Амулет (Потревоженное проклятие), стр. 18

Так и с амулетом! Древние были весьма изобретательны во всяких делах, касающихся человеческой психологии. Быть может, амулет под определенным углом зрения действительно создает иллюзию ожившего глаза!

Борис, выслушав Паганеля, развел руками:

— Ну хорошо, сдаюсь! Если уж древние шумерийцы сумели овладеть электричеством, то и мы разберемся с этим глазастым кулоном!

Зоя, слушавшая нас вполуха, внезапно заинтересовалась:

— Что еще за кулон? Ой, как интересно! Ребята, расскажите! Ну расскажите, а?

Мы пожали плечами, косясь на Паганеля. Зоя внимательно посмотрела на отца:

— Папа!

Паганель заерзал на стуле, что смотрелось очень комично, учитывая его рост, кашлянул и проговорил:

— М-м-м… Видишь ли, дочка… Профессор с Николенькой нашли одну вещь, амулет, который имеет несколько необычные своийства. А потом его украли. Ну, мы с мальчиками и занимаемся сейчас поисками этого амулета.

Зоины глаза превратились в щелочки, и в них зажегся огонек любопытства:

— Ой, как клево! Ребята, расскажите! Ну, пожалуйста! Ну, я вас прошу! Так же нечестно! Как посуду мыть или одежду чистить, так «Зоенька, лапочка!..», а как что-то таинственное, так молчком!

В конце концов мы сдались, и Паганель с молчаливого нашего согласия коротко, обходя ужасные подробности, изложил суть дела. У Зои тут же нашлось множество своих, очень милых, но, увы, не оригинальных, мыслей по поводу нашей истории, но проговорили мы в результате очень долго. Старинные часы в гостинной пробили два часа ночи и Паганель чуть не силой разогнал нас, а когда мы с Борисом, заранее договорившись, засобирались ко мне, обьявил, что: «На время опреации «Амулет» эта квартира обьявляется не только штабом, но и казармой! Личному составу — отбой!».

Так я второй раз заночевал в квартире Паганеля. От впечатлений прошедшего дня голова моя буквально пухла, и я заснул чуть не в четыре утра, размышляя и взвешивая наши шансы…

День начался скверно. Холодный ветер, несущий мелкую морось, срывал с деревьев последние листья. Небо, еще вчера чистое и бездонное, сегодня затянуло низкими грязно-серыми тучами, поверхность Москва-реки морщинилась, по цвету напоминая старый асфальт. Все после вчерашних полуночных разговоров не выспались, даже всегда бодрый Паганель хмурился и вздыхал. Вяло пожевав что-то бутербродное на завтрак, мы с Борисом отправились вызволять одежду искателя из больницы. Паганель остался дома, изучать карту района предстоящих поисков тайника…

В больнице все прошло гладко, как по маслу. Нам без проблем выдали вещи Бориса, дежурная врачиха сообщила, что за нарушение режима больничный Бориса не будет оплачен, на что пострадавшему археологу было в высшей степени плевать.

И уже когда мы выходили из дверей, вчерашняя коридорная медсестра догнала нас и рассказала, что после побега Бориса его по телефону спрашивал старший брат, хотел навестить, и был очень опечален, узнав, что больной сбежал…

Борис посмотрел на меня долгим, холодным взглядом и тихо произнес:

— У меня нет братьев…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Вернувшись из больницы, мы рассказали Паганелю о таинственном звонке от сердобольного «брата» Бориса.

— Я так и думал! — кивнул Паганель: — Это Судаков! Боря, благодарите создателя, что он не застал вас в больнице!

— Да я бы его… — начал наливаться яростью Борис, однако Паганель махнул рукой: — Бросте, Боря, бросте! Вы врядли бы с ним справились — он необычайно верткий, жилистый, сильный человек!

И тут же сменил тон:

— Ну что, отправляемся в катакомбы?

Мы дружно кивнули, и пошли одеваться.

Путь наш лежал до станции метро «Маяковская», а дальше пришлось идти пешком. Спустя несколько минут Паганель привел нас к ни чем не примечательному дому на Тверской.

— Если все осталось, как прежде, тут, в подвале, должен быть вход в Подземную Москву! — обьявил он, потрясая ключами: — Если только никто не наложил на него лапы!

