоящим, обшитым кружевами носовым платочком.

– Господи, даже не знаю, что сказать! – воскликнула она. – Вы затронули столько чувствительных струн. Вам даже не представить себе, какой отрадой это стало бы для меня, мистер Квиллер!

– Называйте меня просто Квилл, – попросил он глубоким волнующим голосом, который всегда творил чудеса. – Я не знаю, как вы предполагали распорядиться этим домом, но независимо от ваших планов мне очень хочется, чтобы вы серьёзно подумали о таком способе отдать должное памяти трёх поколений служителей медицины.

Полюбоваться старинными интерьерами будут приезжать люди из всех уголков Америки. Одну из комнат можно полностью посвятить врачам-пионерам, показать те простенькие медицинские приспособления, которыми они пользовались. Пилы для ампутации конечностей, ампутация без наркоза… вручную приготовленные лекарства… складные операционные столы, которые перевозили в докторской коляске и расставляли в кухне у пациента. В Историческом обществе нашего штата много таких раритетов, и оно вполне может предоставить их музею – включая, думаю, крупнейшую в мире коллекцию ночных горшков!

Словно не расслышав последней шутки, миссис Кэрролл отчеканила:

– Внучка предполагает получить этот дом в наследство.

– А примет ли она во внимание интересы города? – спросил Квиллер, отлично понимая всю абсурдность своего вопроса.

– К сожалению, нет. Она продаст его тому, кто предложит максимальную сумму, а что будет дальше – ей всё равно. По её мнению, здесь разместят супермаркет или парк развлечений. Хотя, думаю, всё это говорится, просто чтобы напугать меня.

– У вас составлено завещание?

– Оно у адвоката. Его следовало бы пересмотреть. – Она прикусила губу, потом снова заговорила: – Алисии с её шофером нет сейчас в городе. Я зашла в дом – проверить, в каком он состоянии. И пришла в ужас! Жестянки из-под консервов на моём чудном столе красного дерева… грязные тряпки, развешанные на японских статуэтках… какая-то дрянь в кухонной раковине. Алисия никогда не была аккуратной, но ведь не до такой степени! Причина, вероятно, в этом её… шофере. Я просто не знаю, что делать.

– Эдит, можно дать вам совет?

Услышав свое имя, она словно проснулась и внимательно посмотрела на собеседника.

– Да, разумеется.

– Немедленно пригласите своего адвоката. Возможно, он порекомендует вам нанять управляющего… сменить замки… безотлагательно оформить новое завещание. Сообщите ему о своём желании превратить дом в Мемориальный музей Кэрроллов. Ведь в нашем штате нет ничего подобного! – Он оборвал себя на полуслове, вспомнив о так и не осуществленной идее Музея Клингеншоенов, и уже с меньшим пафосом спросил: – Это вы придумали назвать дом Маунт-Вернон?

– Нет, мой свекор. Он был истовым почитателем Джорджа Вашингтона.

– Тем больше оснований сберечь дом. Не тяните, иначе окажется слишком поздно.

Возвращаясь от миссис Кэролл, Квиллер испытывал чувство глубокого удовлетворения. Но надо было преуспеть ещё в одном: уйти в тень, не выдать своей причастности к этой истории.

Во время ежевечернего телефонного разговора Полли сказала:

– В библиотеке сегодня не было ничего интересного, расскажи лучше, чем ты занимался.

– Сочинял свою колонку на вторник. А как у тебя дела с «домашним заданием»?

– Продвигаюсь. Ты, вероятно, не сознаёшь, как важно, чтобы проходы между книжными стендами были правильной ширины? Это существенно и для физического, и для психологического комфорта. Покупателям и продавцам нужно иметь возможность двигаться совершенно свободно. Если в какие-то дни магазин ломится от посетителей, это, конечно, неплохо для его репутации, но самое важное – исключить ощущение толкучки.

– Да-а, – многозначительно протянул Квиллер. -Все это страшно увлекательно.

– И всё-таки я собираюсь высвободить вечерок и посетить орнитологический клуб. Там будет выступать специалист по хохлатым пузанчикам.

– А что, это птицы? – осторожно поинтересовался Квиллер.

– Прелестные птички с жёлтыми грудками.

– Но почему у них такое странное название?

– Если хочешь, приходи в клуб и сам задай этот вопрос докладчику.

– Может, и приду. Что они там подадут на ужин? Снова пирог с курятиной?

Разговор старых друзей, каждый вечер беседующих по телефону, лился свободно и непринужденно.

– Ну, a bientot, – наконец сказала она.

– A bientot, – откликнулся он.

ДЕВЯТЬ

Когда Квиллер покидал амбар во вторник утром, коты проводили его до двери и, усевшись на пороге, внимательно выслушали всё, что он по обыкновению говорил им на прощанье, так, словно отлично понимали каждое слово. Он всегда сообщал им, куда идёт, что собирается делать и когда вернется. А они, стоило ему уйти, сразу же принимались носиться по всем этажам амбара, сметая лежащие на столах бумаги и опрокидывая мусорные корзинки. Если хозяин уходит, кот всегда колобродит , как отметил бы рассудительный Коко.

Путь Квиллера лежал в Брр, знакомый ему главным образом по вкуснейшим бургерам в кафе «Чёрный медведь» при отеле «Пирушка». В этот раз он впервые обратил внимание на расположенный через улицу от отеля сквер с небольшим фонтанчиком и не слишком удобными скамейками, посидеть на которых желающих не было.

Чувствуя прилив любознательности, Квиллер проехался по городу, увидел оживлённый деловой квартал… памятник шотландцам, основателям города… предместье, застроенное жилыми домами… и широкий проспект, именуемый Парковой дорогой. По обе его стороны расположились внушительного размера особняки, построенные ещё в девятнадцатом веке, а в самом конце, словно звезда на утреннем небосводе, сияло белое здание – копия Маунт-Вернона, построенная вторым доктором Кэрроллом. Всё в точности соответствовало оригиналу: и красная крыша, и широкие газоны; вот только трава на газонах безусловно нуждалась в стрижке.

Вообще-то Квиллер приехал в Брр, чтобы познакомиться с Максиной Пратт, которая, как теперь было решено, выступит на его спектакле ассистентом по звуковым эффектам. По огибавшей отель боковой улице Квиллер плавно спустился к пристани. На деревянных сходнях молодая женщина в яхт-сменской шапочке и синем спортивном костюме что-то втолковывала крупному блондину, стоявшему перед ней с молотком в руках. Он внимательно слушал, кивал на её разъяснения и наконец быстрым шагом направился в конец пирса укреплять расшатавшиеся доски.

А женщина повернулась и, увидев знаменитые на всю округу усы, приветственно вскрикнула:

– Квилл!..

– Вы жена Гарри или на время одолжили её куртку? – спросил он, указывая на слово «Максина», вышитое поперёк нагрудного кармашка.

– Гарри мне столько о вас рассказывал!..

– Трудно поверить, что такая прелестная женщина связала свою судьбу с этим волосатым чудовищем!

– Гарри действительно выглядит как медведь гризли, но на деле он ласковый, как котёнок. Мы вместе ходили на яхте. Он любил повторять, что вид паруса на горизонте и нежный шёпот ветра не могут не тронуть душу. И я поняла, что в этом человеке должно быть много хорошего.