Точка разрыва, стр. 4
Старик ужасно избил его в тот вечер, сломал ему нос и пару ребер. Глаза Уайти распухли до такой степени, что он с трудом видел. Он боялся, что ослепнет.
Все были дома, когда это случилось: мама скрючилась в уголке в полубессознательном состоянии, лицо ее горело от побоев; Мэри Джин рыдала на диване.
Тогда папаша приступил к Тэнди, прямо там, в столовой. Уайти попытался остановить его. Но все, чего ему удалось добиться, – новая смачная взбучка, после которой он распластался на полу, беспомощно глядя сквозь почти закрывшиеся глаза.
Не вспоминай. Не вспоминай.
Тэнди боролась, боролась жестоко, слишком жестоко. Затем его отец вскрикнул.
Крик постепенно перешел в визг, а затем смолк. Потом раздался тихий, слабый звук, как будто ботинком раздавили жука, как будто хрустнула сломанная веточка, – это отец свернул шею Тэнди.
Наступила настоящая тишина, тишина абсолютная и гиблая – его феерическая сестренка превратилась в неподвижную тряпичную куклу на полу.
Суть происходящего проникала в сопротивляющееся сознание Уайти… и ускользала. Именно в тот момент Уайти Доббс окончательно сошел с ума.
глава 2
Вас приветствует Кей-Ди-Эл-Уай в самом начале десятого часа. С вами Ларри Пеппердин и Хэнк Уильямс-старший…»
Сколько еще?
Пятнадцать минут. Перезвоны музыки кантри заполнили ящик, казалось, что они обволакивают холодной жидкой грязью. Уайти Доббс потер рукоятку ножа, потом осторожно ощупал лезвие. Оно было теплым. Что, если они забыли?
Вдох.
Не смей думать об этом. Все это плевое дело.
Он не боялся гроба и не боялся быть заживо погребенным. Во всем была виновата темнота, одиночество среди всех этих воспоминаний, среди мелькающих перед глазами непрошеных сцен.
Вдох.
Полиция расценила это как самозащиту. Тело его сестры и перекошенное от побоев лицо Уайти не оставляли сомнений. Но все равно появились вопросы. Он уловил обрывок разговора полицейского с медсестрой в больничном коридоре:
– … Какой-то кошмарный сон, мужик выпотрошен и разделан – прямо рыбное филе. А кровь, Боже праведный, – кажется, малыш просто купался в ней… Черт, было впечатление, что вся комната раскрашена ею. Двадцать два года на службе, а ничего такого не видел. К тому же, – скептически подвел итог полицейский, – ему всего пятнадцать.
– А что у него с волосами? – спросила сестра.
– Были каштановые до вчерашнего дня. Сейчас белый, как лунь. Каждый волосок побелел до корня, как у привидения.
Через четыре месяца, когда расследование было закрыто и газетчики потеряли интерес к этой истории, семья Доббсов покинула Балтимор и переехала с Восточного побережья на Западное, в штат Орегон. Удивительно, но полицейский вернул нож. Уайти поклялся, что тот никогда не покинет своего хозяина. Никогда.
Вдох.
«О погоде на Кей-Ди-Эл-Уай: четырнадцать градусов тепла. А сейчас блок местных новостей…»
Черная Долина – это вам не Балтимор, но местечко вполне подходило, ведь он уже не был Мелвином: все, включая мать, стали называть его Уайти.
Несмотря на всю свою ненависть к старику, Уайти унаследовал от него бешеный нрав и его похоть.
«Кормить змею» – так говорил его отец.
Уайти Доббс расстался с девственностью в музыкальном классе средней школы днем в пятницу. Девчонка попалась упорная.
Клик.
Флип.
Но нож ее убедил.
На тот момент с убийства его тети прошло всего шесть часов. Он еще пальцами чувствовал, как душил ее подушкой, ощущая особое возбуждение.
Полиция установила, что тетя умерла во сне. Им досталось небольшое наследство плюс дом, а это означало, что его мать могла спокойно продолжать пить, предоставив Уайти его собственным планам.
