Сын Чернобога, стр. 22

Глава 8

КРОВАВЫЙ СНЕГ

Неожиданный отказ кривичей от союза с киевлянами поставил Аскольда в сложное положение. Винить в этом он мог только себя, да еще, пожалуй, волхвов Даджбога и Перуна, которые своими неловкими действиями едва не погубили дело на корню. На кой ляд им понадобился этот юнец Олег, которого они объявили сыном Вия? Неужели нельзя было просто сунуть ему нож под ребро, чтобы облегчить задачу дураку Градимиру? А теперь князь Аскольд должен расхлебывать кашу, совсем не к месту заваренную кудесниками Коловратом и Людогневом. В досаде Аскольд так трахнул по столу рукой, затянутой в кожаную перчатку, что подпрыгнули расставленные на нем глиняные кружки.

Для постоя киевский князь выбрал усадьбу боярина Стемира, благо расположена она была недалеко от Смоленска, а довольно большое сельцо, раскинувшееся рядом, позволило разместить здесь до половины киевской рати. Все ближники Аскольда, взятые им в поход, сидели тут же на лавках, не снимая шуб. Если судить по лицам, то бояре и старшие дружинники были согласны с князем, во всяком случае, они косо посматривали на седовласых и седобородых Коловрата и Людогнева, которым в чужом тереме отвели лучшие места.

Кудесник Даджбога Коловрат был старше и кудесника Людогнева, и всех бояр и гридей, собравшихся в плохо протопленном зале. Пышная седая борода его лежала поверх выбеленного бараньего полушубка, а серые чистые глаза неодобрительно посверкивали из-под морщинистых век. Коловрат происходил из древнего Полянского рода, и слова Аскольда, пришлого варяга, его, похоже, задели. Во всяком случае, обычно бледное лицо его порозовело.

– Ты забылся, князь, – сказал Коловрат тихо и строго. – Грозить волхвам честному мужу не пристало.

– Не грожу я, – резко сбавил тон Аскольд. – А прошу совета. Ты сам видишь, кудесник, в какое положение мы попали. Что нам теперь делать – ратиться за Смоленск или возвращаться обратно?

– Идучи на войну, надо быть ко всему готовым, – возвысил голос Коловрат, чтобы его услышали бояре и гриди. – Мы тебе, князь, легкой жизни не обещали. Или забыл ты, на кого меч поднял? И вы, бояре, забыли? Не с добром пришли к нам варяжские гости, и не бог Световид простер над ними свою длань, а правитель навьего мира. Оттого и оплошал князь Градимир, что не взял в расчет, с кем дело имеет. И его позор – всего лишь подтверждение наших с кудесником Людогневом слов. Все вы, князья и бояре славянских земель, станете заложниками навьего мира, коли дрогнете в битве и повернете своих коней обратно. Пал кудесник Божидар, пали ладожские бояре, падут и смоленские старейшины, коли вы не вырвете их из лап пособников Вия, а вы все чешете затылки и сомневаетесь в словах волхвов Даджбога и Перуна.

Кудесник Коловрат задохнулся в собственном негодовании и умолк, лишь глаза его продолжали буравить посмурневшие лица бояр. Стар был уже кудесник. Этот поход мог подорвать его последние силы, но он тем не менее отправился с князем Аскольдом в кривицкие земли и сделал это, конечно, неспроста. Это понимали все бояре, сидевшие за чужим столом и пившие чужую брагу. Понимал и князь Аскольд. Похоже, Коловрат действительно верил в то, что говорил, а вот самого князя одолевали сомнения. Не верил он, что Воислав Рерик служит навьему миру, что, впрочем, не делало варяжского князя менее опасным и для Киева, и для самого Аскольда, и для хазар, которые с готовностью откликнулись на зов полян. Хазарский воевода бек Богумил остановился в соседней усадьбе, расположенной в пяти верстах, и в разговоре славян не участвовал, но именно на него кудесники Коловрат и Людогнев делали свою ставку.

Людогнева, кудесника Ударяющего бога, Аскольд знал плохо, ибо выдвинулся он средь Перуновых волхвов только в последние годы, после смерти Божидара. Людогнев был лет на пятнадцать моложе кудесника Даджбога, ему едва перевалило за шестьдесят и держался он подчеркнуто прямо. В его ненависти к Воиславу Рерику можно было не сомневаться, но ненависть – плохой советчик в делах.

