Смертельный блюз, стр. 22

Ревела труба Моската Муллинса.

— Прогони его, — Барон бросил взгляд на Тушу. — Он испортит нам игру.

Туша убрал револьвер и открыл дверь. Он не успел произнести и слова, как Муллинс ввалился в жилище Барона, глядя невидящими глазами.

— Выпить есть? Барон, у тебя есть виски?

Муллинс был пьян. Он стоял посреди комнаты и покачивался, мотая упрямой головой.

— Ну угостите же меня чем-нибудь! Сами все вылакали, шакалы!

— Убирайся! У меня нет виски, нет! — закричал Барон.

— Как вы смеете так разговаривать со мной! Вы знаете, кто я? А кто вы все тут? Дерьмо собачье!

Туша попытался справиться с пьяным, но это оказалось не так-то просто.

— Ты слышал, что сказал шеф? Уходи!

— Так вы обращаетесь со знаменитыми людьми! Не угостить друга! Где ваша доброта? Шакалы!..

— Сделай, что хочешь, но выброси его отсюда, — сказал Барон Туше.

Туша призадумался. Затем он резким ударом в живот заставил Муллинса согнуться пополам. Туша развернул трубача к двери.

— Иди! Тебе — туда! Не дожидайся, когда я выброшу тебя пинком под зад!

Кое-что Муллинс, конечно, соображал. Он с трудом выпрямился, посмотрел зло на Барона, понимая, что именно он источник зла. Глаза Муллинса налились кровью.

— Я уйду на собственных ногах, — прорычал трубач. — Но я сыграю вам напоследок.

Муллинс долго не мог приладить трубу к губам.

— У него внутри булькает, как в унитазе! — засмеялся Лапчатый.

— Давненько я не слышал, как поет унитаз! — захохотал Туша.

Барон молчал. Он предпочел обойтись без скандала — лишь бы осуществить собственный план с моей персоной в главной роли.

— Ну, играй! Чего молчишь? Набрался выше ватерлинии? — глумились Туша и Лапчатый.

Муллинс резко повернулся и ткнул тому, кто был ближе всего к нему, — Туше — прямо в кадык мундштуком от трубы. Музыкант догадался сделать то же, что и я днем, когда использовал багор в качестве оружия.

Второй раз за день я наблюдал, как съеживается этот эскалоп. Туша начал хватать ртом воздух, взмахивать руками.

Муллинс сказал очень спокойно, с достоинством:

— Если притронешься ко мне еще раз, выдавлю оба глаза.

Он вышел из домика, довольно твердо держась на ногах.

Вскоре мы услышали его вариации на тему блюза «Когда святые маршируют». Музыка отзвучала и смолкла вдали.

Туша изрыгал ругательства. Его лицо было багровым, глаз припух.

— Прикончу этого дудельщика! Скотина! — он ходил из угла в угол, не видя ничего перед собой. — Со мной такие штуки не пройдут!

— Я сказал, чтобы ты его отделал! — брезгливо посмотрел на подручного Барон. — Ты! А вместо этого он отделал тебя.

— Эта пьяная скотина напала так внезапно, — защищался Туша.

— Что мне теперь с тобой делать? Ты же инвалид! Сейчас тебя побил этот пьяница, а завтра — какой-нибудь мальчишка!

Туша засопел, но ничего не сказал.

— Ладно, — смилостивился Барон. — Тащи бумагу и ручку. Бойд будет писать письмо.

Я смотрел на этих убогих и вдруг понял, что идея с подставным «убийцей» придумана не здесь и не Бароном.

— Это не ваша идея, Барон, — сказал я. — Вы — всего лишь исполнитель. Идея красивая, не спорю. Но она вряд ли могла посетить такую голову.

Я выразительно постучал костяшками пальцев о стол.

— Ну, умник! — прикрикнул Барон. — Посмотрю, как ты будешь трепыхаться перед смертью.

— Вам платят за исполнение. А кто же тогда додумался прикрыться мной? — я размышлял вслух. — Вулрих? Нет, он от страха забился в угол. Бейли? Этот может. У Бейли мозги варят. Ему нужны деньги — от Вулриха. Он за ними и явился сюда. И не за двадцатью тысячами — это мелкая монета для Бейли. И вам за меня он заплатит дешево. А сам загребет всю кассу...

Туша и Лапчатый прислушивались к моим словам и молчали. Барон только промычал:

— Складно...

