Анонимный заказчик, стр. 43

— Наверное, надо в первую очередь заглянуть в старое дело, по которому Студент проходил, — сказал Белянчиков. — Определить его «подельцев». Все ли еще сидят или кто-нибудь, кроме него, вышел. А вдруг это неизвестный нам третий?

— Запрос на Петровку и в министерство я сделал. Просил срочно, — ответил Корнилов.

— А если арестовать Студента и рыжего как только они выйдут на связь с Бугаевым? — спросил Лебедев.

— Знать бы, что на встречу с Семеном пришел Райко, надо было брать, — с сожалением сказал Корнилов. — И его и рыжего. Да кто ж мог предположить, что такая опасная птица залетела? И кто знал, что мы ее провороним… — Он снял трубку внутреннего телефона. Спросил: — Варя, от Бугаева нет вестей? Как позвонит, сразу соедини. — Положив трубку, сказал, отвечая на вопрос Лебедева: — Конечно, будем задерживать. Дальше тянуть нечего. Вдруг они решат без Семена обойтись?

— Игорь Васильевич, — встрепенулся вдруг сосредоточенно чертивший домики на листе бумаги Белянчиков, — а если фото Студента и Осокина той старухе показать?

— Какой еще старухе?

— Блошкиной, — улыбнулся Белянчиков, вспомнив рассказ Семена Бугаева о том, как старуха падала в обморок к нему на руки. — У которой Лева Бур комнату снимал!

— Так, так, так… — заинтересовался полковник. — Это она говорила, что к Леве интеллигентные люди ходят?

— Она.

— Покажем. В розыске Студента она нам не поможет, но если опознает, цепочку мы замкнем. Что у нас осталось еще? Тетка рыжего? Но с ней встречаться нельзя. Участковый говорит — она в своем племяннике души не чает… Как ни предупреждай — может рассказать ему. Из лучших побуждений. А если не расскажет, так насторожится. Он и сам поймет…

20

В эту ночь Бугаев долго не мог заснуть. Беспокойно ворочался на скрипучей раскладушке. Зажигал свет — пробовал читать купленный в газетном киоске журнал и ловил себя на том, что, перевернув страницу, уже не помнит, о чем там шла речь. Возвращался назад, по нескольку раз перечитывал один и тот же абзац и никак не мог сосредоточиться. Снова и снова вспоминались ему события отошедшего дня, мелькание знакомых и незнакомых лиц, удивительное ощущение, которое испытывал уже не один раз, но которое всегда неприятно волновало — ощущение раздвоенности, когда приходилось скользить равнодушным взглядом по лицам своих близких товарищей и встречать в ответ такие же безучастные взгляды, понимая, какое напряженное внимание кроется за ними. А потом кружить на машине по городу, путать следы, стараясь в то же время, чтобы твои товарищи их не потеряли. И ощущать рядом теплое плечо врага…

Семен задремал. Но в это время с залива раздался резкий гудок. Бугаев открыл глаза, протянул руку к выключателю ночника, нажал, посмотрел на часы. Было без четверти четыре. Он поспал минут десять. Густой короткий гудок повторился. Семен поднялся, вышел на балкон. Начинало светать. Залив затянуло плотным туманом. У воды туман, сливаясь с ночной теменью, стоял темно-лиловой стеной, а выше был слегка подкрашен рассеянным светом встававшего солнца. Могучий гудок повторился еще и еще. Ему ответили дискантом другие оттуда, где, укрытый туманом, находился порт. Бугаев представил, как медленно, на самом малом ходу двигается теплоход, как мерно и уютно работает машина и, чуть шипя, пенится у форштевня балтийская вода. Поеживаясь от предутреннего холодка, он снова улегся в постель и с удовольствием потянулся.