– Не надо было пугать смолян сыном Вия, – мягко заметил Аскольд.

– Нет, – резко возразил князю Людогнев. – Знать об этом должны и бояре, и мечники, и простолюдины. Нельзя одолеть навий мир с закрытыми глазами.

– Заробеют мечники-то, – негромко сказал ладожский боярин Доброгаст, чудом уцелевший во время расправы, устроенной в его городе Рериком. – С варягами тяжко биться, а тут шутка сказать – навий мир.

– Навьями они станут, когда напитаются нашей кровью, – рассердился на соплеменника кудесник Людогнев. – А пока они просто люди, за плечами которых нет правды.

– Так бы сразу и говорил, – облегченно вздохнул киевский воевода Олемир. – А то напугал до полусмерти, из-за стола неохота вставать.

Бояре и гриди засмеялись, похоже, у них отлегло от сердца. А вот князь Аскольд облегчения не почувствовал. Не нравилась ему затея кудесников. Плетут они свои сети хитро, но еще неизвестно, кто в тех сетях окажется. Не исключено, что сами Коловрат и Людогнев, а за одно с ними и князь Аскольд.

– Варяги на подходе! – вбежал с криком в терем дозорный мечник.

– Ну вот и дождались, – вздохнул воевода Олемир, поднимаясь с лавки. – Быстро по земле ходит князь Воислав.

Паники среди киевлян не было. Вершники взгромоздились на коней, пешие ратники попрыгали в сани, и все вместе отступили к Смоленску, как это и было оговорено с беком Богумилом. Двухдневный отдых ободряюще подействовал на киевлян, усталых и перепуганных среди них не было.

У стен Смоленска они встретились с хазарами. Увы, далеко не всем удалось выскользнуть из-под удара стремительно надвигающейся варяжской рати. Примерно с тысячу киевлян, занявших небольшой городец в пяти верстах от Смоленска, были захвачена врасплох и перебиты. Эта горестная весть не на шутку огорчила Аскольда, но присутствия духа он не потерял. Под его рукой оставалось достаточно сил. Пять тысяч хазар, три тысячи конных и четыре тысячи пеших киевлян выстроились на заснеженном поле прямо под стенами Смоленска. По словам дозорных, варягов было не более десяти тысяч, но дозорные могли и ошибиться.

Аскольд оглянулся на город, раскинувшийся за его спиной. Смоляне в немалом числе собрались на стенах, но рассчитывать на их поддержку не приходилось. Не исключено, правда, что Рерик не знает об их измене, а потому и не станет с наскока атаковать киевскую рать, опасаясь бокового натиска кривичей из городских ворот.

Однако расчеты Аскольда не оправдались, варяжская фаланга стремительно ударила прямо в средину хазар и киевлян, выстроившихся в линию, как раз туда, где стыли в напряжении пехотинцы. Они осели назад, но строя пока не потеряли, а у конных киевлян и хазар появилась возможность взять в кольцо беспечного противника, что они и сделали, растянув свои силы по большому кругу.

Вероятно, это было ошибкой, ибо как только хазары и киевляне закрутили свой хоровод вокруг пешей фаланги, ощетинившейся копьями на все четыре стороны, им в спину ударили варяжские конники. Со стороны зрелище выглядело, наверное, странным, ибо вокруг пехотинцев, вцепившихся друг в друга, кружили сразу два конных хоровода. При таком раскладе удар смолян мог бы решить исход сражения, но у боярина Стемира не хватило смелости на столь решительный шаг. Аскольду и Богумилу приходилось рассчитывать только на себя. Варяжская фаланга теснила пехоту киевлян» орудуя длинными копьями, а конные дружинники и хазары, рубившиеся с новгородцами, ничем не могли помочь своим.

Сам Аскольд дважды едва не был выброшен из седла ударами варяжских копий. Первый раз его спас от смерти воевода Олемир, второй раз – бек Богумил, неожиданно оказавшийся рядом. Впервые в жизни князь Аскольд почувствовал, что годы берут свое и ему уже трудно противостоять молодым, налитым силой мечникам.

Натиск варягов не ослабевал, Аскольду даже показалось, что он усиливается. Князь вдруг всем своим существом ощутил приближение конца.

– Отводи пехоту к стенам! – крикнул Аскольду бек Богумил.