— Да, Барон, вы с Бейли сговорились! По каким-то причинам вас устроила именно моя кандидатура. Я еще разберусь, что тут за причины. Пока ясно одно: Бейли — организатор, Барон — исполнитель.

По установившейся тишине я понял, что попал в точку. Туша шевельнулся и как-то боком подошел к столу. Он положил бумагу и ручку.

— Все готово, шеф.

— Так! — Барон встал и потер руки. — Приступим!

Туша толкнул меня в спину револьвером:

— Сам напишешь, приятель, или тебе продиктовать?

Я устал стоять и решил, что дальнейшие события должен проследить в более комфортных условиях.

Я сел за стол, закинул нога за ногу.

— Писать ничего не буду. Вы убьете меня в любом случае, зачем же мне возводить на себя самого поклеп?! Нелогично.

Туша довольно сильно ударил меня стволом по голове.

— Пиши, что сказал шеф! Иначе я пристрелю тебя, поганая ищейка!

— Пристрели! И у твоего шефа не будет письма. А раз нет письма, значит, нет и «убийцы». Только труп. Третий труп в Бахиа-Мар, и только.

— Ты сам вынуждаешь меня, Бойд, устало сказал Барон. — Не хочешь уладить все миром? Пеняй на себя! Лапчатый!

Сучья лапка вытянула из кармана стилет.

— Я не забыл, как ты приласкал нас багром сегодня днем, — бандит пыжился: видимо, нож придавал ему уверенности в себе. — Тебе было смешно, когда мы плыли к берегу? Теперь настала наша очередь посмеяться!

Стилет блеснул в его руке, как ртуть. Лапчатый был мастером, понял я.

Он крепко ухватил меня за ухо и занес руку с ножом. Я инстинктивно дернулся, но дуло револьвера держало мою голову в напряжении.

— Мы решили, что ты должен утонуть! — верещал Лапчатый. — Но ведь, прыгая в воду, ты мог пораниться... у тебя могла лопнуть барабанная перепонка!

— Отчего ей лопаться? — попытался я остановить его.

— Шеф просил тебя по-хорошему. Так получай!

Я заорал от боли. Лапчатый ткнул мне в ухо узким лезвием, но пока несильно. Однако даже такой удар привел меня в ужас: подонки начали заводиться. Я чувствовал лезвие в своем ухе. Лапчатый давил все сильнее, на сотую долю миллиметра — он растягивал пытку и мог делать это всю ночь. За ночь от боли я сойду с ума — они выбросят меня в залив: концы, как говорится, в воду.

— Напишешь письмо? — Лапчатый продвинул лезвие еще на какую-то долю миллиметра в глубь уха.

— Напишу! — выдохнул я.

— Как быстро сдался, — разочарованно протянул Туша. — Я хотел посмотреть, как ты будешь корчиться.

Барон удовлетворенно расхаживал передо мной и еще раз, вторично, объяснял, что именно я должен написать. Потом, заглядывая мне через плечо, он подсматривал, что же я царапаю на бумаге.

Работа была закончена. Письмо с моим «признанием» лежало на столе.

— Ну вот, я выполнил ваше требование. Теперь с чистой совестью я могу сказать вам, что вы — осел.

— Можете обзывать меня, как хотите. Это уже неважно, — Барон просматривал написанное.

— А вам не хочется знать, почему я вас так назвал?

— Ну говорите, почему, — Барон отмахнулся от меня, как от осенней мухи.

— Вы — осел. Если верить моему «признанию», я совершил преступление вместе с Вулрихом. Точнее, Вулрих является соучастником. Он знал, что я убийца, но не выдал меня полиции. Страховая компания очень обрадуется моему письму и не выплатит Вулриху ни цента.

Барон рассмеялся.

— Кое-что вы соображаете неплохо, Бойд. А вы не додумались до того, что Вулрих передал все свое имущество Бейли в уплату долгов? Передал и страховой полис. Деньги должен получить не Вулрих, а Бейли. И Бейли их получит!

Троица заржала.

Барон первым перестал смеяться и прикрикнул на своих головорезов:

— Время дорого! Ночь пройдет быстро. Везите Бойда в гавань и постарайтесь обтяпать дельце без шума. Мы еще посмотрим, кто тут осел!

Глава 10

Туша держал меня за руку, впившись, как клещ. Лапчатый шел с другой стороны, прижав стилет к шее, у самой артерии. Если бы я попытался вывернуться, он — чирк! — и готово. С перерезанным горлом далеко не убежишь.

Мы долго шли вдоль яхт и других суденышек, пока я понял, куда мерзавцы ведут меня.