Мы спустились в подвал, Паганель включил фонарик, пошарил лучом по углам, пока не высветил старую, крашенную в цвет стен дверь. Заржавевший замок долго не хотел открываться, Борису пришлось повозиться своими отмычками, пока, наконец, обдав нас сыростью, дверь со скрежетом не отворилась.

Паганель раздал нам респираторы, махнул рукой, мол, вперед! И начал первым спускаться по старым, выщербленным ступеням.

Мы шагали по мокрому, грязному туннелю, прислушиваясь к далеким уличным шумам. Впереди, светя фонариком, бодро шел Паганель, уверенно поворачивая в боковые коридоры, протискиваясь в узкие лазы, перешагивая через кучи гниющих отбросов. За ним, тревожно озираясь, широким шагом, стараясь не отстать, шел Борис, а я замыкал шествие, переодически оглядываясь — мне все время казалось, что сзади, в освещенных тусклым, пробивающимся сквозь сливные решетки, светом, коридоре за нами крадется какая-то мерзкая, покрытая гнилой слизью тварь.

Зловоние в коллекторе стояло такое, что не одень мы по совету Паганеля респираторы, мы давно бы задохнулись. То и дело попадались трупы «домашних любимцев», сверху, с бетонного потолка свисала липкая, серая слизь.

— Сейчас будем спускаться глубже! — глухим голосом прокричал из-под респиратора Паганель, мы свернули в боковой коридорчик и по очень замусоренному пандусу побрели в глубь подземелий.

Вскоре луч фонарика выхватил из мрака высокую арку, за которой заблестела вода.

— Это подземная река! — прогудел Паганель, выходя на узкую кромку.

В низком, сводчатом туннеле дйствительно текла настоящая река широкий, полноводный поток, чуть курящийся испарениями. Темная вода несла всякий мусор, проплывали, покачивая горлышками, бутылки, в окружении палок, бумажек, окурков…

Мы, прижимаясь к стене, неудобно согнувшись, чтобы ненароком не соскользнуть в воду, заковыляли вдоль поземного Стикса.

— Максим Кузьмич, далеко еще? — пробубнил Борис, поправляя маску респиратора.

— Дойдем до мостика, а там — направо, и станет получше, суше, и респираторы можно будет снять! — не оборачиваясь, ответил Паганель. Ему, с его ростом, приходилось хуже всех — закругляющийся свод вынуждал археолога согнуться буквально в три погибели, да вдобавок еще нужно было идти вперед.

Мостик — бетонную плиту, лежащую над потоком, мы увидели минут через десять. На другом берегу виднелось темное полукружье прохода.

— Нам туда! — махнул рукой Паганель, первым ступая на мокрый бетон. Гуськом перейдя мост, мы вступили под кирпичные своды нового, узкого и сухого, тоннеля. На своем лице я ощутил ток воздуха — словно холодный ветерок подул. Паганель снял маску респиратора, повернулся к нам:

— Все! Канализационные коллекторы кончились! Сейчас мы приближаемся к метро, к Калужско-Рижской линии. Будьте осторожны, не теряйте меня из виду!

Мы с Борисом сняли душные, мокрые респираторы, и сухой, бедный кислородом, холодный и затхлый воздух подземелий ударил мне в нос. Я скривился, а Борис, напротив, с наслаждением вдохнул, и даже закурил.

Мы шли за Паганелем, в том же порядке, что и раньше.

— Максим Кузьмич! — спросил Борис, догоняя нашего проводника: — А если и тут неудача? Если он и не появлялся на этой… базе?

— Но проверить наши предположения мы все равно должны! Может быть, найдется кое-что из его вещей, если уж он сам не появиться! В любом случае исключать такую возможность мы не можем!

Неожиданно впереди замаячил свет.

— Это рабочий тоннель метро! — пояснил Паганель: — Тут безопасно, и никого нет! Мы пройдем по нему, потом пересечем действующую линию, а там уже рукой подать!

С горхотом и шумом пронесся где-то совсем близко поезд метро. Я поежился — было прохладно, да и страшновато. Я читал все эти модные года четыре назад публикации про гигантских тараканов и полутораметровых крыс в московсом метро, и хотя мой разум понимал, что все это — чушь, тело все равно дрожжало от страха…