Из своих ночных походов он приносил карманные деньги. Было немало развлечений. Приблизительно раз в две-три недели Уайти выбирал дом, иногда в Черной Долине, но чаще в других городах, пробирался внутрь, когда там никого не было или хозяева спали, забирая те вещи, которые можно было спрятать в миртовой роще. Иногда он овладевал женщиной, если она жила одна или ее отец или муж отсутствовал. По его подсчетам их набралось уже восемь после музыкального класса, восемь разных женщин – и ни одного сообщения в полицию. Нож иногда мог быть очень убедительным.
«Если вы хотите получить качественное обслуживание и дружескую финансовую поддержку, приходите в Фермерский и лесопромышленный банк, который существует в Черной Долине уже тридцать пять лет», – квакало радио.
Не так уж давно.
Вдох.
Он снова начал хихикать. Если это самое ужасное, что они могли придумать, они и впрямь слизняки.
А что, если они навсегда погребли его на вершине холма? Черт, они же оставили ему баллон с кислородом и радио, во имя всего святого?!
Холм Хокинса.
Надеялись испугать его? Ну да, до него тоже доходили эти россказни… Высоко над городом, в обрамлении лесов, с лысой вершиной, на которой росла лишь чахлая трава, возносился холм Хокинса – источник слухов и легенд.
Отравленная земля, танцующие привидения, проклятый холм.
Да ладно.
По радио Ларри Пеппердин сообщал последние местные новости, что-то о собрании городского совета, потом о каком-то происшествии на дороге в город…
Вдох.
Холм Хокинса.
Что-то холодное коснулось его ноги. Уайти Доббс взвизгнул под своей воздушной маской.
Что за черт? Холодный рассудок изменил ему, в мозгу засверлила назойливая мысль. Крысы? Змеи? Еще хуже? Неужели что-то могло проникнуть в закрытый гроб? Левой рукой он ощупал ногу. Всего несколько капель воды. Он потрогал обшивку крышки – мокрая. Гроб протекал!
«Надо будет пожаловаться в похоронное агентство Перкинсов, – он засмеялся, забыв свою минутную панику. – Наверное, идет дождь. Льет как из ведра, раз дошло даже сюда».
Странно, но радио о дожде умолчало. Новости закончились. Долли Партон запела разбитную песенку.
Что, если гроб и дальше будет протекать? Наполнится водой?
Вдох.
Он сложил нож, потом снова выпустил лезвие.
Клик.
Флип.
Звук успокоил его.
Нет, волноваться не из-за чего. Его время еще не истекло, а кроме того, у него оставался кислород. Даже если этот дурацкий гроб наполнится водой, он сможет продолжать дышать – ведь воздушный баллон непроницаем.
Уайти захихикал под маской.
Музыка по радио перестала играть.
– Это Ларри Пеппердин, и на Кей-Ди-Эл-Уай срочные новости. Свежая информация об инциденте на Ривер-роад…
Время почти вышло. Можно послушать.
– Полиция штата Орегон теперь с точностью утверждает, что все четыре человека погибли после того, как их машину сбил поезд на железнодорожном переезде к западу от города…
Вдох.
– Личности погибших установлены. Это… Вдох.
– …Мейсон Эванс…
Мышцы его руки свело судорогой.
– … Клайд Уоткинс…
Сильная дрожь прошла по спине.
– …Натан Перкинс…
Он принялся дышать прерывисто, истерически захлебываясь.
– …и Джон Эванс… Сердце оледенело.
– …О смерти всех четверых уже сообщено родственникам. Полиция считает, что катастрофа произошла из-за того, что подростки проигнорировали сигнальные огни…
Радио продолжало говорить, но Уайти больше не слушал.
Единственные, кто знал о нем, о том, где он был, единственные, кто мог освободить его, погибли.
Ему казалось, что мозг высох. Мысли растворились, понимание исчезло, выдержки не существовало. Мир уменьшился до всепоглощающей темноты крышки.
Он уронил нож и уперся в крышку гроба обеими руками, надавливая изо всех сил, каждой клеточкой своего тела. Пока руки не задрожали, а суставы не захрустели.
Крышка оставалась неподвижной.
Вдох.
– У нас есть обряд посвящения, – говорил Джон Эванс. – Чтобы знать, на что ты способен.
А теперь Джон мертв, Мейсон Эванс мертв, Клайд Уоткинс мертв, Натан Перкинс – тоже. И никто не знает, где находится Уайти Доббс. Никто не знает, что он зарыт заживо на вершине холма Хокинса.