«Вот сейчас я засну», — подумал Бугаев и не заснул. Вспомнил о том, что рассказал ему полковник про рыжего парня, усмехнулся. «Я-то сразу понял, что ты не Вася. Но вот что ты не просто Николай, а Николай Осокин… Такого сюрприза не ожидал!» Он стал перебирать в памяти все известное о рыжем. Выходило, что ничего серьезного об Осокине-младшем он не узнал. Никаких фактов, одни ощущения. «А участковый инспектор нашим ребятам сразу гору фактов выложил. Все правильно. У него факты, у меня — ощущения, но, может быть, мои ощущения важнее его фактов. Зарываетесь, майор, зарываетесь, — остановил он себя. — Участковый тоже встречался с рыжим, у него тоже, свои ощущения. Хорошие, наверное, ощущения, раз он ни в чем не засомневался. Но главное в том, что с рыжим Колей участковый встречался как с добропорядочным молодым человеком, племянником одинокой тетушки, которая на старости лет обрела помощника… И скоро его потеряет. А я встречался с рыжим, зная, что он состоит в шайке, которая собирается ограбить кассу, на счету которой уже есть одно покушение на убийство. Я смотрел на рыжего совсем другими глазами… — Но тут Бугаев вспомнил, как улыбнулся рыжий, когда он предложил ему в машине бутылку пива. — Ха, каждый улыбнется, когда его угощают пивом! — хмыкнул он, понимая, что не прав, что улыбки бывают у людей разные. У рыжего улыбка была добрая. — А как насторожился парень, когда я ему сказал про тюрьму? «Живым не дамся!» Детская бравада. Он еще непуганый сопляк. Никогда не сидел. Это я правильно подметил. Здесь мои ощущения меня не подвели. А вот рожа противная, с дурацкими баками… Баки он, может быть, отрастил, чтобы свои прыщи прикрыть, а лицо?.. — Он повернулся на бок, закрыл глаза. — Спать, спать, Семен Иванович!..»

Но плоское лицо рыжего стояло у него перед глазами: «Теперь-то уж он точно влипнет!» — с этой мыслью Бугаев наконец-то заснул.

И проснулся он с мыслью о том, что судьба рыжего предрешена. «Теперь он влипнет. И научится воровскому жаргону, которым так неумело пытался щегольнуть. И еще многому научится. Тому, что пострашнее любого жаргона».

Он занимался своими обычными утренними делами, а мыслями время от времени возвращался к рыжему. Легкое чувство досады владело им, словно и он, Бугаев, был виноват в грядущей трагедии Николая Осокина. «Как его в это дело затянули? — думал он. — Случай, недоразумение, дурные наклонности? Для мальчишки, не знавшего отца и воспитывавшегося без матери, любой повод годится. Прямая-то дорожка одна, а кривые разве сосчитаешь? Его бы, как Жогина, в больницу на время спрятать! — усмехнулся Семен. — А потом бы разобрались. А что? — думал он. — Если без иронии?.. В больницу, конечно, нельзя — тут и жуку станет ясно, что дело нечистое, а посадить на десять суток за мелкое хулиганство или еще за что-нибудь… Нет, арестовать его — значит поставить под удар всю операцию. Бандиты насторожатся. Уедут из города. И начнут все снова. И найдут еще какого-нибудь рыжего. Не рыжего, так брюнета… — Бугаев вздохнул. — Выходит, положение для тебя, рыжий безвыходное…»

Позвонил Корнилов. Спросил:

— У тебя что нового?

— Тихо. Ни звонков, ни гостей…

— Хорошего мало, — сказал полковник таким тоном, словно сам Бугаев был виноват, что преступники ему не звонят. Потом добавил потеплевшим голосом: — Колокольников в себя пришел. Белянчикову разрешили свидание. Ни рыжего, ни Студента Леонид Иванович не признал. Говорит, что мужчина, за которым следил, был покрупнее. И «морда ящиком». Попробуем составить фоторобот…

— Игорь Васильевич, — поинтересовался Семен. — А как эта версия про сыночка с папочкой?

— Не подтвердилась. Отец у рыжего умер. Фамилия у него материнская. Но где-то гуляет и сын Бориса Дмитриевича. От первого брака. Как только ему восемнадцать исполнилось, отец и помощь ему прекратил, и всякую связь с ним…